В стихотворении “Бокал на полу” (“Becher am boden”) [ “Algabal”, S. 69] Альгабаль убивает гостей на своем празднике падающими сверху розами. Мне кажется. что это чисто эстетическое убийство, где император использует состояние опьянения у гостей, чтобы создать некий трагический спектакль и стать его главным актером. Смерть и формально преподнесена здесь очень эстетически. Аллитерация “und aus reusen \ regnen rosen” преуменьшает и даже в некоторой степени приукрашает этот жестокий акт. Здесь находит свое отражение аспект изображения смерти в качестве освобождения. Здесь отсутствует лирическое Я. Открытым остается и сомнение автора о приносящих смерь цветах: они “ласкают ?” (“liebkosen ?”) или “приносят наслаждение ?” (“laben ?”) , - и, наконец. автор решает - “благословляют”. Таким образом в стихотворении отражается интерпретация мотива смерти.
Мотивы смерти и жестокости имеют в “Альгабале” чисто эстетический смысл. Одним из важных аспектов смерти является то, что она рассматривается не как конец или катастрофа, а скорее как освобождение. Сам Альгабаль тоже испытывает тоску по смерти, особенно когда страдает от бессонницы или не может забыть “неприязнь” (“ungemach”) [ “Algabal”, S. 83] . Это желание умереть изображается эстетически, но не как спектакль, а как наслаждение самим существованием смерти и смертью вокруг себя. В данном случае идеалы Альгабаля не имеют ничего общего с реальностью.
Реальность - это бессонница и влечение, когда он в спешке идет “грешно [...] по чужим следам” (“suendig [...] fremden tapfen nach”) [ “Algabal”, S. 83] . Если интерпретировать стихотворение “На шелковом ложе” (“Da auf dem seidenen lager”) [ “Algabal”, S. 70] с точки зрения эротического мотива, то смерть представляется здесь наивысшей точкой повествования.
Убийство Альгабалем “детей под смоковницей” (“kinder unterm feigenbaum”) [ “Algabal”, S. 82] отображает смерть как спасение от “наказаний холодных отцов”, от “мирa порядка”, который не имеет ничего общего с наслаждением. Как Альгабаль обращается к мотиву смерти, чтобы остаться верным своим идеалам, так он учивает детей после “благословленного сочетания браком”, чтобы избавить их от неприятностей и противоречий жизни, которые означают конец счастья. Он убивает их ядом из кольца, которое всегда держит при себе. Альгабаль видит следовательно смерть как альтернативу жизни (а не как конец), к которой можно прибегнуть в любую минуту, если жизнь больше не будет к нему справедливой. В этой сцене также нельзя найти какого-либо сочувствия по отношению к детям, которых он лишает жизни в столь юном возрасте. Здесь скорее присутствует “совместная радость” (“Mitfreude”) за осуществление прекрасной мечты, мечты самого Альгабаля о смерти. Он наслаждается этой смертью так же, как наслаждается воспоминаниями об ужасной, и одновременно, трагически-красивой смерти людера, о которой призван напоминать ему каждый вечер кубок с выгравированным именем слуги.
Как же объяснить варьирующиеся изображения смерти и жестокости как освобождения и спасения в цикле “Альгабаль” ? Надо сказать, что за произведением стоит целое мировоззрение, которое в первую очередь связано с временем написания цикла. Оно тесно связано с декадентской культурой. Весь ужас этих мотивов снимается тем, насколько эстетично они изображаются. Необходимо признать, что они очень значимы для автора, который не осуждает и не клеймит смерть и жестокость, что , конечно, очень необычно с точки зрения современного общества, где смерть - это самое плохое, что может случиться с человеком. Необходимо упомянуть и о том, что некоторые поэты-символисты ( Георге, Хофмансталь ) говорили о “эстетической беспристрастности” поэта. Они считали. что жестокость может изображаться эстетически, и без обязательного морального осуждения. В творчестве Георге дальнейшими литературными примерами могли бы послужить стихотворение “Альгабаль и людер” [ George, Der siebente Ring, 920, S. 44] в цикле “Седьмое кольцо” (“Der siebente Ring”), стихотворения “Инфант” (“Infant”) [ George, Hymnen, 1987, S. 40] и “Напоминание” (“Mahnung”) [ George, Pilgerfahrten, 1987, S. 41].
В искусственном мире цикла “Альгабаль” не действуют законы общества и обычной морали. Как только в действие вступают жизнь или природа, за ними непременно должна следовать смерть, так как жизнь и природа не устраивают этот искусственно созданный мир.Недостающее сочувствие и новая интерпретация смысла смерти несомненно указывают на декадентство. Здесь несомненно огромное значение играет личность автора, поэта-символиста Стефана Георге, которому в этом искусственно созданном мире произведения позволено все, поскольку для него роль поэта заключалась не в моральном поучении общества, а в создании “духовного искусства”, “искусства ради искусства”, которое не должно было иметь никакого отношения к реальности, равно и как государство Альгабаля. Георге расширяет и дополняет принципиально положительный образ своего героя жестокими сценами, не желая одновременно, чтобы взгляды его производили на читателя плохое впечатление. Смерть приносит благоденствие., ведь гости не замечали, что они умирают. Смерть в произведении служит эстетическим целям и олицетворяет власть Альгабаля “конец всего / конец праздника !” (“Aller ende \ ende das fest !”). Смерть представляет собой “все хорошее”, но не в традиционном понимании, а с точки зрения законов государства Альгабаля, где в убийстве заключена только “мнимая вина” и оно расценивается обществом как грех.
Этим циклом Георге хотел полностью отделить себя от общества, что объясняет отсутствие в “Альгабале” морали в её привычном понимании. Здесь царят иные законы, чем в реальности. Сам Альгабаль достаточно пассивен и аполитичен. Он печально оглядывается на прошлое, когда он был лишь священником, а не правителем мира. Тогда он “назывался лишь повелителем миров” (“nur herr der welten hiess”) [ “Algabal”, S. 78] , не был знаком с вещами вне своего мира, был еще молодым мальчиком (“knabe”) и разделял с богами (“goettern”) их веселье (“lust”). Когда же он становится императором, этому прекрасному беззаботному и молодому времени приходит конец, он должен уже заботиться о серьезных вещах. Альгабаль не хочет иметь никакого дела с внешним миром, отвергает политику как “глупый труд” (“bloedes werk”) [ “Algabal”, S. 68] , что впрочем соответствует представлениям Георге о “духовном искусстве”.
Особо хотелось бы выделить стихотворение “Взгляд с птичьего полета” (“Vogelschau”), в котором особенно четко отражен принцип “искусство ради искусства”. Оно представляет собой некий ретроспективный взгляд главного героя и начинается в претерите. Альгабаль наблюдает за птицами. Различные появляющиеся в стихотворении птицы ( лейтмотивы) указывают на отдельные места в цикле в обратной перспективе. Ветер, который веет “светло и горячо” (“hell und heiss”) [ “Algabal”, S. 85] относится к “короне мира” (“weltenkrone”) [ “Algabal”, S. 61] Альгабаля, где “цветные сойки” летают меж “чудесных деревьев” [ “Algabal”, S. 77] искусственного сада. Война, о которой говорится в стихотворении “Серых лошадей должен я запрячь” (“graue rosse muss ich schirren”) [ “Algabal”, S. 72] , внезапно появляется в образе “черных и темно-серых галок” (“dohlen schwarz und dunkelgrau”). Стихотворение “Взгляд с птичьего полета” показывает также особую перспективу, которая открывается герою. Альгабаль не просто наблюдает за птицами, они для него являются и оракулом: это “полеты орла” (“adlerfluege”) [ “Algabal”, S. 84] .
Последняя строфа содержательно повторяет первую с тем лишь различием, что в будущем ветер веет уже “холодно и ясно” (“kalt und klar”) [ “Algabal”, S. 85] . Слово “снова \ wieder” указывает на то, что Альгабаль готов вступить в другую жизнь. Этот переход сразу же появляется в стихотворении, поскольку главный герой умирает. Подчеркнуто здесь же говорится о том, что смерть опять “свидетельствует о более высокой жизни” (“von hoeherem leben zeugt”), а не является концом. В смерти Альгабаль находит самоосуществление, а цикл таким образом заканчивается, образуя замкнутый круг.
Глава IV: Использование поэтического текста как эффективного средства обучения иностранному языку
4.1 Поэтический текст на уроках иностранного языка, его роль в обучении
Одним из эффективных приемов в обучении иностранному языку является несомненно, использование поэтического текста, потому что этот прием в первую очередь способствует такому важному фактору как интерес к предмету. Задача учителя добиться, чтобы этот интерес был постоянным и устойчивым. Именно здесь ему на помощь приходит огромное количество поэтических произведений и текстов, которые открывают широкие возможности для эффективного обучения иностранному языку.
Стихи обогащают духовный мир ребенка, учат видеть красоту человека и природы, развивают чуткость к поэтическому слову, радуют и изумляют музыкальностью языка. Работа над поэтическими произведениями имеет большое значение для эстетического воспитания - систематического развития эстетических чувств, художественных вкусов и разносторонних творческих способностей - как на уроках при обучении иностранному языку, та и во внеурочное время.