Художественное пространство "Страшной мести" Н. Гоголя
Руднев Юрий
Цель данной работы - попытка охарактеризовать художественное пространство повести Н. Гоголя "Страшная месть", входящей в состав сборника "Вечера на хуторе близ Диканьки".
Описание пространства тут осложняется возможностью нескольких подходов к анализу текста, обусловленных характером самого этого текста. Во-первых, если воспринимать хронотоп как целостную структуру и учитывать время при анализе пространства (а сделать это представляется необходимым), то возникает первое разделение: на пространство соответствующее основному времени повествования (времени, на протяжении которого длится действие и в котором находиться рассказчик1) и пространство легендарное (оно разворачивается в песне слепого старца). В данной работе внимание будет уделено первому пространству, ибо легендарное тут по большей части просто мотивирует некоторые элементы основного пространства с точки зрения их функциональной роли (а высокая функциональность этих элементов в тексте бесспорна и будет раскрыта ниже). Тем более что почти все значащие детали легендарного пространства дублируются в основном (например, Карпатские горы; провал, где "дна никто не видал"; земля, сотрясаемая огромным мертвецом)
Далее можно выделить пространство географическое (т.е. пространство географических названий и ландшафтное пространство), ограничивающее и локализующее действие в Украинской земле (тут вырисовывается треугольник с вершинными точками Киев, Галич (Карпаты), Чёрное море, но при этом основное действие сосредоточено на одной из граней этого треугольника Киев - Карпаты2). Однако рассматривать такое пространство как самостоятельный и самодовлеющий элемент в структуре повести не представляется правильным, ибо здесь оно выполняет во многом подчинённую функцию (ср. пункт 3).
Наиболее важным структурным элементом пространства "Страшной мести", организующим всё пространство данной повести, является противопоставление своя земля - чужая земля, или же, иначе говоря этот свет - тот свет. Практически полная идентичность этих двух оппозиций подтверждается всем текстом произведения. Уже в самой первой его главке противопоставляются Заднепровье и чужая земля, где "и люди не те, и церквей Христовых нет". Далее, казакам как населению своей земли постоянно противопосталяются ляхи и "немалолюдный народ венгерский" как население чужой земли, наделённое уже явными чертами инакости, демонизма, инфернальности. Интересной тут представляется своеобразная градация по степеням инфернальности: турки - более дьявольский народ, чем ляхи-католики ("Горелки даже не пьёт! ... Мне кажется, ... что он и в господа Христа не верует. ... Поганые католики даже падки до водки; одни только турки не пьют"). Это полностью подтверждает и факт того, что основной инфернальный персонаж повести отец-колдун неоднократно называется в тексте турецким игуменом и носит турецкие шаровары, будучи в демоническом облике.
Такая пространственная организация полностью подчиняет себе собственно географическое пространство текста (охватываюющее всё, что так или иначе связано, в первую очередь, с географическимим названиями; при этом элементы ландшафта (такие, как реки (и самая главная река - Днепр), горы) имеют значительно большую самостоятельность и, как будет указано ниже, большее значение). Все города и страны отнесены к определённому, либо своему (Украина), либо чужому (все прочие страны), пространству, и соответсвенно определны как инфернальные и неинфернальные территории. Плюс к этому элементы такого полярно организованного пространства основного действия мотивируются легендарным пространством именно через связь с потусторонним миром (например, месть живым потомкам умершего преступника на месте преступления).
Ещё одним стержнем, организующим пространство повести, является Днепр, выступающий тут не просто рекой "без конца в длину, без меры в ширину", а своеобразной границей с потусторонним миром. Каждый раз когда он упоминается в тексте, а чаще всего это происходит в те моменты, когда кто либо из героев пересекает реку, происходит встреча двух миров: этого с тем или наоборот, в зависимости от того является пересекающий реку носителем инфернальности или нет. Частности, связанные с топосом реки-границы, будут рассмотрены ниже при непосредственном анализе текста.
Вторым важным элементом ландшафта, непосредственно организующим пространство согласно оппозиции этот свет - тот свет, являются горы. Тут противопоставляются вершина горы её подошве, или даже провалу, где "дна никто не видал". Причём носителем инфернальности может быть как тот, так и другой элемент, в каждом случае по разному (см. ниже).
Таким образом пространство повести будет рассмотрено как, в целом, организованное в соответствии с принципом оппозиции своя земля - чужая земля, подчиняющим так или иначе все остальные возможные структурно-организующие принципы. При этом особое место будет уделяться пограничным зонам с миром потусторонним, каковыми являются река Днепр и горы (в том числе и Карпатские).
Теперь имеет смысл сделать небольшое отступление. Исследователи традиционно выделяют в раннем творчестве Н. Гоголя фольклорные мотивы. В отношении "Страшной мести" наиболее частой и общепринятой является точка зрения, определяющая сюжет данного произведения как не имеющий параллелей в фольклоре. Однако некоторые его мотивы (страсть отца к дочери, освобождение узника кем-либо из родственников заточившего его лица без ведома последнего, мотив "великого грешника") имеют корни в устном народном творчестве, хотя часто либо мотивированы Гоголем по-своему, либо не до конца выдержаны в фольклорном ключе (например, в фольклоре "великий грешник" обычно получает прощение). Такие отдельные совпадения, часто совсем небуквальные и даже гипотетические, присущи практически всем топическим элементам исследуемого текста. Причём корни этих совпадений можно проследить не только в фольклоре, но и глубже, в области обряда3). Все такие совпадения, которые можно с большей или меньшей долей уверенности представить под мифопоэтическим углом зрения, будут рассмотрены в пределах данного исследования параллельно непостредственному анализу пространства. В качестве теоретической базы здесь будет использована работа В.Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки" [3].
"Шумит, гремит конец Киева" - так начинается повесть, и уже эта первая фраза даёт первую точку, исключительно важную для всего пространства произведения. Точечная структура этого пространства представляется тут несомненной: герои всегда действуют в определённом, ограниченном и даже отграниченном месте (хутор пана Данилы "промеж двух гор"). Исключения составляют только те случаи, когда происходит переход из этого в тот мир или наоборот, но и тогда герои как бы "зависают" на месте (например, на середине Днепра). Вообще же перемещения героя не характерны для текста, они происходят большей частью где-то между двумя главками. Единственное исключение - бегство колдуна в конце основной части, но и здесь основное значение сосредоточено не на перемещении непосредственно, а на опорных точках пути, которые и создают эффект "искажённого", инфернального пространства. Вышесказанное подтверждает и характер пейзажа в повести: всегда легко обнаружить ту точку, с которой обозревается всё пространство вокруг, причём точка это неподвижна (вид из лодки Данила во второй главке т.п.); и то, что произведение носит неэпический характер несмотря на наличие подзаголовка "старинная быль"4), и близко по целому ряду параметров к структуре волшебной сказки, которой, как отмечает Пропп [3], не свойственны описания пространственных перемещений.
Итак, вернёмся к Киеву - это однозначно неинфернальное и, по всей видимости, главное неинфернальное место в структуре пространства повести. Тут центр христианского мира, тут много церквей, монастырь куда устремляется колдун замаливать грехи. Именно о Киеве ничего не хочет слышать сходящая с ума Катерина, "и не молится, и бежит от людей, и с утра до позднего вечера бродит по тёмным дубравам" (однозначное противопоставление Киева демоническому пространству, где "хватаются за сучья некрещёные дети", где "из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы"). Однако место это всё же недостаточно защищено от представителей демонического мира (но неподвластно им (ср. пункт 8)): колдун неоднакратно оказывается здесь, совершая при этом преступления - убийство схимника, убийство сына Катерины. В целом демоническое в тесте противопоставляется Киеву очень часто. И совершенно неслучайно именно отсюда "стало видимо далеко во все концы света", т.е стало видно границы Украинской земли с потусторонним миром, и главное, стало видно Карпатские горы - центр этого потустороннего мира в повести, ибо тут и огромный мертвец, сотрясающий землю, и всадник на коне с младенцем, и, главное, провал без дна - т.е. непосредственный вход в инфернальный мир.
В первой главке Киеву противопоставляется более инфернальное место - хутор пана Данилы, т.к. Данило с женой приехали "с другого берега Днепра" (пересечение границы с тем светом). Плюс к этому, хутор этот "промеж двух гор" (аналогия с Карпатскими горами (см. ниже)). Но степень инфернальности здесь, как и во всех прочих точках пространства, кроме Киева и всё тех же Карпатских гор, не является изначально заданной и способна изменяться в собственную противоположность. Зависит это, главным образом, от факта нахождения или ненахождения в этом месте колдуна, который выступает тут чуть ли не в качестве основного организатора пространства по принципу вышеупомянутой оппозиции этот свет - тот свет. И не подвластны ему только основные центры (ср. пункт 7): появившись на свадьбе сына есаула Горобца, колдун не устоял против святой иконы и был изгнан ("Пропади, образ сатаны, тут тебе нет места!" - говорит есаул).