Из Лиона Фуше направился в Авиньон, где уже открыто вел антибонапартистские речи. Здесь же он узнал о капитуляции Наполеона 31 марта 1814 г. ио вступлении союзных армий в столицу Франции. Фуше бросился туда, но было поздно. В Париж он прибыл только 8 апреля. Спектакль впервые был сыгран, как злорадно заметил Савари, без его участия.
Император подписал отречение, а на “прародительском” престоле воцарились полузабытые всеми Бурбоны. Но герцог Отрантский не собирался сдавать позиций без боя. Он делал все, чтобы заинтересовать новых хозяев своей особой, но повсюду натыкался на глухую стену: в его “услугах” никто не нуждался. Герцогский титул Фуше не изгладил из памяти обитателей Тюильри его “революционного прошлого”. Король не мог “преодолеть отвращения и принять на службу человека, голосовавшего за смерть его брата”.
Путь к “вершине” был закрыт, и Фуше, вновь уединившемуся в Феррьере, осталось только заняться воспитанием своих детей. Тем не менее в ноябре и в декабре 1814 г. он дважды наезжал в столицу, поднимая на ноги всю парижскую полицию. Люсьен Бонапарт позже вспоминал, что в конце декабря 1814 г. в Париже происходило совещание генералов, вовлеченных в заговор против Бурбонов. Не с этим ли совещанием был связан декабрьский приезд герцога Отрантского?
На исходе 1814 г. в Париже сложился разветвленный заговор, в котором участвовали самые разнородные элементы. Их объединяла ненависть к Бурбонам и желание низвергнуть реставрированную монархию. Что же касается планов дальнейшего устройства Франции, то по этому вопросу высказывались самые разные точки зрения: от восстановления империи во главе с Наполеоном до возведения на престол герцога Орлеанского. Среди заговорщиков было немало известных лиц: Тибодо, Даву, Марэ, Савари, Лавалетт, Ламарк, Друэ д’Эрлон. Фуше, активно участвовавший в заговоре, в письме к Евгению Богарне предлагал ему полномочия военного диктатора. Кроме того, он поддерживал отношения с Мюратом. По словам одного роялистского автора, заговор финансировали Фуше и Савари – самые состоятельные из заговорщиков.
Современный американский историк Рэй Кабберли пишет о наличии двух заговоров: одного – бонапартистского, другого – антибурбонского, предусматривавшего поход на Париж войск из северных гарнизонов Франции. Инициатором последнего, по его мнению, был Фуше, желавший установить режим регентства при малолетнем сыне Наполеона – Наполеоне II. Источники не дают оснований для подобных выводов. Савари – единственный мемуарист, подтверждающий версию о “двойном” заговоре. Однако его свидетельству в данном случае вряд ли можно доверять, тем более что Люсьен Бонапарт в воспоминаниях высказал мысль о наличии единого заговора, которую можно найти и в мемуарах самого Фуше.
1 марта 1815 г. Наполеон, тайно покинувший остров Эльба, высадился на французском берегу. Лишь неделю спустя в “Мониторе” появилось официальное сообщение о высадке “чудовища”. Для Фуше наступило время “большой игры”. Как всегда, он действовал быстро, четко, выверяя все ходы, обдумывая все до мелочей. Шарлотта Робеспьер, неплохо знавшая его, писала впоследствии, что “у него все было рассчитано”. Он пытался уговорить генерала Друэ д’Эрлона немедленно двинуть свои войска, расположенные на севере, на Париж и одновременно вел переговоры с братом короля графом д’Артуа о том, чтобы положить конец авантюре Наполеона.
Марш Наполеона к Парижу напоминал шествие триумфатора. Толпы крестьян, стоявших на обочинах дорог, факелами освещали путь “великого человека”. Войска, посланные против “узурпатора”, переходили на его сторону, города распахивали перед ним свои ворота. 19 дней похода на Париж дали наполеоновской легенде больше, чем 15 лет пребывания Наполеона у власти.
Потерявшие от страха голову Бурбоны трижды в эти мартовские дни предлагали Фуше сформировать правительство, соглашаясь на все его условия, но герцог Отрантский с презрением отверг эти запоздалые “авансы”. Не рассчитывая на “сотрудничество” с ним, Бурбоны решили спасать положение собственными средствами. Новому префекту полиции Фовеле Бурьенну король поручил арестовать 25 наиболее подозрительных деятелей. Открывали список две фамилии: Фуше и Даву. Фуше удалось ускользнуть от полицейских, а через два дня Бурбоны сами вынуждены были спасаться бегством из Парижа. Наполеон вновь водворился в Тюильри. В многочисленной толпе “верноподданных”, осаждавших вечером 20 марта 1815 г. вход в Тюильри, не было герцога Отрантского. Фуше не торопился на поклон к императору. Он знал: о нем вспомнят и без него Наполеону не обойтись. Он оказался прав. Не успел император обосноваться в Тюильри, как герцога Отрантского пригласили во дворец. Наполеон был сама предупредительность. “Итак, они хотели похитить вас, – говорил он Фуше, -чтобы вы не могли сослужить службу своей стране?.. Время – трудное, но ваше мужество, как и мое, способно преодолеть сложности. Примите вновь должность министра полиции”.
“Верный” Фуше, обласканный императором, говорил о своей преданности. Наполеон не верил ни единому слову Фуше, Фуше не верил ни единому слову императора, но в тот момент они не могли существовать друг без друга. Фуше не мог обойтись без хозяина, Наполеон – без подданного. Император был для Фуше человеком, способным дать ему власть, а “страсть к управлению” являлась одной из самых сильных его страстей. Для Наполеона Фуше был человеком, наделенным бесспорными административными талантами, и, кроме того, “республиканцем”, вполне соответствующим новой официальной вывеске режима – “либеральной империи”. Но на деле Наполеону был столь же чужд либерализм, как Фуше республиканские идеалы.
Став министром полиции в четвертый раз, Фуше занялся улучшением работы своего ведомства. Он привлек к службе в министерстве полиции большинство прежних сотрудников, завербовал новых агентов. Декретом от 28 марта 1815 г. территория Франции была разделена на семь полицейских департаментов, во главе каждого из которых стоял префект, непосредственно ответственный за положение дел перед министром полиции. Укрепление и без того мощного полицейского аппарата, ко всеобщему удивлению, не сопровождалось какими-либо широкими репрессиями. Министр полиции повсюду проповедовал “умеренность” и “либеральную политику”. В специальном циркуляре, направленном префектам департаментов в конце марта 1815 г., он советовал им “не расширять надзор за пределы, требуемые общественной и личной безопасностью… Мы должны отказаться от заблуждений полиции нападения… Нам следует прибывать в рамках либеральной… полиции, той полиции наблюдения, которая… всегда покровительствует счастью людей, работе промышленности, всеобщему миру”. Декларация герцога Отрантского о “всеобщем мире” и счастье людей поразительно напоминала язык прокламаций гражданина Жозефа Фуше – представителя народа в департаменте Ньевр. Хамелеон в очередной раз сменил окраску.
Попытки некоторых современных историков представить “либерализм” Фуше как проявление его республиканизма и чуть ли не как борьбу против деспотизма Наполеона не выдерживают критики. Либерализм, под знаком которого проходило все 100-дневное пребывание Наполеона у власти, был силен тем, что за ним стояли общественное мнение и весьма влиятельные буржуазные круги Франции. Понимая это, Фуше играл роль либерала, совершенно не являясь им ни по своим убеждениям, ни по своим наклонностям. Кстати, это отлично сознавал и сам Наполеон, официально провозгласивший свой реставрированный режим “либеральным” и издавший 23 апреля 1815 г. так называемый “Дополнительный акт” к конституции империи.
Фуше удалось свести на нет борьбу сторонников монархии в западных департаментах Франции. Он с гордостью писал в мемуарах: “Я легко убедил кое-каких идиотов из роялистской партии, что эта война нескольких фанатиков несвоевременна… что великий вопрос о государственном устройстве Франции может быть решен не внутри страны, а на ее границах. Я немедленно направил трех эмиссаров, снабженных соответствующими инструкциями… переговорить с… вожаками общественного недовольства… Вскоре все было устроено… Вандея была приведена к повиновению и успокоена”.
Но все эти занятия “по долгу службы” – лишь незначительная и не самая главная часть того, что делал Фуше в эпоху “100 дней”. Основная его задача тогда заключалась в том, чтобы способствовать установлению такого режима, при котором он будет “на первых ролях”. Империя обречена – для герцога Отрантского это было так же ясно весной 1815 г., как в конце 1814 г. для него являлась очевидной неизбежность падения Бурбонов. Союзные монархи, собравшиеся в Вене, заявили о своей решимости бороться за низвержение “узурпатора” и объявили Наполеона “врагом рода человеческого”.
Фуше развернул бурную деятельность. Он тайно переписывался с австрийским канцлером князем Меттернихом, с английским фельдмаршалом Веллингтоном, с обосновавшимся в Вене Талейраном и на всякий случай заверял в “преданности” Людовика XVIII, укрывшегося в Генте. Несмотря на строжайшую конспирацию, Наполеон вскоре узнал о шагах министра полиции, прямо изобличавших его в тайных контактах с врагами империи. В конце апреля императору стало известно об одном из писем Меттерниха Фуше. Осведомители сообщили министру полиции о собравшейся над его головой грозе, и он явился во дворец “за инструкциями” относительно того, как поступить с письмом австрийского канцлера! Он виноват, он совсем “запамятовал” сообщить Наполеону о нем во время предыдущего доклада.