После краха их завоевания им пришлось затвориться в Имна (яп.Мимана). В первой половине IV века н.э. в правление Мимаки-ири-хйко (Судзина) они двинулись на Северный Кюсю (но политический центр в Кинай им удалось переместить лишь при Одзине в конце IV– начале V века н.э.) 140 . Этa так называемая "теория завоевателей из Карака" опирается на сходство в мифологических сюжетах о "сошествии Ниниги" у японцев и "мифа о Тангуне" у древних корейцев; аналогичное предание существовало и в Южной Корее – в шести владениях Кара 141 . В качестве аргумента используется и титул "первоправителя страны", которым обладал Судзин, – отсюда делается предположение, что, возможно, Судзин (первая половина IV века) и был в действительности первым правителем Японии 142 . В китайских летописях есть сообщения о пяти государях Японии (V век н.э.), которые просили у китайского двора подтвердить их титулы государей Японии и право на владения в Южной Корее, ссылаясь на положение, существовавшее в эпоху "трех хан" в Корее. Но, как указывает М.В. Воробьев, из истории известно о двух объединениях хан – о правителе Цинь (III век) и о выходце из дома Фуюй (первая половина IV века). Смещенный правитель Цинь ушел из Махан до 280-го года н.э. и переселился в Пёнхан (Мимана). Возможно, как предполагают сторонники данной гипотезы, последний правитель Цинь и есть Судзин 143 .
Во многом эти построения отталкиваются от прижизненного имени Судзина: Мима ки-ири-бико. В связи с тем, что иероглифическая запись имени различна в "Нихон- сёки" и "Кодзики", то эта запись чисто фонетическая. Следовательно, нужно исходить из фонетического звучания, поэтому его имя раскрывается как "принц Мима " 144 . Наиболее развернутую аргументацию этой точки зрения в российской историографии дал А. В. Вовин. По его мнению, компонент -на в топониме Мима-на легко отождествляется с компонентом -на/-ра (земля; страна), часто встречающимся в географических названиях древней Кореи. Следовательно, Мима - можно отождествить с Мима на. Компонент -ки- (в имени Мима-ки) имеет др.-яп. -u- второго сингармонического ряда, то есть ки-кu. Это позволяет отождествить слог ки с др.-яп. кu (крепость, город, огороженное место) 145 . Аналогичное слово имелось и в древних языках Корейского полуострова (когурёском, раннем пэкчийском и языке Карак). По-видимому, в названии титула Судзина произошла замена слова на (страна, земля) на слово ки (город, крепость), что представляется типологически вполне вероятным (ср.: греч. полис – город- государство). Компонент ири- является 2-й основой глагола иру (приходить) и выполняет здесь определительную функцию. Тогда титул Судзина может быть истолкован, по мнению А. В. Вовина, как "принц (бико/хйко), пришедший из города Мима (на )" 146 . Но Косё также имел имя "Мима -цу-хйко", которое можно истолковать как "принц Мима -(цу)", где цу может быть как компонентом названия, так и частицей родительного (притяжательного) падежа.
Остальные аргументы А. В. Вовина менее убедительны: 1) японские источники настаивают на автохтонности и древности императорской династии – в этом А. В. Вовин усматривает стремление составителей утаить истинные исторические факты, заменив их вымышленными, более соответствующими интересам императорского дома 147 . Но, во-первых, нет никаких сообщений источников, которые бы подтвердили "теорию завоевания из Карака"; во- вторых, безосновательным выглядит стремление обвинить группу составителей "Кодзики" и "Нихон-сёки" в какой-то "злонамеренности" и, кроме того, почему сообщение о завоевании страны должно скрываться и рассматриваться как нечто порочное. Например, династии Когурё и Пэкче не видели в этом ничего зазорного, и в источниках сообщается, что их основатели были выходцами из Пуё (кит. Фуюй); 2) А. В. Вовин считает, что во второй половине IV века японские войска под командованием правительницы Окинага-тараси-химэ (Дзингу) не могли захватить Мимана, так как, по мнению Дж. Грэйсона, в это время Япония уступала древнекорейским государствам в военном отношении 148 . Но это не увязывается с сообщениями корейских источников о постоянных набегах японцев на полуостров с 50-го года до н.э., причем часто удачных. В то же время нет никаких сведений, что корейцы хотя бы раз высаживались на Японских островах и делали попытки захвата японской территории. Но Дж. Грэйсон, а вслед за ним и А. В. Вовин присоединяются к точке зрения, что выходцы из Мимана (или Карак, Кара, Кая) захватили Северный Кюсю, а затем основали государство Ямато. Таким образом, оказывается, что Мимана – не колония, а наоборот, метрополия 149 . Но слишком "мелковата" оказывается метрополия для такой колонии. И самое главное: ни один источник, даже корейский, не сообщает о столь славном событии – здесь вроде бы ничего позорного для корейцев нет; 3) из всех народов Дальнего Востока наиболее близкими японцам лингвистически, антропологически и этнографически являются рюкюсцы. По данным глоттохронологии разделение японского и рюкюского языков произошло около 1500 лет назад, то есть приблизительно в IV веке н.э. (33 расхождения по стословному списку Сводеша). Отсюда А. В. Вовин делает вывод, что японский язык появился на Северном Кюсю в IV веке н.э. С Северного Кюсю предки рюкюсцев ушли на юг, а предки японцев расселились по островам Кюсю, Хонсю, Сикоку и другим более мелким островам. В пользу говорит то, что диалекты Кюсю – промежуточные между диалектами рюкюского языка и западнояпонскими 150 . Но этому находится и другое подтверждаемое источниками объяснение – "восточный поход Дзимму" [295–300 гг. испр.хрон.], когда часть населения ушла из Южного Кюсю в Центральную Японию. Кроме того, в качестве аргумента А. В. Вовин использует тот факт, что на островах Рюкю нет памятников яёи 151 , отсюда он делает вывод, что завоеватели из Карака в IV веке захватили острова Рюкю и стали предками не только японцев, но и окинавцев 152 . Но в этом случае завоевателей должно было быть очень много, чтобы их язык не исчез в местных языках, а наоборот – вытеснил у местного населения их родные языки. Как мне думается, это возможно при переселениях больших масс мигрантов, на что крошечная община Мимана не была способна; 4) родство древнеяпонского языка с когурёским языком и языком Кара 153 . Но, как указывает сам А. В. Вовин, когурёские глоссы немногочисленны, а реконструкции слов языка Кара, сделанные корейским лингвистом То Сухый, не всегда корректны с точки зрения сравнительно- исторического языкознания и также немногочисленны 154 . Кроме того, как я считаю, эти параллели можно объяснить, тем, что на острова в середине I тысячелетия до н.э. переселялись народы тунгусо-маньчжурского происхождения, бывшие предками как корейцев, так и японцев, а близость с языком Кара – еще к тому же давним соседством и древними связями японцев и жителей Кая (по "Вэй-чжи" – со II–III веков н.э.)
Но самый главный недостаток данной теории (и всех последующих, подобных ей) в том, что она не базируется на исторических источниках, а исходит из односторонней интерпретации лингвистического материала. И это признается и самими сторонниками данной теории: в "Нихон-сёки" и "Кодзики" об этом ничего нет, кроме сообщения о посольстве Сонака Чильчжи 155 . Поэтому гипотеза "завоевания из Карака" не имеет серьезных аргументов, а высказанные доводы можно объяснить и иным образом.
В ознаменование больших заслуг Мимаки, в прославление его правления он получил титул "первоправителя страны" [Нихон-сёки, св.5-й, Судзин, 12-й г. пр., 9-й месяц; Nihongi, V, 15; Кодзики, св.2-й, Судзин; Kojiki, II, LXVII; Хитати-фудоки, уезд Касима]. Причина столь большой значимости правления Мимаки и получения такого же титула, что и Каму-ямато- иварэ-бико (Дзимму), становится ясна, если понять ситуацию в Ямато перед вступлением на престол Мимаки и сущность периода "восьми правителей". Когда государство, находившееся в состоянии напряженной внутриполитической борьбы на протяжении многих лет [316–324 гг. испр. хрон.], фактически распавшееся на части, было вновь "собрано" и "замирено", были востановлены порядок и спокойствие именно благодаря талантам и старанию государя Мимаки. Для его современников это было фактически первое правление во вновь воссозданном едином государстве Ямато.
Вскоре после прибытия Сонака Чильчжи Мимаки умер (по традиции – в 120 лет). Один из приближенных государя Икумэ (Суйнина), беседуя с ним о деяниях Мимаки, назвал правителя Мимаки "коротко жившим" [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 25-й год пр.; Nihongi, VI, 17], что косвенно подтверждает краткость его правления [324–332 испр.хрон.]. Мимаки был похоронен в кургане около дороги у Яманобэ (в провинции Ямато) [Нихон-сёки, св.5-й, Судзин, 68-й год пр, 12-й месяц; Nihongi, V, 20; VI, 2; Кодзики, св.2-й, Судзин; Kojiki, II, LXVIII]. Этот курган хорошо известен археологам – его общая длина составляет 242 метра 156 . Вообще, как считают археологи, именно при Мимаки появляются в большом количестве огромные курганы раннего кофуна 157 и в начале IV века появляются квадратно- круглые курганы типа дзэмпо-коэн-фун (или "в виде замочной скважины"), которых не было в Китае и Корее 158 (что не подтверждает "теорию завоевания из Кара").
Преемником Мимаки-ири-бико (Судзина) в год "Мидзуноэ-Тацу" (29-й год цикла) [332 год испр. хрон.] стал его третий сын от главной жены – Мимаки-химэ (или Мима-цу-химэ) по имени Икумэ (Суйнин), но это уже другая история 159 .
Список литературы
1 См.: Суровень Д. А. Основание государства Ямато и проблема Восточного похода Каму-ямато-иварэ-бико // Историко- юридические исследования российского и зарубежных государств. Екатеринбург, 1998. С.175– 198.