В ходе Вормсского рейхстага миланские представители в основном вели консультации по четырем политико-юридическим и военным проблемам. Все они так или иначе сводились к вопросу укрепления власти Сфорцы в Милане: обеспечение его правовой легитимации в качестве герцога путем пожалования ему инвеституры, оборона границ миланского контадо с Францией, нейтрализация угрозы со стороны швейцарцев и оказание военной помощи Максимилиану I против французов во время ожидавшегося итальянского похода Габсбурга. Хотя в той или иной степени все миланские послы и агенты отстаивали интересы Лодовико в этих вопросах, но все же некоторым дипломатам были поручены особые задачи в рамках переговорного процесса. Так, Эразмо Браша с ноября 1494 года, когда он принес ленную клятву Максимилиану I за своего господина, работал над своим главным делом (causa principale) — опубликованием ленной грамоты [7: № 1235, p. 131]. Спецпосланники Марлиано и Пустерла, занимавшиеся с декабря 1494 года вплоть до самого акта пожалования проблемами инвеституры, четко придерживались указаний Браши, что скорее не соответствовало дипломатическим традициям в подобных случаях. Тем не менее Эразмо в одном из посланий Сфорце в апреле 1495 года из Страсбурга жаловался, что он чувствует себя стесненным в своей работе из-за присутствия коллег [7: №3396, p. 426]. Очевидно, Браша, будучи королевским советником и доверенным лицом Габсбурга, всецело осознавал свое видное положение при дворе и не боялся высказывать жалобы по поводу возможного ограничения свободы действий, что вполне могло быть вызвано трениями и разногласиями между дипломатами. Фактически Эразмо в роли главного диспетчера миланской миссии при дворе Максимилиана I устроил инвеституру Лодовико и использовал при этом не столько сотрудничество со своими коллегами, сколько превосходные отношения с королем. Из его дипломатической корреспонденции следует, что помимо организации обязательных миланских платежей в казну империи Браша также провел переговоры и договорился о выплате пенсий или соответственно ленных такс некоторым имперским князьям, в том числе такой важной персоне, как архиепископу Майнцскому [7: № 1534, p. 164].
Реализацией второй по значимости проблемы миланской дипломатии занимался Анджело Фиоренца. Ее суть состояла в том, чтобы уговорить Максимилиана I как можно скорее отправиться в итальянский поход и одновременно нанести удар по Франции с территории Бургундии. Кроме того, Фиоренца, имевший богатый военный опыт, должен был распространять в окружении короля информацию о передвижениях французских войск в Италии и принимать участие в обсуждении военно-стратегических планов. Наряду с драматическим описанием французской угрозы для Апеннинского полуострова Фиоренца использовал в своей аргументации и расхожие доводы, подчеркивая взаимосвязь императорского авторитета и обязанности монарха совершить заальпийский поход [7: № 1972, p. 227]. С другой стороны, подобно венецианским дипломатам посланник Сфорцы, отвергая очередные финансовые требования Максимилиана I, обращал внимание монарха на огромные военные расходы Милана и доказывал невозможность дальнейших финансовых вливаний в королевскую казну на данном этапе.
Осуществляя поставленные перед ним задачи, Фиоренца вел интенсивные дискуссии с важнейшими участниками рейхстага, включая курфюрстов. Так, спустя два месяца после своего прибытия в Вормс он в мае 1495 года сообщал в Милан, что ему удалось убедить в необходимости итальянского похода архиепископа Трирского и графа Вюртембергского, однако курфюрст Майнца по-прежнему оставался глух к его уговорам. В противоположность дипломатической тактике Браши Фиоренца был настроен на тесное сотрудничество с другими итальянскими послами в Вормсе. Прежде всего это касалось венецианцев Контарини и Тревизана и в меньшей степени неаполитанца Монтибуса. Однако в результате его миссия не привела к желаемому успеху: в тот момент, когда Карл VIII уже отступал из Италии, имперское войско еще не было даже мобилизовано. А присланный Максимилианом I вспомогательный отряд ландскнехтов под командованием Эрика Брауншвейгского скорее доставил лишние неудобства миланскому герцогу [7: № 2152, p. 253].
А тот факт, что Браше все же удалось относительно без проблем выполнить свое поручение, объясняется, с одной стороны, сущностью дела. Ведь, не неся никаких расходов и не ограничивая себя в правах, князья и курфюрсты смогли заполучить миланские ленные таксы в обмен на предоставление Лодовико чисто символических привилегий, в то время как итальянская кампания и война с Францией потребовали бы от них активного участия и немалых финансовых затрат. С другой стороны, Браша лучше разбирался в политических хитросплетениях при королевском дворе и отличался большей дипломатической чуткостью, обратившись сначала к лидеру сословной оппозиции Бертольду Майнцскому и получив его поддержку. Отсутствие сотрудничества с другими итальянскими послами Эразмо с лихвой компенсировал взаимодействием со своими братьями Санкто и Томазо. Наконец, свою роль сыграло близкое знакомство с Максимилианом I, сделавшее Брашу влиятельной персоной в придворных кругах. В своей работе он действовал достаточно независимо от установок из Милана и зачастую вопреки сложившейся дипломатической практике.
Во время событий Вормсского рейхстага традиционная миланская экспансионистская политика в северном и северо-западном направлениях плавно перетекала в стремление защитить территории контадо от внешних угроз, что явно демонстрирует ленно-правовой спор между Миланом и Монферратом за обладание крепостью Инчиза, расположенной юго-восточнее Асти на берегу реки Бальбо. В первой половине XV века этот бург в качестве имперского лена достался Мон- феррату, но в 1470 году маркграф Инчизы принес оммаж миланскому герцогу Джангалеаццо Сфорце, а уже в 1479 году Лодовико де-факто принял крепость под свою юрисдикцию. Этим фактом и рядом прежних договоров семейства Сфорцы с Монферратом Моро обосновывал свои права на этот имперский феод. На фоне надвигающегося вторжения армии Карла VIII в Италию спор был отдан на суд Максимилиану I и в итоге продолжался до лета 1497 года. Представлять интересы Милана в этой тяжбе тоже было поручено Эразмо Браше, однако на сей раз ему не хватило аппаратного веса, чтобы решить эту проблему. Габсбург колебался, ведь маркграфиня Монферратская Мария была его родственницей. Кроме того, посол Монферрата Урбано ди Серелонга обладал в этом деле однозначно лучшими связями с королевской администрацией в лице Лодовико Бруно и канцлера Бертольда [2: p. 283]. При этом Сфорца как в окружении Максимилиана I, так и в Италии во время прений на местах применил весь свой арсенал выдающихся дипломатов для усиления собственной позиции. К примеру, вышеупомянутый Джазон дель Майно при помощи Жана Бонтана, получавшего содержание от Лодовико, в январе 1495 года провел в Павии переговоры о правовых основах конфликта с представителями короля [6: p. 383]. Вскоре Эразмо Браша в ходе официальных юридических процедур и через установившиеся каналы связи с королевской администрацией понял бесперспективность этого дела для Сфорцы и в итоге в конце февраля 1495 года посоветовал миланскому герцогу формально завоевать Инчизу, разместив там гарнизон. Посол доказывал, что Максимилиан I не будет принимать ответных мер [7: № 1360, p. 145]. Возможно, Лодовико, приняв стратегический план своего опытного дипломата, добился бы успеха. Однако он предпочел обычный путь официальных и неформальных обсуждений, затянувшихся надолго и не принесших Милану никакой весомой выгоды. При этом, как и прежде, вопрос защиты и контроля миланской территории, особенно альпийских перевалов на границе с Францией, оставался самым неотложным не только в военно-стратегическом, но и в политико-дипломатическом плане.
Ввиду прямой опасности со стороны Франции актуальность для Сфорцы представляла также проблема нейтрализации швейцарских кантонов с возможностью вербовать там наемников. Поскольку в XV веке Швейцария де-юре еще входила в состав империи, самым естественным для Лодовико в той ситуации было обратиться за посредничеством к Максимилиану I. Выполнение этой миссии было поручено Анджело Фиоренце как специалисту в военно-стратегических вопросах. Причем обеспечение границ Швейцарии с Францией и усмирение кантонов путем введения имперского контингента на территорию конфедерации играло лишь второстепенную роль. Важнее казалось сохранить мирные отношения альпийской республики с Миланом, которые по причине взаимных экспансионистских устремлений неизменно подвергались угрозе [1: p. 7].
Из-за де-факто автономного статуса, непрочной организационной структуры конфедерации и отсутствия общих либо надрегиональных административных центров периодически собиравшиеся заседания представителей всех кантонов служили единственной площадкой, где можно было дипломатическим путем повлиять на политику швейцарцев [3: p. 15]. Вследствие растущего значения альпийских наемников в военных условиях, вызванных итальянской экспедицией Карла VIII, послы и уполномоченные различных государств вели переговоры с властями кантонов о разрешении на вербовку наемников, поэтому для Сфорцы было крайне важно иметь постоянное дипломатическое представительство у северных соседей. После взятия войсками герцога Орлеанского Новары 10 июня 1495 года особую злободневность в свете словесных баталий миланских и французских послов приобретал назначенный на август того же года в Люцерне съезд кантональных делегатов. Дипломаты, конкурируя друг с другом, бились за предоставление лицензий на вербовку швейцарских ландскнехтов и за заключение союза с конфедерацией. Уполномоченный Сфорцы Джованни Морозини в своей деятельности делал ставку скорее на тайные переговоры, подкуп и правильную информационную политику, чем на официальную коммуникацию в рамках съезда [3: p. 105]. Активную поддержку ему оказывал венецианский секретарь Франческо да Юдаика [7: № 3534, p. 448]. Однако в соперничестве за благосклонность швейцарцев, среди которых длительное время отсутствовало единое мнение по вопросу возможных альянсов с той или иной стороной, в долгосрочной перспективе победу одержал король Франции, заключивший в апреле 1496 года договор с альпийской республикой. Морозини, похоже, упустил подходящий момент, чтобы в сепаратных переговорах переиграть французов и щедрыми подношениями склонить кантоны на сторону Лодовико. Дипломатическое поражение Милана уже обозначилось в начале сентября 1495 года, когда после отъезда французов швейцарцы попросили Морозини и Юдаику покинуть Люцерн. Надеясь возобновить дискуссию в более благоприятной обстановке, послы отправились в пока еще проимперские города Берн и Цюрих. Тем не менее и там им не удалось переломить развитие ситуации в пользу миланского герцога.