Ассоциации с ясным небом могут быть также свойственны названию Лысые Горы у Толстого (ср. созерцаемое князем Андреем при Аустерлице небо).
Название "Лысые Горы", как и название имения Ростовых "Отрадное", действительно, глубоко неслучайно, но смысл его, по крайней мере, неоднозначен. Словосочетание "Лысые Горы" ассоциируется с бесплодностью (лысые) и с возвышением в гордости (горы, высокое место). И старого князя, и князя Андрея отличают и рационалистичность сознания (по Толстому, духовно не плодотворная, в противоположность естественности простоты Пьера и правде интуиции, свойственной Наташе Ростовой), и гордость. Кроме того, Лысые Горы, — по-видимому, своеобразная трансформация названия имения Толстых Ясная Поляна: Лысые (открытые, незатененные) — Ясная; Горы — Поляна (и по контрасту "высокое место — низина"). Как известно, описание жизни в Лысых Горах (и в Отрадном) навеяно впечатлениями яснополянского семейного быта.
Тит, грибы, пчельник, Наташа
Накануне Аустерлицкого сражения "[н]а дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно кучера, дразнившего старого кутузовского повара, которого знал князь Андрей и которого звали Титом, говорил: "Тит, а Тит?"
—Ну, — отвечал старик.
—Тит, ступай молотить, — говорил шутник.
"И все-таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!"" (т. 1, ч. 3, гл. XIII [IV; 334]).
Поддразнивающая, "автоматически" повторяющаяся реплика кучера, вопрос, не требующий ответа, выражает и подчеркивает абсурдность и ненужность войны. С нею контрастируют беспочвенные и "туманные" (очень значимо упоминание о тумане) мечты князя Андрея. Эта реплика повторяется немного ниже, в главе XVIII, описывающей отступление русской армии после Аустерлицкого разгрома:
"—Тит, а Тит! — сказал берейтор.
—Чего? — рассеянно отвечал старик.
—Тит! Ступай молотить.
—Э, дурак, тьфу! — сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка" (IV; 364).
Имя "Тит" символично: святой Тит, праздник которого приходится на 25 августа старого стиля, в народных представлениях ассоциировался с молотьбой (на это время приходился разгар молотьбы) и с грибами. Молотьба в народной поэзии и в "Слове о полку Игореве" — метафора войны; грибы в мифологических представлениях связываются со смертью, с войной и с богом войны Перуном. (См. об этом: См. О мифологическом значении святого Тита: Кондратьева Т.Н. О Титах, Титах Титычах и Титовых детях // Русская речь. 1970. № 1. С. 78—81; Топоров В.Н. Семантика мифологических представлений о грибах // Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. М., 2004. Т. 1. Теория и некоторые частные ее приложения. С. 768, ср. 760—761, 772—774.)
Назойливо повторяющееся упоминание имени Тита, ассоциирующееся с бессмыслицей ненужной и непонятной войны 1805 года, контрастирует с героическим, возвышенным звучанием этого же имени в прославляющих Александра I стихах "Славь тако Александра век / И охраняй нам Тита на престоле" из оды поэта и драматурга Н. П. Николева (описание торжественного обеда в московском Английском клубе, данного в честь Багратиона — т. 2, ч. 1, гл. III [V; 23]). Тит из николевской оды — римский император, известный полководец Тит Флавий Веспасиан.
Больше имя Тита в "Войне и мире" не появляется, но один раз оно дано в подтексте произведения. Перед Бородинским сражением Андрей Болконский вспоминает, как "Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу" (т. 3, ч. 2, гл. XXV [VI; 220]). В лесу она встретила старика пчельника.
Воспоминание князя Андрея о Наташе, заблудившейся в лесу, в ночь накануне Бородинского сражения, накануне возможной смерти, конечно, не случайно. Грибы ассоциируются с днем святого Тита, а именно праздник святого Тита, 25 августа старого стиля, был кануном Бородинского сражения (26 августа старого стиля) — одного из самых кровопролитных в истории войн с Наполеоном. Урожай грибов ассоциируется с громадными потерями обеих армий в Бородинской битве и со смертельным ранением князя Андрея при Бородине.
Сам же день Бородинского сражения — 26 августа старого стиля — был днем праздника святой Наталии. Грибы как знак смерти неявно противопоставлены Наташе как образу торжествующей жизни (латинское по происхождению имя Natalia означает "рождающая", и весьма красноречиво, что в Эпилоге Наташа представлена "плодовитой самкой"). Старый пчельник, которого встречает Наташа в лесу, также, очевидно, олицетворяет начало жизни, контрастирующее с грибами и темнотой леса. В "Войне и мире" "роевая" жизнь пчел — символ естественной человеческой жизни (ср., например, описание Москвы в гл. ХХ ч. 3 т. 3 "Войны и мира"). Показательно, что "пчелиный промысел считается один из тех, которые требуют нравственной чистоты и праведной жизни перед Богом" (Максимов С. Куль хлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила. Смоленск, 1995. С. 595).
Гриб — но в метафорическом значении — встречается в тексте "Войны и мира" несколько позднее, и, опять-таки, в эпизоде, изображающем князя Андрея и Наташу. Наташа в первый раз входит в комнату, где лежит раненый Болконский. "В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что-то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка" (т. 3, ч. 3, гл. XXXI [VI; 394]). Форма гриба, упоминание о грибе и здесь символичны; гриб ассоциируется со смертью, с миром мертвых; нагар в форме гриба не дает распространиться свету: "В избе этой было темно". Темнота наделена признаками небытия, могилы. Не случайно сказано: "В заднем углу, у кровати, на которой лежало что-то <…>" — не кто-то, а что-то, то есть князь Андрей описывается в восприятии еще не различающей предметы в темноте Наташи как тело, как словно бы покойник. Но затем всё меняется: "<…> нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидела лежащего <…> князя Андрея, такого, каким она всегда его видела" (Там же. [VI; 395]). "Каким всегда" — то есть живого. "Гриб" застит свет, который соотнесен с жизнью. Значимы, очевидно, и фонетические, звуковые ассоциации между словами "гриб" и "гроб", и подобие шляпки "гриба" крышке гроба. Свеча же напоминает о свече из евангельского речения Иисуса Христа: "Вы — свет мира. <…> И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф. 5: 14—16). Толстой, по-видимому, непосредственно апеллирует к этому речению, когда упоминает о "переноске", на которой находилась свеча в комнате, в которой лежал князь Андрей: этой "переноске" соответствует свеча из речения Христа.
Святой Николай Мирликийский, Николай Андреевич, Николай и Николенька
Несколько упоминаемых в "Войне и мире" храмов посвящено святому Николаю (Николе) Мирликийскому. Пьер по пути к Бородинскому полю спускается по дороге, ведущей "мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили" (т. 3, ч. 2, гл. ХХ [VI; 197]). Это новый Никольский собор на городище Можайска, у кромки вала (святой Николай Мирликийский — небесный покровитель Можайска). Собор был построен в 1685 г. как надвратный храм; Пьер должен был видеть его в перестроенном виде, но без построенной в 1814 г. колокольни: в 1802—1812 г. старый обветшавший храм был перестроен в неоготическом стиле архитектором А. Н. Бакаревым. (См. об этом храме: Мокеев Г. Я. Можайск — священный город русских. М., 1992. С. 78—80. Храм сохранился.)
Упоминание Толстого о можайском Никольском соборе не случайно: Можайск и его надвратный храм воспринимались как символические ворота Москвы, Московской земли, а святой Николай — как покровитель не только Можайска, но и всей Русской земли. По замечанию участника похода на Россию Стендаля, "[н]е воззвания и не награды воодушевляют русских солдат на бой, а приказания святого угодника Николая" (Стендаль. Жизнь Наполеона // Стендаль. Итальянские хроники. Жизнь Наполеона. М., 1988. С. 444, пер. с франц. А. Кулишер). Символично и имя святого, производное от греческого слова — "победа"; имя "Николай" означает "победитель народов", наполеоновская армия же состояла из солдат разных народов — "двунадесяти язык" (двадцати народов). В 12 верстах не доходя до Можайска, на Бородинском поле, у ворот Москвы русские одерживают духовную победу над армией Наполеона. Николай (Никола) Мирликийский особенно почитался на Руси; в простом народе его даже могли считать четвертым Богом кроме Троицы, "русским Богом" [см. об этом: Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского). М., 1982]. По замечанию С.В. Максимова, "вообще, св. Никола пользуется в народе огромным уважением за его любовь к крестьянам и почитается самым старшим и самым близким к Богу святым угодником" (Максимов С. В. Куль хлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила. С. 608). Платон Каратаев, олицетворяющий в "Войне и мире" народную душу, молится кроме Флора и Лавра (Фролы и Лавры) именно Николе-угоднику (т. 4, ч. 1, гл. XII).
Когда французский авангард вступил в Москву, "oколо середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость "le Kremlin"" (т. 3, ч. 3, гл. XXVI [VI; 365]). Храм Николы Явленного выступает здесь в роли своеобразного символического замещения святого Кремля, вехи на подступах к нему.
Знаменательно, что и Пьер Безухов для исполнения покушения на Наполеона (а он полагает, что избран свыше для этой роли) направился "к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело" (т. 3, ч. 3, гл. XXXIII [VI; 402]). Выбор места, естественно, неслучаен. Пьер как бы ищет небесного покровительства, помощи святого Николая (Николы).