В семантическом поле понятия «империя» важную роль всегда играли географические и этнополитические признаки: огромная территория, полиэтничность, многоступенчатость политической организации, регулирование взаимоотношения местных элит имперским центром. Ни один из этих признаков даже риторически не прозвучал в 1721 г. в связи с провозглашением России империей. По-видимому, в начале XVIII в. эти имперские характеристики воспринимались совершенно нейтрально, в силу чего и оказались оттеснены на второй план, хотя, например, тема огромной территории и многочисленности народов, подвластных царю, присутствовала в русских проповедях петровской эпохи. Интересно, что в 1710 г. не русский автор, а англичанин Ч.Уитворт именовал Россию империей именно при описании её географии29.
Но что же тогда представлялось значимым для современников царя-преобразователя при поднесении Петру I нового титула? Как они аргументировали свои действия? Ответ содержит речь канцлера Головкина и Реляция от 1 ноября 1721 г., в которую вошли доводы членов Синода, прозвучавшие на заседании 19 октября.
Причиной действий светских и церковных властей объявлялось не какое-либо новое состояние государства и общества, а личные заслуги Петра I, его «великоименитые дела», целью которых было прославление Всероссийского государства, «польза» всех верноподданных, «сильное и доброе состояние» государства, «вечный мир с короною Шведскою». В речи Г.И.Головкина прозвучали ставшие широко известными слова, что делами царя его «верные подданные из тьмы неведения на феатр славы всего света, и тако рещи, из небытия в бытие произведены и во общество политичных народов присовокуплены...»30.
Инициаторы поднесения императорского титула Петру I, Сенат и Синод, действовали, как объявлялось, от «общего всех верных подданных лица», то есть источником имперского звания царя признавалась воля народа, «всех чинов»31.
Таким образом, в обосновании имперского звания русского царя явственно проступило влияние европейской естественно-правовой теории (Г.Гроций, Т.Гоббс, С.Пуффендорф). Прежде всего, был создан образ идеального «мудрого правителя». Этот «мудрый правитель» трудился на благо подданных, а с точки зрения идеологических постулатов нового времени «конечная вина установлений власти» — «всенародная польза», «общее благо». Наконец, новый титул монарх получал от представителей «всех чинов» своего народа, что вполне соответствовало характерному для эпохи рассмотрению некоторых вопросов происхождения и форм правления вне теологических догматов32.
Ориентация на Запад, или европоцентризм сознания, проступила и в том, что исключительно высоко оценивались «политичные» государства Западной Европы, к которым присоединялась Россия, ценилась «слава» российского народа именно на Западе. Международное мнение представлялось для русской стороны исключительно важным. На это указывают и тексты источников. Так, уже в первых предложениях Синода, а затем в Реляции от 1 ноября, в указах об императорском титуле и при переговорах с иностранными дипломатами постоянно звучала мысль, что «да не явится Россия в зазор всему свету» ( «а зазора за титлу цесарскую не опасатся»), и далее шли призванные подтвердить право русской стороны на императорский титул ссылки на грамоты Максимилиана I и иных «многих потентантов», в том числе, королей французского, испанского и Венецианской республики. При обосновании поднесения званий «Великий» и «Отец Отечества» также указывалось, что титул «Великий» «уже многие и в печатных письмах прилагают», а имя «Отец Отечества» даётся «по прикладу древних греческих и римских сингклитов, которые своим монархам оное предлагали»33.
О многом говорит и избранная Сенатом и Синодом форма поднесения титула. Его церемониал, как уже отмечалось, состоял, во-первых, в публичном чтении в церкви текста обращения к царю от имени «всех чинов» государства, при этом сенаторы и члены Синода «предстояли» перед монархом. Во-вторых, в краткой ответной речи царя. И хотя Пётр ни в одном из её пунктов не упоминал о титуле — он говорил о заключённом мире, о «неослаблении» в воинском деле и труде «на пользу и прибыток общий», всё же речь символизировала согласие принять «подношение» подданных. В-третьих, церемониальный характер носили коллективные троекратные возгласы «Виват, виват, виват Пётр Великий, Отец Отечества, Император Всероссийский!».
Все эти три элемента весьма отдалённо, но всё же напоминали традиции инвеституры (введения в должность) римских и византийских императоров. Избрание Римских императоров до середины V в. осуществлял Сенат, военачальники и представители народа. Император, помимо прочих обрядовых действ (поднятие на щите, возложение на голову шейного обруча и т.п.), говорил речь-благодарение. Обязательным было и трёхкратное возглашение, содержание которого со временем менялось. Авторами церемонии 1721 г. был избран принятый на рубеже XVII — XVIII вв. западный вариант возглашения: «Виват, император..!».
Таким образом, при составлении церемонии в петербургском Троицком соборе были использованы реминисценции раннего светского римского коронования и современный западный текст возглашения. При этом декларировалось обращение именно к древней традиции, так как происходящее обосновывалось ссылками на практику «древних греческих и римских синклитов». В первые века Римской империи инвеститура носила сугубо светский характер. Представители церкви стали участвовать в ней с середины V в. В Византии к IX в. светская военная коронация совершенно отпала и осталось лишь церковное венчание на царство34. При императорской инвеституре Петра I чин коронования, включавший миропомазание, совершён не был. Следовательно, замена царского достоинства на имперское не предполагала по представлениям сподвижников царя наделения его новым духовным качеством, дополнительной святостью. Святость прежних русских царей не принижалась.
Поднесение имперского титула Петру I стало единственным случаем светской имперской инвеституры в России. Восстановление церковного чина венчания произошло уже в 1724 г., когда была коронована Екатерина I. Причиной этого стали сугубо внутренние события, связанные с проблемой престолонаследия: имперский титул, поднесённый царю в 1721 г., позволил ему ещё раз расставить акценты в сложной семейной ситуации. Наследников мужского пола у Петра I и Екатерины I не было, следовательно, преимущественные права на трон имели не дочери Петра I Анна и Елизавета, родившиеся до брака родителей, а сын царевича Алексея Пётр и дочери царя Иоанна V. В этой ситуации введение указом от 23 декабря 1721 г. императорских титулов для Екатерины I и её дочерей ставило вторую семью Петра I выше других Романовых. В 1722 г. для утверждения их прав был издан указ о назначении наследника «по достоинству», а не «по первородству»35, а затем, в мае 1724 г., проведена коронация Екатерины I.
Следует сказать, что обычная специально короновать цариц в России не было, исключение составляла лишь коронация Марины Мнишек. Царское достоинство автоматически получала супруга царя при бракосочетании. На Западе такая традиция существовала. Обращение к западному опыту и стало одним из ориентиров русского общества при подготовке и проведении коронационных торжеств 1724 г.
Архивное дело, касающееся коронации Екатерины I, свидетельствует о стремлении соотнести, унифицировать коронационный церемониал с западноевропейскими нормами подобных актов. Среди подготовительных документов делопроизводства имеется выписка расположенных в четыре колонки церемоний коронования: 1) российских царей, 2) «цесаря Иосифа в короли римские в Аугсбурге», 3) «цесаревы римской в Праге», 4) «королевы шведской в Упсале». В этом деле также находились записки о коронации в 1720 г. короля французского Людовика XV и коронации в 1723 г. римского цесаря Карла VI в короли богемские (чешские). Они не понадобились. Зато для имперской коронации Екатерины I оказались востребованы описания коронаций императора и двух королев. Из коронаций русских царей были использованы описания венчаний на царство Алексея Михайловича («154» год) и Петра и Иоанна Алексеевичей («190» год)36.
Сравнение этих документов с «Описанием коронации ее величества императрицы Екатерины Алексеевны», опубликованного в 1724 г., позволяет предположить, что особое внимание организаторов торжеств привлекли государственные символы — инсигнии. В Аугсбурге это были цесарские «понтификальная одежда», включавшая мантию, и «государственные знаки» — имперская корона, меч, скипетр и держава; в Праге — «чешская корона, скипетр и держава»; в Упсале — королевская корона и мантия, государственное знамя. Постоянным атрибутом коронаций был специальный балдахин37.
Ориентация на европейскую традицию привела к тому, что на коронации Екатерины I впервые для венчания на российский престол были приняты новые имперские инсигнии: императорская, отличная от русских, корона, имперская мантия (золотой штоф с орлами, подбитый горностаями), дополнявшие европейское платье царицы; а также названный имперским скипетр с двуглавым орлом («который издревле употреблен при коронации и помазании императоров Всероссийских») и глобус (держава) «такого фасона, как Глабер в своих историях о древних императорских глобусах упоминает. Дело же глобуса есть древнее римское...»38. Императорские регалии представлялись современникам исключительно важными: их специальное описание завершало печатную реляцию о короновании Екатерины I.
Разумеется, в реляции подданным русского монарха не сообщалось об упразднении не имевших западного аналога царских инсигний «византийского» происхождения: св. креста, венца — шапки Мономаха и барм (диадемы), представлявших собой оплечье с образами. Во второй половине XV, в XVI и в XVII столетиях эти регалии подчёркивали византийскую преемственность («передачу царства») и были исключительно важны для русского самосознания. Не случайно после принятия царского титула Иваном IV в «Родословце» 1555 г. и «Сказании о князьях Владимирских» появляется рассказ о венчании Владимира Мономаха византийским царским венцом, бармами и скипетром. Введение в общественное сознание этой легенды подтверждало средневековую идею о божественном происхождении государственности и переходе царств (государственности) от народа к народу через передачу каких-либо предметов, символизировавших царское (цесарское) достоинство39.