Кириллин В. М.
Почитание на Руси святых благоверных князей Бориса и Глеба отражено, прежде всего, в памятниках агиографии (житийной литературы, от гр. агиос - святой). Агиография - важнейший раздел древнерусской литературы, развитие которого было теснейшим образом связано с историей русской святости. Однако хронологические вехи первой и второй очень часто не совпадали. Например, первыми по времени жизни и христианского подвига были благоверная княгиня Ольга († 969), мученики-варяги Феодор и Иоанн († 983), равноапостольный князь Владимир († 1015). Однако так и остается неизвестным, когда же точно они были причислены к лику святых и когда на Руси началось их церковное почитание. Более того, память о них так и не была закреплена в настоящих, литературно полноценных "Житиях", их прославляли в других, сопряженных с агиографией, но вторичных по отношению к ней литературных формах, - богослужебных текстах, похвальных словах, кратких проложных сказаниях. Но опять-таки и сами эти формы памятословия возникли сравнительно поздно.
Тем не менее, иной раз происходило совсем по-другому: народное почитание каких-то авторитетных лиц очень быстро после их смерти достигало общерусского масштаба и утверждалось Церковью, что, соответственно, отражалось в развитых агиографических, панегирических (прославляющих; от гр. логос панегюрикос - торжественная похвальная речь или гимнографических (гимнография от гр. хюмнос - гимн, славословие и графо - пишу) формах литературного творчества.
Именно так сложилась история почитания Бориса и Глеба - "первых венчанных избранников Русской Церкви", ее первых чудотворцев и небесных молитвенников "за новые люди христианские". В ней все случилось как бы не по правилам. Во-первых, признание святости князей чуть ли не сразу после их убийства становится общенародным и на много лет упреждает их официальную канонизацию. Во-вторых, задолго до появления первых житийных текстов о Борисе и Глебе было положено начало их литургическому прославлению: еще в перв. пол. XI в. киевский митрополит Иоанн I установил день празднования их памяти (24 июня) и составил первую службу им. В-третьих, совершенно не типичной для христианской святости и Византийской Церкви, под влиянием которой находилась Русская, была история, происшедшая с Борисом и Глебом: они погибли не как мученики за Христа, но как жертвы политического преступления, княжеской распри, и, кроме того, были мирянами, то есть с точки зрения церковно-иерархических отношений принадлежали к разряду церковного народа, представителей которого весьма редко признавали святыми праведниками. Наконец, само почитание Бориса и Глеба на Руси выразилось в удивительном разнообразии литературных форм: об их смерти рассказывалось в летописной повести, в пространном сказании, в житии, в кратких проложных повествованиях, их духовный облик и религиозное значение прославлялись в похвальных словах и рассказах о чудесах, в гимнографических песнословиях и паремийных чтениях.
Внешним поводом для возникновения такого литературного цикла послужили конкретные события русской истории. В 1015 г. вследствие смерти Владимира Святославича пасынок последнего, Святополк Ярополчич, объявил себя великим киевским князем, и в общем это было законно и вполне согласовалось с тогдашним порядком престолонаследования. Но Святополк, стремясь укрепиться на престоле, убивает своих братьев Бориса, Глеба и Святослава. Другой сын Владимира, новгородский князь Ярослав выступает против Святополка и после длительной борьбы с ним сам становится великим киевским князем в 1119 г. Гибель Бориса и Глеба от руки святополковых наемников истолковывается как смерть мученическая, что подтверждается чудесными явлениями на местах их погребения, и это служит поводом для распространения их особого почитания в народе. Ярослав Мудрый актом канонизации укрепляет последнее в качестве национального культа и добивается признания святости князей со стороны Византийской Церкви. В связи с этими обстоятельствами и появляются литературные тексты о Борисе и Глебе.
Из всех произведений, составивших борисо-глебский литературный цикл, наибольший интерес в плане истории древнерусской литературы представляют, прежде всего, нарративные, то есть сюжетно-повествовательные тексты. К их числу относятся: 1) летописная повесть, представляющая собой статью Повести временных лет за 1015 г.; 2) "Сказание, и страсть, и похвала святую мученику Бориса и Глеба" - отдельное произведение неизвестного автора; 3) "Чтение о житии и о погублении блаженую страстотерпца Бориса и Глеба" - произведение, созданное преп. Нестором Летописцем. Все три литературных памятника издавна привлекают интерес ученых. Однако, несмотря на наличие огромной исследовательской литературы, до сих пор остаются спорными вопросы о времени их создания, о характере их текстуальных взаимоотношений, о их литературных достоинствах и ценности как исторических источников. И все же очевидно одно: при решении всех этих вопросов ключевое положение занимает именно анонимное "Сказание", текст которого был наиболее популярным на Руси.
К настоящему времени известно около 200 списков "Сказания" и выявлены его разные редакции. Древнейший список "Сказания" содержится в рукописном сборнике рубежа XII-XIII веков, принадлежавшем некогда Успенскому собору Московского кремля (ныне хранится в ГИМ). Здесь к его тексту непосредственно примыкает другое в жанровом отношении повествование: "Сказание чудес святую страстотерпцу Христову Романа и Давида" (в этом заглавии указаны крестильные имена князей). Однако русские книжники нередко переписывали оба произведения порознь, так что не ясно, представляли ли они собой изначально единое целое или же были созданы в разное время и, соответственно, разными авторами. Но как бы то ни было, наиболее интересно в историко-литературном отношении все же собственно "Сказание, и страсть, и похвала…".
Речь о нем и пойдет главным образом. Структурно произведение четырехчастно. Начинается оно с краткого вступления. Основной раздел посвящен теме убийства князей Бориса и Глеба. Тема третьего раздела - возмездие виновнику преступления Святополку и его бесславная смерть. Последний раздел представляет собой похвальное слово, обращенное к убиенным князьям. Наконец, в Успенском списке "Сказания" за завершающим его текст словом "аминь" следует лаконичное описание внешности и морально-нравственных достоинств Бориса, что уникально для древнерусской литературы. Соответственно, текст всего "Сказания" разнохарактерен в сюжетно-стилистическом отношении.
Итак, благословясь, автор, прежде всего, сообщает о сыновьях Владимира Святославича, "иже и святыимь крьщениемь вьсю просвети сию землю Русьску", от разных жен. При этом особое внимание уделено здесь Святополку, а именно неправедному происхождению "оканьнааго", ибо он родился в результате многократного греха: насильственного расстрижения черницы и ее двойного брака, убийства и кровосмешения ("от двою отьцю и брату"). Таким образом, его преступная жизнь предписана была ему на роду.
В рассказе об убийстве главное внимание уделено Борису и Глебу, и рассказ этот полифоничен (многогласен) по интонации. Присущий летописям повествовательный принцип документально-фактографической констатации обогащен в нем описанием напряженных эмоционально-психологических ситуаций и лирическим пафосом. Соответственно, изложение имеет драматическую природу: персонажи не столько действуют, сколько произносят внутренние монологи и речи в виде молитв, плачей, прошений, раздумий, да и сам автор все время говорит, соучаствуя в событиях собственными размышлениями о них то в виде панегириков, то в виде филиппик. Надо отметить, что Борис и Глеб, хотя и олицетворяют собой вполне определенные и схожие идеи, но под пером автора все же по-разному изображены перед лицом смерти.
Об убийстве Бориса "Сказание" повествует значительно подробнее. Прежде всего, автор подчеркивает послушливость и смирение Бориса: князь с радостью выполняет волю отца, отправившись с походом против печенегов, и безропотно предается в руки посланных Святополком убийц, следуя закону подчинения младших старшему в роде. Борис знает, что ожидает его после кончины отца, он растерян и вместе с тем готов принять уготованное ему, дабы стать мучеником перед лицом Божиим: "Сьрдьце ми горить, - обращается он к умершему, - душа ми съмыслъ съмущаеть, и не вемь, къ кому обратитися и къ кому сию горькую печаль простерети. Къ брату ли, его же быхъ имелъ въ отьца место? Нетъ, мьню, о суетии мирьскыихъ поучаеться и о биении моемь помышляеть. Да аще кръвь мою пролееть и на убийство мое потъщиться, мученикъ буду Господу моему. Азъ бо не противлюся…". Вообще думы Бориса лихорадочно тяжелы. Решившись идти к Святополку, Борис, однако, исполнен сомнений, но сомнения его вызваны не страхом смерти, он боится, что люди соблазнят его, как некогда его отца, на борьбу со старшим братом "славы ради и княжения мира сего"; он боится в таком случае погрязнуть в грехах, за которые придется держать ответ на грядущем суде в мире ином; и он понимает, вспоминая слова царя Соломона, что все земное - власть, слава, богатство - "суета и суетие суетию буди", что истинное спасение достигается только добрыми делами, правой верой и нелицемерной любовью. И все же "богоблаженному" Борису до слез жаль себя - своей красоты и здоровья, его одолевают уныние и сокрушение, так что и спутники его, видя это, "стонааше горестию сьрдьчьною" и "съмущаахуся о печали". И только обетование Спасителя: "Иже погубити душю свою мене ради и моихъ словесъ, обрящети ю въ животе вечьнемь съхранить ю" - утешительно для Бориса, слова эти заставляют его забыть "скърбь съмьртьную" и преисполниться в уповании на "премилостивого" Господа душевной радости.
Совершенно противоположно описывается в "Сказании" поведение Святополка. В отличие от брата он полностью, без страха и сомнений, предался воле дьявола. По наущению последнего Святополк, ложно изъявив Борису свою любовь, приглашает его к себе, а сам, как некогда Каин, задумывает братоубийство ради достижения единовластия. "Оканьный треклятый" князь призывает вышегородских людей во главе с Путьшей и подговоривает их убить "отай" (тайно - прим. ред.) Бориса.