Ключевые слова здесь – «философские цели», литературная критика, по мнению Волынского, должна служить философии русского символизма, утверждать его идеи, создавать новую эстетику. Его мало интересовало, что символизм – это весьма пестрое и обширное литературное направление, художественный метод и потому не обладал собственной оригинальной философской системой и, тем более, не был ею, а приспособил к своим литературным нуждам и использовал на разные лады не очень оригинальный объективный идеализм и неоплатонизм своего духовного предтечи и учителя Владимира Соловьева, скорее кабинетного философа и университетского профессора, чем самобытного поэта. Критик «декадентского» журнала «Северный вестник» стоял за очередной возврат к «философской эстетике» (мы знаем это странное убеждение, что философская эстетика – это хорошо, а просто критика – плохо) и новый отказ от общественной роли литературной критики. Поэтому нашумевшая тогда книга его состоит из полемических журнальных статей, ибо «антиобщественному» критику «Северного вестника» Волынскому весьма сердито отвечали именно крепкие «общественники», маститые хранители наследия 1860-х годов.
Попробовал знаменитый автор «Силуэтов русских писателей» Ю.И.Айхенвальд задеть в этой предельно субъективной, безусловно, талантливой книге того же Белинского, и сразу поднялась эмоциональная буря не только в журнальной, но и академической среде, породившая известную книгу Айхенвальда «Спор о Белинском» (1914). Сразу же выяснилась подлинная цена «объективной» академической науки, не говоря уже о журнально-газетной либеральной критике. Ученые, призванные дать литературной критике научную оценку, предпочли примкнуть к безоглядным апологетам, пишущим священные иконы, а не верные портреты великих критиков-демократов. Они и другим запрещали иметь свое обоснованное суждение о Белинском и других критиках-демократах, а это уже не наука, а цензура.
А после октябрьской революции 1917 года и этот неравный спор был решительно прекращен «сверху», в Москве, Ленинграде и других городах поставлены соответствующие памятники, по спискам ЦК КПСС названы улицы и университеты, поспешно изданы «академические» собрания сочинений и бесчисленные книги и статьи, официальная канонизация Белинского, Чернышевского и Добролюбова была завершена на государственном и юридическом уровне. Не согласные с этой политикой литературные критики, и Айхенвальд в их числе, высланы или вынуждены были бежать из советской России, не сделавший этого автор вышедшей в 1918 году замечательной книги о Белинском Р.В.Иванов-Разумник подвергся за свои взгляды аресту и попал в концлагерь. Гениального критика Розанова уморили голодом у стен богатейшего монастыря России, а даровитого публициста-«нововременца» М.О.Меньшикова за его критические статьи просто расстреляли на глазах у семьи. И только в берлинском изгнании иронический В.В.Набоков смог написать главу о Чернышевском в своем романе «Дар», но и эту блестящую, неотразимую в своем саркастическом критицизме «книгу в книге» либеральная редакция парижских «Современных записок» с обычными для «левой» интеллигенции публичными обвинениями и истериками выкинула при журнальной публикации. Обыкновенная история… Инерция чисто русской «общественной» цензуры и кружковой демагогии возобладала и в вольном Париже, словно люди никуда не уезжали. Ибо то же самое я видел в «послетвардовской» редакции либерально-интеллигентского «Нового мира» в 1970-е годы, когда там печатался.
Давление тоталитарной и групповой мысли на сферу критического суждения в России всегда было велико и усложнило многие писательские судьбы, открыв дорогу номенклатурному официозу, который и завалил эту дорогу неудобочитаемыми «кирпичами» политиздатовских и гослитовских монографий о корифеях революционно-демократической критики. Тем не менее, о литературной критике продолжали много и интересно писать, несмотря на понятный риск и все официальные и цензурные препоны, хотя и «протаскивали» иногда свои чисто литературоведческие работы по цеху эстетики в издательстве «Искусство» (книги В.К.Кантора «Русская эстетика второй половины XIX столетия и общественная борьба» и Б.Ф.Егорова «Борьба эстетических идей в России середины XIX века», целиком, вопреки «идеологическим» названиям и редакциям издательств, основанные на материале литературной критики), появлялись капитальные историко-литературные монографии типа классической в своем роде книги Н.И.Мордовченко «Русская критика первой четверти XIX века» (1959) и сборники научных статей, были, помимо уже упоминавшейся книги Б.И.Бурсова и работ Б.Ф.Егорова (содержательна и его последняя книга «От Хомякова до Лотмана»), любопытные статьи В.В.Кожинова, Ю.И.Селезнева и П.В.Палиевского, блестящая работа известного пушкиниста С.Г.Бочарова о К.Н.Леонтьеве, вышла по-«литгазетски» осторожно взвешенная, кружково-«цеховая» книга лезущего в номенклатуру будущего благополучного владельца окололитературного холдинга «Знамя» С.И.Чупринина «Критика – это критики. Проблемы и портреты» (1988), где некоторых несимпатичных автору критиков и многих реальных проблем этого «горячего», весьма опасного «цеха» просто нет, что как-то не вяжется с директивным названием книги. И, конечно же, написаны замечательные академические работы по теории критики – «О мастерстве литературной критики» того же Б.Ф.Егорова и «Анатомия литературной критики» А.М.Штейнгольд.
Далее наступила и еще не завершилась смутная пора «преодоления догм» и «смены вех», она в первую очередь коснулась и истории русской литературной критики. Результаты прежней многолетней работы в этой области обобщены в солидном вузовском учебнике «История русской литературной критики» (2002), появились по-новому написанные книги о Белинском (Г.Ю.Карпенко, Е.Ю.Тихоновой и др.) и даже о «запретном» Булгарине (работы А.И.Рейтблата и Н.Н.Акимовой), но главное еще впереди, полная и подлинно научная история русской литературной критики только создается, и в этом пестром потоке интересных переоценок пока лучше видны и понятны мы сами, наше переходное время. Объективная, т.е. научная оценка наследия русской литературной критики еще впереди. Выяснилось, что мы пока не очень далеко ушли от времен Айхенвальда, нам по-прежнему запрещают всякий разумный и обоснованный научный спор, любые объективные суждения о том же Белинском, о котором, как оказывается, все уже давно сказано и написано.
Очевидна и в наши дни сохранившаяся прежняя «неакадемичность» подхода к критике как явлению общественному, запечатлевшему долгую и непростую жизнь русского общественного сознания через художественную литературу, это меняющееся общество и диалектику личности, ее души показавшему в своих художественных образах. Эта «неакадемичность» продолжает во многом определять наши споры и исследования. Раньше русская читающая публика с полным основанием считала мыслителями великих наших писателей и верила им как учителям жизни, отворачиваясь от штатных университетских мудрецов и докторов философии. Обиженный и удивленный этим обстоятельством чешский философ Т.Г.Масарик после бесед с Львом Толстым восклицал: «Поэтому в России так процветает литературная критика и так бедна философская критика».
И теперь видим, в сущности, то же, хотя уровень писателей-мыслителей и самой литературной критики совсем иной. Иногда кажется, что литературы сейчас нет, значит, нет и критики тоже. Да, прежних нет и не будет, новые будут, и мы их увидим, дождемся, кончится же когда-то постмодернистское безвременье, заменившее подлинную критику с оглядкой на мнение влиятельных, т.е. денежных людей составленными ежегодными списками букеровских и иных номинантов (см. статьи А.Латыниной и П.Басинского в «Литературной газете»), превратившее ее в обслугу. Ничего плохого здесь нет, такова жестокая, но справедливая русская традиция, придут другие учителя жизни, изменятся и сами читатели.
А время и место литературной критики в России останется прежним: «Она есть строгий и обстоятельный комментарий к литературе, который вносит в нее недостающее, исправляет неправильно сказанное, осуждает и отбрасывает ложное, и все это – на основании сравнения ее содержания с живой, текущею действительностью, как понимает ее критик» (В.Розанов). И в то же время, русская критика – не поставленный Добролюбовым беспощадный окололитературный часовой, не слуга одного только общества и текущей действительности, никто не избавлял ее от литературности и художественности, от верного и глубокого понимания подлинного художества, образов литературного произведения и идей его творца, от неизменного уважения к происхождению и внутренним законам любого самобытного художественного мира, имеющего не только историческое, но и абсолютное значение. Этим объясняются неослабевающая энергия критического суждения, столь важная роль нашей литературной критики в духовной культуре и общественной жизни России.