"Моление" Даниила Заточника
Кириллин В. М.
Как можно судить по древнерусским летописям и многим другим литературным памятникам, писателей Древней Руси весьма волновали проблемы гражданского содержания, например, проблемы сильной княжеской власти, междукняжеских отношений и взаимоотношений князей и боярства. Те, кого заботило будущее Руси, видели в сильной княжеской власти необходимое условие, обеспечивающее успешную борьбу Руси с внешними врагами, а также преодоление внутренних противоречий. Особенно сильны подобные умонастроения были в эпоху феодальной раздробленности Руси и монголо-татарского нашествия. Именно с ними и связано сочинение некоего Даниила Заточника - один из довольно загадочных фактов древнерусской литературы.
Творение Даниила было открыто и впервые частично опубликовано Н. М. Карамзиным в примечаниях к его "Истории государства Российского". Это памятник, по сути публицистический памфлет, а по форме послание, весьма загадочен. Изучение его сопряжено с большими трудностями, поскольку ни один из его списков, дошедших до нас от XVI-XVII вв., не воспроизводит его первоначального текста. Кроме того, все списки четко делятся на две редакции, существенно отличающиеся одна от другой по составу, текстуально и идейно. Один вариант сочинения бытовал с названием "Слово Даниила Заточника, еже написа своему князю Ярославу Владимировичу". Другой вариант - с названием "Моление (или Послание) Даниила Заточника к своему князю Ярославу Всеволодовичу". Соответственно, от решения вопроса о изначальном адресате Даниила зависит решение вопроса о времени появления самого сочинения. Отсюда одни исследователи доказывали, что Даниил писал правнуку Владимира Мономаха князю Ярославу Владимировичу, княжившему в Новгороде с 1182 по 1199 г., а другие, что он писал князю Ярославу Всеволодовичу, правнуку Владимира Мономаха, княжившему в Переяславле Северном с 1213 по 1236 г. Высказывались и другие предположения. В настоящее время утвердилась мнение о том, что произведение было создано после первого столкновения русских с монголо-татарами, то есть после 1223 г. Намек на это событие можно усматривать в заключительных словах "Моления": "Не дай же, Господи, в полон земли нашей языком, не знающим Бога, да не рекут иноплеменницы: где есть Бог их…".
Текст сочинения с названием "Моление" отличается большей исторической конкретностью и фактологичностью, а также личностными чертами или признаками авторской индивидуальности, тогда как в тексте "Слова" все эти особенности стерты в результате литературного обобщения. Различаются тексты и своей социальной направленностью. "Моление" связано с заметным антибоярским и антимонашеским пафосом, тогда как в "Слове" означенные акценты сняты, зато усилена тенденция обличения "злых жен". Большинство исследователей справедливо полагают, что к первоначальному варианту произведения ближе все-таки текст "Моления". Текст "Слова", видимо, появился позднее как результат духовной цензуры.
Известное затруднение вызывает и вопрос об авторе сочинения. Никаких сведений о нем не сохранилось. Правда, в рассказе Симеоновской летописи о битве на реке Воже в 1378 г. сообщается о каком-то попе, который явился из Орды "с мешком зелия" и был за это сослан "в заточение на Лаче озеро, иде же бе Данило Заточеник", но скорее всего, данное упоминание есть лишь рефлекс знакомства летописца с "Молением". Анализируя текст "Моления", исследователи пытались определить социальное положение Даниила. Судя по всему, он не принадлежал к аристократическим слоям общества, не входил в состав ближайшего княжеского окружения. Но вместе с тем он был человеком книжным. Озорное шутовство и заискивание перед князем обличают его как человека невысокого и зависимого положения. Возможно, он принадлежал к младшей княжеской дружине или был членом княжеской канцелярии.
Каково же содержание "Моления" Даниила Заточника? Его текст представляет собой просительное письмо, челобитную. С этим письмом некто Даниил, будучи в заточении или же в весьма тяжелом положении, обращается к князю (согласно всем спискам, Ярославу). Он просит князя облегчить его горькую участь, взять к себе на службу в качестве советника, княжего думца, всячески демонстрируя при этом свой ум и образованность. "Княже мои, господине! Аз бо не во Афинех ростох, ни от философ научихся, но бых падая аки пчела по различным цветом и оттуду избирая сладость словесную и совокупляя мудрость, яко в мех воду морскую". Все "Моление" построено на сцеплении остроумных изречений и афоризмов. С одной стороны, они характеризуют плачевное положение и нужду автора, а с другой, как бы призваны склонить князя к милости.
Вот как начинает он свое послание: "Вострубим, братие, яко в златокованные трубы, в разум ума своего и начнем бити в сребреные органы во известие мудрости своея! Востани слава моя, востани в псалтыри и в гуслях, да разверзу в притчах гадания моя и провещаю в языцех славу мою! Сердце бо смысленного укрепляется в телеси его красотою и мудростью. Бысть язык мой, яко трость книжника скорописца, и уветлива уста, аки речная быстрость. Сего ради покушахся написати: всяк союз сердца моего разбих зле, аки древняя младенца о камень. Но боюся, госпо-дине, похудения твоего на мя. Аз бо есмь, аки оная смоковница проклятая: не имею плода покаяния; имею бо сердце, аки лице без очию, и бысть ум мой, аки нощный вран на нырищи забде (пробудился), и рассыпася живот мой, яко же Хананейских царь буесть; и покры мя нищета, аки Чермное море фараона. Се же написах, бежа от лица художества моего, аки Агарь рабыня от Сарры, госпожи своея. Но видих, господине, твое добросердие к себе и притеках к обычней твоей любви. Глаголеть бо Писание: просящему у тебе дай, толкающему отверзи, да не лишен будеши царствия небесного...".
Далее Даниил, восхваляя свой ум и книжность, создает искусную словесную мозаику из изречений и афоризмов, которые он заимствует из самых разнообразных источников: из библейских книг ("Премудрость Иисуса, сына Сирахова", "Притчи" и "Премудрость Соломона", "Песнь песней", книга Иова, Псалтирь и Евангелие), из "Повести об Акире Премудром", из сборника изречений "Пчела", из "Стословца" патриарха Геннадия, из разных "Слов о злых женах", из русских летописей. Он действительно демонстрирует блистательную начитанность. Многие заимствованные у других авторов мысли Даниил цитирует на память и при этом переплетает их с народными поговорками и пословицами (например: "Кому Переславль, а мне гореславль; кому Боголюбово, а мне горе лютое; кому Бело озеро, а мне чернее смолы; кому Лаче озеро много плача исполнено").
Надеясь на добросердечие и сострадание князя, Даниил просит его: "Княже, мой господине! Помяни мя во княжении своем!". Все, кто окружает князя, пишет Даниил, как солнцем, согреты его милостью; только он один подобен траве, растущей в тени, над которой не сияет солнце и которую не поливает дождь; и днем и ночью он отлучён от света княжеских очей. Все питаются, как от источника, от обилия пищи в княжеском дому; только он один жаждет милости князя, как олень источника водного. Даниил уподобляет себя сухому дереву, которое стоит "при пути" и посекается проходящими мимо: его все обижают, ибо он не огражден страхом грозы княжеской, как твердой оградой.
Далее следуют первые, пока ещё в общей форме выраженные заявления социального протеста, восходящие к книге "Премудрость Иисуса, сына Сирахова": "Княже мои, господине! Богат муж везде знаем есть и в чюжем граде; а убог муж и во своем граде неведом ходит. Богат муж возглаголет - вси молчат и слово его до облак вознесут; а убог мужь возглаголет, то вси на него воскликнут. Их же бо ризы светлы, техъ и речи честны". Даниил при этом призывает князя не обращать внимание на его внешний облик, а присмотреться к его внутренним качествам: "Аз бо есмь одеянием скуден, но разумом обилен; юн возраст имыи, но стар смысл вложих во нь. И бых паря мыслию своею, аки орел по воздуху". Даниил и в других местах послания говорит о своей мудрости: "Аще есмь не мудр, но в премудрых ризу облачихся, а смысленных сапоги носил есмь".
Дабы расположить к себе князя, Даниил не скупится на лесть, растачает хвалы ему словами, заимстованными из "Песни песней": "...глас твои сладок, и уста твоя мед истачают, и образ твои красен; послания твоя яко рай с плодом; руце твои исполнены яко от злата аравийска; ланиты твоя яко сосуд араматы; гортань твой яко крин, капля миро, милость твою; вид твой яко ливан избран; очи твои яко источник воды живы; чрево твое яко стог пшеничен, иже многи напитая; слава твоя превозносит главу мою, и бысть выя в буести, аки фарсис в монисте". От похвал Даниил вновь переходит к прошениям, изображая отношения между собой и князем в идиллически-сентиментальных тонах: "Не зри на мя, аки волк на агнца, - говорит он, - но зри на мя, яко мати на младенца!". Он заклинает князя быть щедрым по отношению к убогим, ибо сказано: "Просящему у тебя дай, толкущему отверзи...".
Даниил откровенно признается князю, что он не слишком храбр на рати, зато он в словах крепок. Но ведь, по его мнению, умный советник куда полезнее для князя, нежели храбрый и глупый воин. Эта мысль иллюстрируется далее рядом цитат и изречений на тему преимущества умных советников перед храбрыми, но не богатыми умом воинами.
Даниил сообщает, что до сих пор служил у бояр и при этом испытал немало "зла" от них. Больше он не хочет находиться от них в зависимости. Он хочет служить князю. "Лучше бы нога своя видети в лыченици (в лапте) в дому твоем, нежели в червлене сапозе на боярстем дворе; лучше бы ми в дерюзе служите тебе, нежели в багрянице в боярстем дворе. Не лепо у свинии в ноздрех рясы (бахрома) златы, тако на холопе порты дороги. Аще бо были котлу во ушию златы кольца, но дну его не избыти черности и жжения; тако же и холопу: аще бо паче меры горделив был и буяв, но укору ему своего не избыти, холопья имени. Лучше бы ми вода пити в дому твоем, нежели мед пити в боярстем дворе; лучше бы ми воробей испечен приимати от руки твоея, нежели боранье плече от государей злых".