Поражение половецких полчищ, несомненно, имело и небывалый психологический аспект. В многолетней войне со Степью наступил перелом, который требовалось еще закреплять. Сам же Мономах, в тексте своего "Поучения", никак особенно не выделяет этот поход в череде других[20].
Задача непомерной, фантастической тяжести и сложности была решена успешно, но лишь отчасти. Половцы понесли крупные потери, но, безусловно, сохранили свои огромные людские ресурсы. Добиться большего русские были не в состоянии чисто физически. Превратить поражение в разгром могло бы длительное преследование, но распылять свои силы по степи, покрытой толпами врагов, было бы верхом безрассудства. Скорее всего, захваченные стада, о которых сообщает летопись, просто оказались в тылу опрокинутого русскими половецкого центра.
Битва на Сальнице ("Сольне" или "Сальне" в разных списках) примечательна как крупнейшее столкновение русских с кочевниками, вероятно даже превосходящее по своим масштабам битву с печенегами под Киевом в 1036 г. Не даром гонцы с вестью об этой победе были отправлены к главам соседних государств, а также в Византию, с тем, чтобы слава о ней распространилась среди христианских народов: "…донде же и до Рима…"[21].
Несмотря на огромное, вероятно даже многократное численное превосходство противника русские не позволили ему навязать свою тактику, активными наступательными действиями не дав полностью окружить себя. Помимо проявленного личного мужества, инициативы и решительности, полководческий талант Владимира Всеволодовича проявился здесь в умелом управлении войсками, а также в выборе момента для перехода в контратаку.
Важно отметить также то, что до сих пор в литературе не подвергалось сомнению участие в этом походе русской пехоты. Нам, невольно отдавая дань традиции, неоднократно доводилось писать об этом[22]. Между тем, необходимо отметить, что, в отличие от походов 1060 и 1103 гг., когда пехота спускалась по Днепру в лодьях, а затем совершала короткий бросок навстречу противнику, здесь нет ни одного прямого указания на участие пехоты.
Говорится лишь о санях, в которых, якобы, (до Хорола) перевозили пехоту, но сани могли использоваться и для перевозки тяжестей: доспехов, запаса фуража и продовольствия. В тексте источника сказано об ожидании отставших, но ими могли быть и всадники, и целые конные отряды, не успевшие вовремя присоединиться. Действительно, всюду используется только глагол "идти" ("поидоша", "приидоша"), но не "ехать" ("ехаша"), однако автор этой части летописи использует его и при описании событий 1107 г., когда, несомненно, задействована была наверняка только конница. Описание же битвы на р.Сальнице носит отчетливые черты динамичного кавалерийского боя, в котором не заметно участия пехоты. Во всяком случае, опрокинуть конницу могла только конница, и только она могла преследовать бегущих половцев.
Исходя из сказанного, приходим к выводу, что если экспедиция 1103 г. еще относится к давней киевской традиции комбинированных походных движений (в которых пешие десантники речных боевых "насадов" напоследок, из главной силы превратились во вспомогательную), а по необычно ранним срокам выступления является переходным, то поход 1111 г. начинает собой действительно новую форму вооруженной борьбы на вражеской территории, где нет места пехоте.
Пехоту на поле битвы с половцами мы более не увидим, за исключением чрезвычайных обстоятельств 1185 и 1215 гг., заставивших конных спешиваться. Русская кавалерия, рост которой заметен уже при Ярославе Мудром, наконец-то, выросла не просто в самостоятельный род войск, а в господствующий, – каким она была в это время в остальной Европе, – способный на равных бороться со степным противником на его территории.
Важность этого вопроса, помимо соображений военного искусства, заключается еще и в том, что именно представление о данном походе, как об относительно медленном движении смешанной колонны, отразилось и на складывании представлений о его цели, а, следовательно, и направлении маршрута.
Традиция направлять маршрут этого похода к донецким городищам и, в этой связи, называть Донец Доном, пошла от В.Н.Татищева, который первым решил, что за двенадцать (или даже 13) дней от Ворсклы до Нижнего Дона не дойти: "Далеко!"[23]. Однако следует учитывать, что Василий Никитич жил в начале XVIII столетия, учитывал опыт крымских походов В.В.Голицына с их архи-медлительным "полкохождением", когда армия, со всех сторон, огородясь обозами и батареями, едва ползла по таврическим степям, изнемогая от жажды. Он был современником Б.К.Минниха и П.П.Ласси, которые совершали свои походы на Крым точно с такой же "скоростью воловьей запряжки". Их опыт и равнение на европейские авторитеты ничего не могли подсказать им иного, так как и в Западной Европе наемные армии передвигались столь же медленно. Ведь ходить быстро и помногу может солдат-патриот, а наемнику это ни к чему, и при больших переходах росло число отсталых. Поэтому, хотя и будучи офицером, но человеком своего времени, мыслившим категориями, во многом еще старомосковскими, Татищев не представлял себе, что пехота по причерноморским степям способна совершать марши с втрое большей скоростью. О том же, что этот поход мог быть полностью конным он, опять же по-старомосковски, не мог и помыслить.
Лишь на максимальном подъеме национального самосознания А.В.Суворов, поистине "легко, аки пардус ходяще", вернул нашей пехоте ее "святославлю" способность к большим переходам, которую мы утратили в московский период истории отечественного военного искусства. До этого же предки наверняка способны были совершать такие же переходы (если не большие), какие потомки признали обычными, "уставными" (см. БУСВ, 1969г., ч.II, "Батальон-рота"). К чести Н.М.Карамзина следует отметить, что "военный" авторитет Татищева не заставил его назвать белое черным. Человеку иной эпохи, современнику суворовских и последующих огромных переходов наших чудо-богатырей, не казалось невозможным прошагать от Полтавы до Азова за двенадцать дней[24].
Иначе, уже в советское время, отнеслись к высказыванию Татищева К.В.Кудряшов[25] и воспользовавшийся его изысканиями Б.А.Рыбаков[26], авторитет которого в вопросах военного искусства, как единственного, кто создал обобщающие работы в этой области отечественной исторической науки, признавался безоговорочно. Главным же пунктом их рассуждений, как и у В.Н.Татищева, стало наличие (в прошлом) речки с названием "Сальница" в районе г.Изюма, что, по их мнению, привязывает к этой точке походы и Мономаха и Игоря Новгород-Северского. Раз есть Сальница, то и Дон должен быть здесь (!), на месте Донца.
В этом вопросе противоположной, то есть аналогичной с нами, точки зрения придерживается И.П.Сырнев, убедительно доказавший, что Игорь Святославич вел свое войско также не на Донец, а действительно "к Дону Великому", но на юго-восток[27]. Впрочем, этот сюжет – из другого повествования, к которому мы отсылаем любознательных читателей[28].
Между тем, здесь уместно упомянуть и иное написание названия реки, на которой произошло побоище 1111 года – "Солница", которое встречается в Хлебниковском списке Ипатьевской летописи[29]. Подобное прочтение этого названия сразу переносит нас к соленым берегам Азовского моря. Есть даже мнение, что от Сугрова русские двинулись еще дальше на восток и достигли реки Сал, но принимать его во внимание не приходится, поскольку нет сведений о переходе Дона, а, кроме того, есть ясное указание: "поидоша с Дона", т.е. обратно. Впрочем, и на обратном пути русской рати, в направлении берегов Тузлова (что означает "Соленая"!), в его верхнем течении, к тому же, недалеко от Ростова и тоже к западу, есть населенный пункт Султан Салы…
Кстати, если вспомнить, что преследовали половцев русские (развернувшиеся от грозы) в восточном направлении, то получается, что они должны были прижать беглецов к берегам Тузлова – соленой реки! В пользу того, что последний отрезок Залозного шляха проходил именно по этому водоразделу (где, и сейчас проходит шоссе), по нашему мнению говорит отсутствие упоминания в тексте о выходе к морю, ведь на схеме Кудряшова от устья Миуса дорога уже идет вдоль берега, а о таком факте как выход войска к "лукоморью" наверняка бы не умолчали участники в своем пересказе летописцу подробностей похода.
В данном случае для нас не является целью определить конкретное место сражения. За Сальницу (Сольницу) можно принять Тузлов или, может быть, Миус, куда русские должны были прийти к вечеру воскресенья. Представляется, что куда важнее определить именно направление похода и район решающих событий. Сделать же это оказалось возможным благодаря исследованиям К.В.Кудряшова, реконструировавшего в упомянутой выше работе местоположение Залозного шляха и изобразившего его на карте. По мнению исследователя, как мы уже отмечали, войско русских князей дошло по нему только до Ворсклы, а далее свернуло на север к Донцу, в район современного Изюма.