Структурные и функциональные аспекты концепции Срединной Европы Ф. Наумана
Н. Н. Баранов
Работа Фридриха Наумана «Срединная Европа», где содержалось обобщенное представление о возможной интеграции центральноевропейских стран в единый экономический и политический организм, увидела свет в конце 1915 г., в разгар Первой мировой войны, когда ее исход оставался далеко не предрешенным. С самого начала война поставила Германскую империю и Австро-Венгрию в условия жесткой экономической и военной взаимозависимости. Прекратилась торговля обоих государств с их прежде важнейшими партнерами, входившими в Антанту. Великобритания с первых дней войны установила морскую блокаду, фактически отрезав Германию от ее колоний. Экономическая изоляция усугублялась тем, что Германия не была готова к блокаде и не располагала большими запасами производственного сырья и продовольствия, хотя такое развитие событий можно было предсказать задолго до начала войны. Острая нехватка ресурсов обозначилась уже к концу 1914 г. В этом отношении Германская империя могла рассчитывать только на союзные государства, в первую очередь на Австро-Венгрию как поставщика сельскохозяйственных продуктов. Был дан толчок переговорам о таможенном союзе [см.: Enste, 12 ].
Одновременно как в Австро-Венгрии, так и в Германии крепло чувство солидарности, единства перед лицом противника. Война связала их теснее, чем союзный договор 1879 г. В такой обстановке со стороны широких кругов общества возник новый интерес к идее углубления союза центральных держав. Комплекс представлений о Срединной Европе стал активно проникать в умы политического руководства и в массовое сознание населения обоих государств. Во второй половине 1914 г. вышел ряд пропагандистских публикаций, авторы которых призывали к созданию Срединной Европы: работа Карла фон Винтер-штеттена «Нордкап — Багдад», серия брошюр Франца фон Листа «Между войной и миром», книга Германа Лоша «Среднеевропейский экономический блок и судьба Бельгии», труд венского экономиста Ойгена фон Филипповича «Экономический и таможенный союз между Германией и Австро-Венгрией» [см.: Enste, 35—37 ; Liszt; Losch; Philippovich; Winterstetten].
Одним из первых политиков к данной проблеме обратился председатель австрийской палаты депутатов Юлиус Вольф. В начале сентября 1914 г. была опубликована его статья, которая призывала руководство Германской империи и Дунайской монархии «создать более прочное политическое и экономическое единство, чем существовало до сих пор» [цит. по: Meyer, 138 ] 1 . Эта статья стала поводом для активной дискуссии в Австро-Венгрии, и в последующие несколько месяцев австрийские немцы выдвинули ряд различных предложений, связанных с дальнейшим сближением Центральных держав.
В Германии одним из первых шагов в этом направлении стал меморандум Вальтера Ратенау рейхсканцлеру Теобальду Бетман-Гольвегу, где он заявлял, что «Германия может компенсировать потерю своей международной торговли за счет объединенного среднеевропейского рынка, который возникнет в результате слияния германо-австро-венгерского и германо-французского таможенного союза» [Ibid, 139 ].
Тогда же в «Сентябрьской программе» Бетман-Гольвега, где впервые официально были сформулированы военные цели Германии, появляется требование «создания среднеевропейского экономического объединения путем подписания совместных таможенных соглашений включая Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Австро-Венгрию, Польшу и, возможно, Италию, Швецию и Норвегию. Это объединение, пусть и без общего конституционного руководства, при внешнем равноправии его членов, но фактически под немецким руководством должно стабилизировать экономическое преобладание Германии над Срединной Европой», хотя, согласно этому документу, интересы Германии на континенте имели второстепенное значение и должны были лишь укрепить ее статус великой державы [см.: Fischer, 93 ].
В результате уже в 1914 г. среднеевропейское единство стало выглядеть более вероятным. При этом речь шла главным образом об экономическом объединении. В его пользу приводились те же самые аргументы, что и до начала войны. Предполагалось, что военная, политическая и экономическая мощь обеих центральных держав (или всех стран Срединной Европы) только возрастет благодаря слиянию. Кроме того, считалось, что после войны неизбежно продолжится борьба с державами Антанты и придется выдерживать экономическую конкуренцию с другими большими экономическими зонами, для чего необходимо создать аналогичную зону в Срединной Европе. Наконец, многие верили, что объединение укрепит престиж центральных держав в международных отношениях и даже сможет сделать экономическое соревнование беспроигрышным для Германии.
В обстановке мировой войны данные аргументы звучали гораздо убедительнее, т. к. центральные державы были отрезаны от своих источников сырья, их внешняя торговля была прервана, большая часть иностранных инвестиций утеряна, а валюты оказались под сильнейшим давлением.
В экономических и академических кругах активно обсуждались и возможные формы будущего объединения: от полного таможенного союза до системы преференций. Именно в такой обстановке появилась книга Ф. Наумана. Она содержала одновременно анализ ситуации, сложившейся на континенте, и выражение надежд и устремлений, возникших как за месяцы войны, так и в предшествующий период. Однако автор ставил целью не только подвести итоги, но и задать новое направление: его Срединная Европа выходила за рамки исключительно экономического пространства. Он искал историческое и философское обоснование для нового союза государств и в этом был близок к идеям среднеевропейского единства, бытовавшим до 1871 г.
Под Срединной Европой Науман подразумевал «объединение государств, которые не принадлежат ни к англо-французском союзу на западе, ни к Российской империи» [Naumann, 490 ]. В его работах это объединение называется по-разному: «союз государств» ( Staatenbund ), «верховное государство» ( Oberstaat ), «объединение государств» ( Staatenverband ), причем ни причина употребления различных понятий, ни их содержание не разъясняются. Возможно, это было связано с тем, что сам Науман, как он неоднократно говорит в «Срединной Европе», не имел законченного представления о характере будущего объединения и сознательно избегал привязки своей концепции к какой-то определенной модели. В любом случае, краеугольным камнем этого объединения должен был стать союз Германии и Австро-Венгрии, к которому впоследствии смогли бы присоединиться другие государства: «Базовые формы новых соглашений и учреждений должны сложиться между Германской империей, Австрией и Венгрией. Если эксперимент не удастся здесь, то озадачивать другие государства вообще не придется. Если же он удастся, то будет ясно, что мы можем предложить другим участникам, и можно будет разговаривать с ними точными цифрами и исчисляемыми величинами» [Ibid., 681 ].
Первая мировая война для Наумана стала решающим фактором для создания Срединной Европы. Отрезав Германскую империю от ее колоний, война оставила ей свободу действий на континенте: «Сейчас у нас больше единства, чем когда-либо в старой Германской империи! Сегодня все прежние большие и малые государства на этой территории стали единым борющимся живым организмом, и победу или поражение на всем пространстве от Гельголанда до Орсовы они переживают вместе» [Ibid., 492 ]. Эти особые отношения нужно сохранить и после войны, поскольку, каким бы ни был ее исход для Германии, в будущем ей по-прежнему будет нужен сильный союзник, с которым ее связывал бы не только оборонительный договор. «Взаимная защита заключается в многообразии государственного, экономического и личностного совместного существования, в добровольном и организованном переходе одной общности в другую, в общности идей, истории, культуры, труда, правовых понятий, в бесчисленном множестве малых и больших вещей» [Ibid., 519 ]. Науман не сомневался, что в не столь отдаленном будущем последуют новые военные действия, а вести их самостоятельно не сможет уже ни одна держава.
Кроме того, исходя из опыта войны, которая к 1915 г. уже стала позиционной, он полагал, что после ее окончания сохранятся линии окопов в качестве «основной формы обороны» на случай будущих конфликтов. «На нашем континенте предположительно возникнут две основные линии окопов с некоторыми ответвлениями. Возникнут три области: восток, центр и запад» [Naumann, 469 ], — писал он, имея в виду под центром центральные державы (Центральную Европу) и их возможных союзников. «В случае с каждой внешней границей встанет вопрос, надо ли обносить ее стеной или нет. Отсюда возникнет необходимость государственных союзов. Государственный союз — это валовое или окопное сообщество… Вал будет означать отмежевание, его отсутствие — постоянный союз, которого мы желаем» [Ibid.]. Таким образом, способ ведения войны, по мнению Наумана, становился предпосылкой для разделения континента — взгляд, который ряд исследователей называет «мышлением Мажино до Мажино» [см.: Meyer, 198 ; Le Rider, 124 ].
Кроме соображений военной безопасности, важным аргументом в пользу создания Срединной Европы для него являлись сам факт совместного сражения с врагом и огромные жертвы, которые были вынуждены приносить все национальности центральных держав, защищая друг друга. С его точки зрения, только прочное объединение этих национальностей «в будущем сможет оправдать в глазах среднеевропейских народов то, что мы проливали кровь друг за друга. Какое дело нам, имперским немцам, было до Сараево? Что мы потеряли на Карпатских перевалах? Почему венгры или южные славяне должны беспокоиться о Зеебрюгге?… Вся военная история с ее страданиями и подвигами окажется бесцельной и бессмысленной, если война закончится непониманием союзников» [Naumann, 494 ].
К политическим предпосылкам Науман относил прежде всего укрупнение единиц международных отношений. В самом начале работы «Срединная Европа» он сформулировал следующий постулат: «Дух большого предприятия и наднациональных организаций охватил политику… В настоящем и в будущем малые и даже средние государства не смогут заниматься большой политикой» [Ibid., 492—493 ]. Вместо этого участниками международных отношений станут «группы государств во главе с великими державами» [Ibid, 474 ]. Из этого следует, что для сохранения статуса великой державы и просто самостоятельности Германия нуждается в союзниках, должна стать частью более крупного образования — Срединной Европы. «Осталось лишь несколько центров человеческой цивилизации, которые действительно располагают властью: Лондон, Нью-Йорк и Москва (Санкт-Петербург)… В лучшем случае, насколько сегодня можно предвидеть, Срединная Европа может стать четвертым мировым государством» [Ibid., 666 ]. Если она не будет создана, для Германии это будет означать постепенную потерю влияния и необходимость присоединения на правах младшего союзника к одной из двух европейских держав — Великобритании или России, с которыми она так долго конкурировала. Поэтому, по мнению Наумана как немца, создание Срединной Европы — «это смысл нашей истории, хотим мы того или нет» [Ibid., 677 ].