Игорь Святославич не узнал о трагической судьбе трех других своих сыновей, которые уже после смерти отца вступили в жестокую борьбу за обладание Галицкими землями. В 1211 г. Роман, Святослав, и Ростислав были схвачены и повешены галицкими боярами.
Безымянный автор изображает Игоря мужественным воином. И хотя князь не показан в бою (описана отвага в сражении его брата Всеволода Буй Тура), отчаянная храбрость героя и всех Ольговичей неоднократно подчеркивается: "Храбрый Святославич", "Олегово храброе гнездо", "храбрый полк", "храбрые русичи". Даже в "золотом слове" Святослава Всеволодовича ("Тогда великыи Святъслав изрони злато слово с слезами смешано"), где киевский князь укоряет Игоря за то, что тот свел на нет его усилия по борьбе со степью, содержится отчетливое признание отваги участников сепаратного похода: "Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузе скована, а въ буести закалена". Великий князь призывает отомстить за раны Игоря. Симпатия автора к новгород-северскому князю, "иже истягну умъ крепостию своею и поостри сердца своего мужеством", безусловна. Не даром в роковые минуты затмения Игорь говорит своим воинам: "Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти… Хощу главу свою приложити, а либо испити шеломом Дону". Особую роль в характеристике князя играет мотив братолюбия, нежной привязанности его ко Всеволоду. Младший брат тоже демонстрирует преданность и любовь к инициатору похода: "Одинъ брат, один светъ светлый ты, Игорю, оба есве Святъславличя!".
Однако поражение Игоря стало причиной новых набегов кочевников. Поэтому, наряду с признанием отваги Ольговичей и их предводителя, автор "Слова" осуждает недальновидность Святославича. Жажда славы приводит героя к драматическим переменам в судьбе. Князь пересел "из седла злата, а въ седло кощиево" (рабское). По мысли автора, своим поступком новгород-северский князь пробудил горе, беду и "коварство", которые усыпил Святослав Киевский. Поражение Игоря - повод для поэтических раздумий автора обо всей Русской земле, раздираемой распрями эпохи раздробленности ("И нача князи про малое "се великое" млъвити, а сами на себе крамолу ковати"). В борьбе с половецкой угрозой необходимо объединение усилий правителей всех земель.
Выражают свое отношение к опрометчивому поступку Игоря и представители окрестных народов. "Кают" русского князя "немцы, венедици, греци и морава". Сама природа словно бы противится намерениям князя, предупреждает его. Так, опираясь на народно-поэтические традиции, создатель "Слова" показывает всю пагубность поступков Ольговичей. В результате поражения все объято печалью, тоска разливается по Русской земле, "въстона бо, братие, Киевъ тугою, а Черниговъ напастьми", "ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось". Все изменяется, когда Игорь бежит из плена. На смену печали приходит радость ("страны ради, гради весели"), а силы природы помогают недавнему узнику, Бог указывает беглецу путь домой.
Столь же контрастна и световая образность. Тьма солнечного затмения, черные тучи угрозы, мрак поражения ("оба багряная стлъпа погасоста" - имеются в виду два брата Святославича) сменяются в образном строе "Слова" светом в тот момент, когда Игорь оказывается на свободе: "Солнце светится на небесе, Игорь князь въ Русской земли". Финал произведения радостен. Все приветствуют возвращение Святославича, который славится автором вместе с остальными участниками похода.
Безусловно, одним из наиболее ярких образов "Слова", да и самым известным для читателей, благодаря литературе и искусству XIX-XX вв., является Ярославна. Жена Игоря, дочь Ярослава Владимировича Осмомысла именуется в тексте по отчеству, как и жена Всеволода Буй Тура ("красная Глебовна"). С конца XVIII в. считается, что имя Ярославны - Ефросинья. У Игоря Святославича было пятеро сыновей и дочь. Как уже отмечалось, три Игоревича погибли в начале XIII в., пытаясь завладеть Галичем. События этой драмы становятся не совсем ясными и объяснимыми, если принять точку зрения некоторых исследователей, полагающих, что Ярославна - вторая жена Игоря, а все дети князя - ее пасынки.
Образ тоскующей по мужу Ярославны - одно из ярчайших поэтических достижений безымянного создателя "Слова". Им, по сути, открывается череда многочисленных образов русских женщин в отечественной литературе и искусстве. В Ярославне воплотился внесословный идеал женщины Древней Руси. В отличие от княгини Ольги, мудрой и преданной памяти мужа мстительницы (такой она предстает перед читателем на страницах "Повести временных лет"), Ярославна - носительница лирического, женственного начала. Она воплощает в себе мир, любовь, семейные узы. Традиции средневекового искусства подразумевали особый религиозно-аскетический взгляд на женщину и ее судьбу. В "Слове" же, напротив, торжествует народное начало, восходящее к фольклору. Так, автор обратился к особому жанру - плачу (плач русских жен, плач Ярославны).
Плач русской княгини - весьма важный элемент поэтического строя памятника. Композиционно он предваряет рассказ о бегстве Игоря из половецкого плена. Ярославна, стенающая на высокой стене Путивля (город, которым владел ее сын Владимир, географически расположен ближе с половецкой степи), заклинает силы природы. В троекратном обращении к ветру ("О ветре, ветрило!"), Днепру ("О Днепре, Словутицю!") и солнцу ("Светлое и тресветлое слънце!") звучит и упрек ("Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?"), и призыв о помощи ("Взълелей, господине, мою ладу къ мне"). Природные стихии, словно бы отзываясь на мольбы Ярославны, начинают помогать Игорю, пережившему горечь поражения и раскаяние, в его стремлении вернуться на Русь. Всепобеждающая сила любви воплощена в плаче княгини, жалобы которой уподобляются крику кукушки, символизирующей тоскующую женщину. Печальный голос Ярославны летит над землей, он слышен на Дунае: "Полечу, - рече, - зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав въ Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцемъ его теле".
События Игорева похода описываются не только в "Слове", которое можно охарактеризовать как поэтический отклик на события 1185г. Гораздо более традиционный способ передачи драматических происшествий похода можно увидеть в древнерусских летописях. Повести на эту тему сохранились в составе Лаврентьевской (1377) и Ипатьевской (нач. XV в.) летописей. Эти большие своды донесли до нас повествования, созданные в XII в. в разных частях Руси. Поэтому летописные рассказы отличаются как по своей форме, так и по оценке случившегося. В Лаврентьевской летописи читается повесть северо-восточного происхождения. Ее создатель не очень заботился об изысканности формы своего произведения. Его, прежде всего, интересовали сами события, их последовательность. Кроме того, тут проявилось не сочувственное отношение к князьям из рода Ольговичей, а именно они оказались разбитыми в далеких половецких степях. Южнорусский летописец, рассказ которого донесла до нас Ипатьевская летопись, напротив, оставил весьма подробное, искусно построенное, а главное, исполненное сочувствия к Игорю и его сподвижникам произведение. Именно летописные повести, созданные в XII в., стали важнейшим подспорьем в изучении и комментировании текста "Слова".
"Слово" в силу своей уникальности занимает особое место в системе жанров литературы Древней Руси. Со всей наглядностью это можно заметить при сопоставлении с произведениями одной темы - летописными повестями, рассказывающими о походе Игоря. Вообще весьма сложно однозначно определить жанр широко известного произведения XII в. Уже в самом тексте можно встретить достаточно противоречивые определения - "слово", "песнь", "трудная повесть". "Словами" в Древней Руси называли ораторские произведения. В связи с этим немало внимания уделялось изучению именно ораторских приемов, соотношения "Слова" с произведениями риторов домонгольского периода. Особенно детально исследовал эту сторону "Слова о полку Игореве" И.П.Еремин, относивший его к памятникам политического красноречия. Большинство комментаторов переводят словосочетание "трудная повесть" как "воинская повесть" (иное, менее распространенное прочтение - "печальная повесть"). Одним из ведущих жанров исторической книжности в Древней Руси была именно воинская повесть. Ей свойственны свои приемы запечатления баталий и походов, и, прежде всего, - устойчивые формулы, традиционные словосочетания, при помощи которых средневековые авторы отражали суровую действительность частых вооруженных столкновений. Летописные повествования о походе Игоря - типичные воинские повести. Сложность заключена в том, что и в "Слове" можно встретить некоторые подобные топосы. Значит, при всей уникальности поэтического строя этого произведения нельзя всецело отвергать его связь с традиционным жанром воинской повести. Все сказанное объясняет, почему медиевисты, как правило, говорят о проблеме жанра "Слова".
Но ведь в "Слове" присутствует и еще один компонент, еще более осложняющий его жанровую природу. Это песня. Действительно, невозможно не заметить связи "Слова" с фольклором, эпической традицией. Да и как не учитывать значительный языческий элемент в произведении. Безымянный автор обращался к наследию легендарного певца Бояна ("Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити…"), вступал с ним в своеобразную полемику, использовал солнечную символику, олицетворял силы природы и прибегал к устно-поэтическим приемам и символам. Важную роль тут играют образы дождя, грома и молний. А ведь сравнительно недавно центральное место в пантеоне древних русичей - язычников занимал бог громовержец Перун. Трудным и однозначно не разрешенным вопросом является проблема ритмической организации произведения. Но ритм письменного текста также несет на себе следы влияния устной поэзии. Возможно, всем этим устно-поэтическим компонентом объясняется своеобразная архаичность "Слова" на фоне иных текстов Киевской Руси.