В документах почти невозможно обнаружить следы его активного участия в деятельности Конвента до 16 января 1793 г. Объясняется это, по всей вероятности, не только неподготовленностью Фуше к широкой политической деятельности, но и тем, что Фуше в обстановке, когда накал страстей в Париже нарастал и борьба между политическими группировками в Конвенте усиливалась день ото дня, опасался сделать ложный щаг. Потому в первые месяцы своего пребывания в Конвенте .он предпочитал отмалчиваться. Тем не менее он пристально следил за тем, что творилось вокруг, сводил знакомство с людьми, имена которых были у всех на устах. “Сначала, – писал он в мемуарах, – я упрятал себя в Комитет по народному образованию, где я познакомился с Кондорсе, а через него – с Верньо”.Итак, выбор сделан: жирондисты гораздо ближе Жозефу, чем дискредитировавшие себя фельяны или чересчур радикальные якобинцы. В послании к избирателям 1 октября 1792 г. Фуше именует монтаньяров “горсткой лиц”, не имеющих никакого влияния на большинство нации. Но борьба в Конвенте разгорелась с новой силой, и лидировавшие еще вчера жирондисты откатились вправо, теряя одну позицию за другой. Не слишком совестливый Жозеф перебегает на сторону победителей-якобинцев, оправдывая это “высшими интересами” и “пользой Отечества”. Очевидно, тогда, в самом начале 1793 г., Фуше усваивает “золотое правило”, которому остается верен до конца жизни, – быть всегда вместе с победителями, ибо, как известно, “победителей не судят!”.
Зимой 1792/93 г. важнейшим событием политической жизни Франции стал процесс над Людовиком XVI. По инициативе якобинцев вопрос о наказании “тирана” был вынесен на поименное голосование членов Конвента. Жозеф вновь попытался “уйти в кусты”. Свое молчание в Собрании он объяснял плохим самочувствием, больным горлом, потерей голоса. Когда 18 января 1793 г., в день голосования, ему все-таки пришлось взойти на трибуну Конвента, он произнес слово “смерть” настолько тихо, что его едва могли расслышать ближайшие к трибуне депутаты.
Оправдывая свое участие в голосовании, Фуше говорил: “В мое намерение входило нанести удар не столько по монарху, сколько по короне”. Но это “теоретическое” обоснование появится много лет спустя. Тогда же в ответ на упреки своих коллег-депутатов (любопытно, что из восьми земляков Жозефа пять голосовали против казни короля), Фуше сказал: “Я в самом деле хотел спасти Людовика XVI, но представители Департамента Нижняя Луара получили из Нанта ужасные угрозы; народ – гласило одно из них – намерен истребить их имущество и, вероятно, пойдет на крайние меры в отношении семей депутатов, которые не проголосуют за смерть короля”. В качестве последнего “аргумента” в защиту своего решения, он привел следующий: “Моя жена сказала, что я не могу подвергать жизнь моих и ее родственников опасности ради своего личного мнения”.
9 марта 1793 г. Конвент решил направить своих представителей (комиссаров) в различные департаменты Франции для ускорения набора солдат в армию. В длинном списке из 82-х фамилий, зачитанном Жульеном из Тулузы, 53-й по счету значилась фамилия Фуше. Гражданин .ЖозефФуше стал одним из комиссаров миссии в департаменте Нижней Луары и Майенна. Фуше следовало организовать оборону города Нанта и отстоять область от “разбойников” – сторонников короля. Задача, выпавшая на его долю, оказалась не из легких. На дорогах орудовали банды роялистов. Не без труда ему удалось добраться до родного Нанта. Уже по дороге к месту назначения он бомбардировал Конвент письмами с требованием направить к нему военных советников и ружья.
Прибыв в Нант в конце марта, Фуше организует батальон в 800 человек, который восстанавливает прямое сообщение между Парижем и Нантом, значительно улучшает боевую подготовку отрядов Национальной гвардии, налаживает ежедневные военные занятия ополченцев. Чтобы граждан ничто не отвлекало от военных занятий, он распоряжается о закрытии местных театров. Не забывает Фуше и о революционной пропаганде, рассылая жителям департамента патетические воззвания. Он призывал их “действовать, идти к победе”, иначе их ждут “муки бесчестья и смерть”. Возвышенные декларации самого Фуше, видимо, только забавляли. Позднее, он иронически и не без презрения к поверившим пропаганде простакам-патриотам, характеризовал их как “банальные фразы в духе времени”. Уже в эти мартовские дни в деятельности Фуше проявились две чрезвычайно ярко выраженные черты: во-первых, способность принимать быстрые, жесткие решения; во-вторых, умение говорить с массами, используя для этого демагогические приемы, беззастенчиво “нападая” на богатых и на священников. Так, представителям народного общества в Сен-Винсенте Фуше рекомендовал “хорошенько присматривать за богатыми, купцами и монополистами, корыстолюбцами, священниками, аристократами, теми подозрительными, которые именуют себя умеренными. Немедленно разоблачайте их во имя правосудия!”.
Во второй половине 1793 г. Фуше и еще трем депутатам поручили инспектировать департаменты Центра и Запада Франции. Их цель состояла в том, чтобы организовать граждан на борьбу с вандейскими мятежниками. Представителям народа были даны широкие проконсульские полномочия. За пять месяцев поездки (июнь-октябрь 1793 г.) Фуше столкнулся с массой проблем. Разрешал он их с удивительной быстротой и энергией, самыми “простыми”, находившимися, так сказать, под рукой способами. Следовало быстро раздобыть денежные средства, и Фуше добыл их, распорядившись о “добровольной” сдаче ценностей представителям власти в течение 15 дней. Лица, уклонившиеся от исполнения “патриотического долга”, считались “подозрительными”. “Утешением” раскошелившимся собственникам служила расписка, выданная им в обмен на драгоценности, и приказ Фуше, объявившего, что “богатства, находящиеся в руках частных лиц, являются не чем иным, как вкладом, которым нация имеет право распоряжаться”.
Нужно было решить проблему с нищенством, и Фуше “решал” ее, декретируя 19 сентября, “что нищенство уничтожается во всем департаменте”. При этом “искоренение пауперизма” шло столь успешно, что благодарные жители г. Мулена приняли решение назвать именем Фуше одну из улиц предместья, населенного беднотой. Фуше скромно отклонил их предложение. “После моей смерти, – сказал он, – вы удостоите мое имя почестей, если я заслужу их своей жизнью” .Продовольственная проблема была урегулирована столь же просто и радикально. “Все богатые землевладельцы и фермеры, имеющие зерно, – гласил один из декретов Фуше, – несут персональную ответственность за отсутствие продовольствия на рынке”. Далее декрет перечислял меры наказания “саботажников”, вплоть до тюремного заключения.
Фуше, используя демагогические приемы, устраивал пышные патриотические шоу. Так, например, для поднятия “нравственности и добродетели” по приезде в Мулен “проконсул-демагог” (выражение Мадлена) организовал шествие в честь старых людей. “Устроитель” праздника – Жозеф Фуше шествовал по улицам, окруженный старыми, больными людьми и молодыми женщинами в белом, распевавшими патриотические гимны. Но бесспорной “вершиной творчества” Фуше по части проведения патриотических торжеств являлся “Гражданский фестиваль доблести и нравственности”, проведенный в Невере 22 октября 1793 г.
К этому времени относятся и мероприятия Фуше, известные как дехристианизаторские. Теперь уже ни у кого не вызывает сомнения, что комплекс мер, направленный против католической религии и церкви, был порожден жестокой классовой борьбой во Франции, необходимостью сокрушения церкви, игравшей на руку контрреволюционерам. Антиклерикальные мероприятия были вызваны обстановкой военного времени. Деятельность Фуше на этом поприще преследовала вполне конкретные, “земные” цели. Лишая католицизм ореола святости, противопоставляя ему “культ Республики и природной этики”, Фуше выбивал из рук реакционеров мощное идеологическое оружие. Попутно конфискация драгоценностей, которыми владела церковь, вела к тому, что у контрреволюционеров пропадал важный источник средств для борьбы против Республики, и одновременно давала деньги революционному правительству Франции. В октябре-ноябре 1793 г. один из номеров “Монитора” сообщил о том, что Фуше из Нанта отправил Конвенту 1091 монету золотом и драгоценностями из числа церковной утвари.
Как и всякий демагог, Фуше придавал огромное значение чисто внешней стороне своих дехристианизаторских мероприятий. Так, по его декрету от 9 октября 1793 г., в городах департамента Ньевр началось уничтожение крестов, статуй святых, предметов религиозного культа. В кратчайший срок религии и церкви был нанесен ощутимый удар. Фуше с гордостью рапортовал Конвенту о том, что “священники и их идолы заточены в храмах”, а “фанатизм поражен насмерть”.Дехристианизаторскую деятельность Фуше особенно горячо поддержали левый якобинец Жак Эбер и прокурор Парижской коммуны Анаксагор Шометт. По словам последнего, Фуше “совершил чудеса”. “Почтение к старости, уважение к страданию, усиление производства боевых припасов, арест подозрительных лиц, примерное наказание преступлений, преследование и арест скупщиков – вот краткий итог работы народного представителя Фуше”, – так заключил он свой панегирик ньеврскому проконсулу” . Много позже, уже став министром полиции Бонапарта, Фуше будет “заботливо” выискивать и уничтожать свидетельства своей популярности, наподобие отзыва Шометта. Но это будет потом.
“Политический капитал”, нажитый Жозефом Фуше летом-осенью 1793 г., сделал его заметной фигурой среди монтаньяров. Когда в Комитете общественного спасения решался вопрос о том, кого отправить в качестве комиссара в только что занятый республиканскими войсками Лион, все были единодушны в выборе – этим человеком должен стать гражданин Фуше. 12 октября 1793 г. он едет в Лион “с мечом Немезиды” выполнять страшное решение Конвента: “Лион поднял оружие против Республики, Лиона больше нет”. Даже свое название мятежный город не может сохранить. Отныне он должен носить имя “Освобожденный город”. Его коллегой по этой миссии назначается Колло д’Эрбуа. Комитет общественного спасения адресует своему комиссару, гражданину Фуше, записку, где есть такая фраза: “Завершите революцию, доведите до конца войну против аристократии; пусть руины, которые они желали восстановить, вновь падут и уничтожат ее!”.