«Was entbloesst die Anatomie des Kultes deutlicher als die gegen ihn gerichteten Schlaege?»21. Попробуем проанализировать известный пассаж из манифеста футуристов: «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности. Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней». Сбрасывание с парохода современности - жест, повторяющий свержение Перунова кумира в Днепр, а призыв забыть свою первую любовь - отрицание тезиса «Тебя ж, как первую любовь, / России сердце не забудет!..», который восходит к Откр. 2: 4. Иначе говоря, футуристы расправляются с Пушкиным как с божеством гетерогенным - вместе языческим и христианским22.
Недавно было выдвинуто предположение, что строки «Перекличка парохода / С пароходом вдалеке» в стихотворении «Пушкинскому Дому» отражают реакцию Блока на футуристский призыв «бросить Пушкина с парохода современности», о каковом призыве Блок вспомнил ввиду возобновившихся атак на Пушкина23. Наблюдение это само по себе, может быть, и не слишком удачно (футуристскую формулу Блок вспоминал в 1921 г. не со словом «пароход», а со словом «корабль»), однако в нем верно схвачена такая особенность блоковского стихотворения, как мнимость пейзажного реализма. Текст «Пушкинскому Дому» строится не столько на реалиях (невская навигация начиналась, разумеется, не со «звонами ледохода»), сколько на символах: Медный Всадник, Площадь Сената, Сфинкс. О символическом потенциале первых двух говорить нечего; что же касается Сфинкса, то к перечисленным коннотациям этого образа24 хотелось бы подключить - в связи с мотивами «загадочности» и «африканскости» Пушкина - футуристский тезис о «гиероглифичности» («Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов»), образ «мумии» из обращения Маяковского к Памятнику и, наконец, клише пушкинской «солнечности».
Уподобление Пушкина солнцу в 20 в. становится ритуальным: «Кому - быть солнцем. Имя - Пушкин» (Бальмонт); «Любовь! Россия! Солнце! Пушкин!» (Северянин); «Ты гений, солнце, Царь-поэт!» (Арский); «Солнце Поэзии Русской - взошло!» (Нелидова-Фивейская и Голохвастов); «В стране, где кровью преступлений / Весь облик прошлого залит, / Лишь твой великий, светлый гений / Сквозь сумрак тягостных мгновений / Еще сияет и горит» (Троцкая) и др. Эта метафора реактивируется в стихах Мандельштама («Сияло солнце Александра», «И вчерашнее солнце на черных носилках несут») и в речах 1921 г., противопоставляющих Пушкина силам мрака: Блок говорил о «сумрачных именах» исторических деятелей, Ходасевич - о «затмениях пушкинского солнца».
Финал речи Ходасевича - «мы уславливаемся, каким именем нам аукаться, как нам перекликаться в надвигающемся мраке» - как известно, наследует блоковским (из «Пушкинскому Дому») мотивам: ухода «в ночную тьму» и обращения к Пушкину как к заступнику («Дай нам руку в непогоду»). Эти мотивы, в свою очередь, вероятно, представляют собою ответ на стихотворение Мережковского «Дети ночи», в котором тем же четырехстопным хореем и от лица «мы» сообщалось: «Устремляя наши очи / На бледнеющий восток, / Дети скорби, дети ночи, / Ждем, придет ли наш пророк», а в финале этот пророк именовался солнцем: «Дети мрака, солнца ждем». Речь идет о солнце «Третьего Завета». Этим солнцем в поэтическом завещании Блока оказывается Пушкин. Если посещение Пушкинского Дома в 1916 г. оставило у Блока ощущение «мудрости, холода и пустоты государственности»25, то в 1921 г. он увидит в этом учреждении последний оплот культуры, храм светоносного бога и заступника26.
В заключение стоит привести пример, демонстрирующий совместимость описанных механизмов обожествления поэта. Речь идет о пьесе Боцяновского «Натали Пушкина», вышедшей отдельным изданием в 1912 г. в Петербурге и тогда же поставленной. Пьеса имеет подзаголовок «Жрица Солнца»: в таком наряде Наталья Пушкина появляется в начале пьесы на маскараде. Любопытно и то, что сам Пушкин на сцене показан лишь однажды и без реплик27.
Примечания
1 Цит. по.: Анненкова А.А. Отражение личности А.С. Пушкина в народном сознании // Пушкин и современная культура. М., 1996. С. 185.
2 Цит. по: Мейлах Б.С. Пушкин в восприятии и сознании дореволюционного крестьянства // Пушкин: Исследования и материалы. Л., 1967. Т. 5. С. 107.
3 Debreczeny P. Social Functions of Literature: Alexander Pushkin and Russian Culture. Stanford, 1997. P. 224.
4 Ibid. P. 227.
5 Впрочем, современные западные сведения об этой категории православной святости, кажется, вообще отмечены некоторой приблизительностью; так, в недавно вышедшем справочнике сообщается, что страстотерпцы «czеsto koесycie w klasztorze» (Romaczuk Sz. Страстотерптство <sic! - М.Б.> // Mentalno rosyjska. Katowice, 1995. S. 93).
6 Возвращение в мир молвы («Барышня-крестьянка» в народных пересказах) / Публ. О.Р. Николаева // Легенды и мифы о Пушкине. СПб., 1995. С. 297.
7 Анненкова А.А. Указ. соч.
8 Отчего, вероятно, в качестве источников привлечены «записи» Шергина и Гейченко, дающие вместе до четверти всех примеров.
9 Анненкова А.А. Указ. соч. С. 190.
10 Там же. С. 185.
11 См.: Михайлова Н.И. «Шоколад русских поэтов - Пушкин» // Легенды и мифы о Пушкине. СПб., 1995. С. 293-294.
12 См.: Московские легенды о писателях / Записи Е.З. Баранова; вступ. ст., подгот. текста и примеч. В.Боковой // Лица: Биографический альманах. М.; СПб., 1994. Вып. 4. С. 288-338.
13 Существование пушкинского имени в качестве и собственного, и нарицательного, а также явления, возникающие в силу этого двойного статуса, - все это достойно отдельного обсуждения. Здесь хотелось бы обратить внимание лишь на практику подыскивания соименных («соморфемных») Пушкину объектов массового культа. Cм., напр., посвященную юбилею Аллы Пугачевой заметку «Пу...- наше все!» (Итоги. 20.04.1999) или ироническое признание «Так кто / Ваш любимый поэт / Пушкин / и Винни-Пух» (Некрасов В. Стихи из журнала. М., 1989. С. 36.), а также развитие последнего мотива в «Пушкининане» Гецевича: «Пушкин - справа / Пушкин - слева / А народную тропу / проторил Некрасов Сева / прямо к памятнику Пу» (Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 188).
14 Неточным представляется толкование "неизвестно, кто; бог его знает, кто" (Елистратов В.С. Словарь московского арго. М., 1994. С. 387).
15 Первый известный нам случай фиксации этого оборота - кинофильм «Веселые ребята» (1934).
16 Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 391-392.
17 Лик Пушкина: Речи, читанные на торжественном заседании Богословского института в Париже. Paris, 1938. С.14-15.
18 Там же. С. 31, 36, 37.
19 См.: Перекресток России. 31.07.1998; Дело. 31.07-6.08.1998; Время. 8.08.1998. Надо сказать, что православная церковь ведет себя в этом вопросе весьма последовательно. Так, когда в прошлом году ликеро-водочное предприятие «Псковалко» вознамерилось выпустить водки «Александр Невский», «Довмонт» и «Пушкин», то первые два названия вызвали возражения Псковской епархии (см: Сегодня. 27.12.1998). По имеющимся данным, эти возражения не были учтены.
20 Последний мотив, к слову сказать, особо ценим - иногда как способ введения темы стигматизации; при этом готовность почувствовать себя мишенью Дантеса переживается не только текстуально («Мне кажется, он целится в меня...» - Доризо; «Комсомольцу кажется сквозь сон, / Что стоит у Черной речки он» - Светлов), но и биографически (дуэль Волошина и Гумилева состоялась у Черной речки, а дуэль Анисимова и Пастернака была назначена на 29 января).
21 Stammloser M. Erscheinungsformen des Kultes: Einfuehrung in eine hermeneutische Betrachtungsweise der Problematik. Zieghorn, s.a. Bd. 1. S. 957.
22 «Двоеверием» отмечены и современные пушкинские культы, о чем свидетельствуют примеры, приводимые в кн.: Эпштейн М.Н. Новое сектантство: Типы религиозно-философских умонастроений в России (70-80 гг. ХХ в.). [М.], 1994.
23 Лекманов О. «Перекличка парохода с пароходом вдалеке» (К вопросу о литературной эволюции). Работа известна нам в рукописи.
24 См.: Ронен О. «Россия - Сфинкс» // Новое литературное обозрение. 1996. № 17. С. 420-431.
25 Блок А. Записные книжки. 1901-1920. М., 1965. С. 305.
26 Замысленный как «литературный мавзолей» (Временник Пушкинского Дома. 1913. С. XVII), Пушкинский Дом со временем превратится в нечто вроде высшего законодательного органа в вопросах вероучения и религиозной практики и примется осуществлять государственный контроль за отправлением культа Пушкина, следя за чистотою обоих первоисточников - Писания и Предания, устанавливая каноны текстологии и границы толкования. Но это будет потом, а в 1921 г. Пушкинский Дом воспринимается Блоком не как Синод, а как анти-Синод. Стихотворение заканчивается строками «С белой площади Сената / Тихо кланяюсь ему». Это значит, что говорящий стоит лицом к Пушкинскому Дому (находившемуся тогда на Университетской наб., 5), т.е., собственно, отвернувшись от здания Синода.
27 В отсутствии Пушкина на сцене один из критиков усмотрел проявление авторского такта (Биржевые ведомости. 9.10.1912), другой - результат цензурного запрета (Русское слово. 9.10.1912). Пользуемся случаем выразить признательность Марине Бобрик и Алле Лапидус за ценные консультации.