Задача второй операции — извлечь серебро из роштейна. В расплавленный роштейн добавляли свинец, который в жидком виде присоединял к себе металлическое серебро. Получали деловой свинец, или веркблей, т. е. физический сплав свинца с серебром.
Наконец, в-третьих, следовало серебро и свинец разделить. Для этого расплав веркблея разогревался до такой степени, что делился на части. Серебро, как более тяжелый по удельному весу элемент, оседал на дно печи, свинец образовывал верхний слой, который сливали.
Разделительная операция венчалась красивым эффектом бликования — разложения луча света на спектр из-за испарения серебра с поверхности расплава. За расплавом, как правило, наблюдал опытный мастер, чтобы не пропустить начала бликования, которое означало финал разделения. Серебро спускалось из печи в корыта-изложницы, где его заливали кипятком, чтобы предотвратить продолжавшееся испарение.
Со временем сложилась специфическая производственная схема. Колыванский завод производил полуфабрикат (роштейн), который отправлялся на Барнаульский завод для дальнейшего оборота. Колыванский и Барнаульский заводы находились в 340 верстах друг от друга, но вблизи Колыванского завода находились все рудники, включая богатейший Змеиногорский (в 17 верстах). Поставляя не руды, а роштейн, добивались существенной экономии на извозе. В Барнауле из него выплавляли веркблей и затем лигатурное серебро, отправлявшееся на Санкт-Петербургский монетный двор, куда стекались все драгоценные металлы, добываемые в империи. Сначала на Колыванском заводе для Барнаульского завода готовили не только роштейн, но и древесный уголь. С увеличением добычи змеиногорских руд в начале 1750-х гг. Колыванский завод стал плавить не только роштейн, но и веркблей, а в конце десятилетия Барнаульский завод стал плавить и змеиногорские руды.
С 1753 г. новым командиром КВЗ стал заместитель Беэра А. И. Порошин, но он предпочитал управлять заводами из Петербурга. Это сказалось на производительности: если в 1751 г. КВЗ дали 366 пудов серебра, то в 1760 г. — 264 пуда, т. е. на треть менее.
Истощались запасы лесов в ближних дачах Колыванского завода, углублялись разработки Змеиногорского рудника, не хватало мастеровых и приписных крестьян, не хватало и ежегодно ассигнуемых сумм на содержание заводов. Все это закономерно влекло за собой постепенное снижение производства. Одной из основных проблем стала нехватка рабочих рук. Для добычи руд привлекались и крестьяне, и солдаты, и драгуны.
Управляющий Императорским кабинетом барон Черкасов не уставал сообщать об этом императрице, но его доклады оставались без последствий, пока в 1757 г. ему на смену не пришел А. В. Олсуфьев. Новый глава Кабинета, молодой и энергичный, «настоятельно просил императрицу так или иначе решить судьбу заводов» [см.: 200-летие Кабинета, 335 ]. В 1759 г. он с помощью Порошина составил обширный доклад о расширении производства на КВЗ, который императрица утвердила спустя два года, в 1761 г.
В 1761 г. была учреждена должность главного командира Нерчинских заводов. Завод, в современном понимании этого слова, был один, но состоял из трех плавильных фабрик ( «заводов»). Главным командиром стал В. И. Суворов, двоюродный брат прославленного полководца. Совместно с судьей монетной канцелярии Шлаттером в 1760 г. ему было поручено составить инструкцию. Она была утверждена в 1764 г. с многочисленными резолюциями самой Екатерины II. В этой инструкции, по выражению Зябловского, было собрано все лучшее, что было предписано «в инструкциях в высочайших именных указах, состоявшихся до того времени для начальников заводов Екатеринбургских и Колыванских… было собрано и помещено в инструкцию главному Нерчинскому начальнику» [см.: Зябловский, 223 ]. По инструкции Суворов наделялся неограниченными полномочиями, все делалось в интересах производства, которым он успешно управлял в течение 12 лет, оставив о себе добрую память и как человек, и как специалист.
По упомянутому проекту Олсуфьева — Порошина Колыванский завод на Алтае закрыли. Но, как предполагалось, закрытие одного завода следовало компенсировать строительством другого. В 1762—1764 гг. шло строительство Павловского завода в 35 верстах от Барнаула.
Медь на Алтае продолжали плавить наряду с серебром. Печи для медной и серебряной плавки стояли в одних и тех же цехах Барнаульского завода. Производство меди было неудобно тем, что оно постоянно отнимало рабочие руки. В 1762—1764 гг. велось строительство Сузунского медеплавильного завода, а в 1764—1766 гг. и монетного двора. Теперь полуфабрикаты медной плавки и медные руды отправлялись на Сузунский завод для дальнейшего оборота.
На фоне успехов Кабинета Берг-коллегия не осталась безучастной, и по проекту Шлаттера — Суворова в 1760 г. в Восточном Забайкалье был построен Дучарский сереброплавильный завод, в 1764 г. — Кутомарский. Были предприняты и поиски медных руд в Агинской степи, но неудачно: руды оказались бедными. Проекты Олсуфьева — Порошина и Шлаттера — Суворова составлялись в самом конце правления Елизаветы Петровны и заложили основу стремительного взлета сереброплавильного производства в Екатерининскую эпоху.
В период с 1764 г. в Нерчинском горном округе были построены Кутомарский (1764), Шилкинский (1769), Екатерининский (1777), Газимурский (1778) и Александровский (1792) заводы, а также Петровский (1789) чугуноплавильный и железоделательный завод. Первый чугун завод дал в 1790 г. Также с 1776 г. действовал частный сереброплавильный завод купца М. Сибирякова. В Колывано-Воскресенском горном округе были построены Алейский (1774), Локтевский (1782), Гавриловский (1794) заводы, а также Томский (1777) чугуноплавильный и железоделательный завод. На 1767—1772 гг. приходится пик производства серебра, к которому впоследствии ни КВЗ, ни Нерчинским заводам не удастся даже приблизиться.
Разгорается настоящая схватка амбиций Кабинета и Берг-коллегии (соответственно их подведомственных мест — КВЗ и Нерчинских заводов). В 1767 г. Нерчинские заводы вдруг дали рекордную выплавку — 629 пудов. Со следующего (1768) года резко усилилась добыча руды на Змеиногорском руднике. О том, что это была нерациональная и нахрапистая выемка лучших руд, мы узнаем из доноса шихтмейстера Василия Чулкова на управляющего Змеиногорским рудником Иоганна Лейбе [ЦХАФ АК, ф. 1, оп. 1, д. 482, л . 12—672 ]. Добыча богатейших руд Змеиногорского рудника позволила в 1772 г. достичь рекордного за всю кабинетскую горнозаводскую эпоху объема годовой выплавки серебра — 1227 пудов. Все же это не помешало начальнику Нерчинских заводов В. И. Суворову хвалиться, что, хотя численность населения Нерчинских заводов в пять раз меньше, объемы рекордной выплавки меньше всего лишь в два раза. Субъективный фактор погони за рекордами начальников заводов сыграл здесь одну из ведущих ролей.
Зависимость от нерчинского свинца была ахиллесовой пятой Кабинета. Начальник Нерчинских заводов В. И. Суворов в своих промемориях к Канцелярии горного начальства Колывано-Воскресенского округа развил пышную риторику и указал, что дефицит свинца в алтайских рудах — сугубо внутренняя проблема КВЗ, отказал в поставке 15 тыс. пудов свинца вместо 10 тыс., повысил отпускную цену с 90 коп. в 1761 г. до 1 р. 10 коп. в 1762—1764 гг. Берг-коллегия повторила доводы Суворова о том, что обязательные поставки 15 тыс. пудов свинца приведут к сокращению производства на Нерчинских заводах, а затем и вовсе к его угасанию. Прямое вмешательство императрицы свидетельствует о том, что ситуация достигла «точки кипения». Екатерина II собственноручно написала на инструкции Суворову, что Колыванской и Нерчинской вотчинам одна помещица, что было адресовано и Суворову, и Берг-коллегии; она велела поставлять свинец «без малейших оговорок», в цену свинцу полагать только сумму, затрачиваемую на расплавку глета в свинки, для доставки использовать купеческие подряды [см.: ЦХАФ АК, ф. 1, оп. 1, д. 379, л . 245—247 ]. Именно с 1764 г. за Нерчинскими заводами закрепилось обязательство поставок свинца на КВЗ. Для перечистки глета в чистый свинец на Нерчинских заводах возвели четыре печи. Это внесло изменение в технологический цикл. В отличие от КВЗ, Нерчинские заводы плавили серебряные руды с настолько большим содержанием свинца, что после первой плавки напрямую получали веркблей, тогда как на КВЗ его получали на втором этапе, разделительная операция на Нерчинских заводах была второй по счету, на КВЗ — третьей. Таким образом, на КВЗ производство серебра проходило три этапа, на Нерчинских заводах — два. А с 1764 г. Нерчинские заводы были обязаны перечищать свинцовый глет, и перечистка глета стала там третьей операцией.
Наделение главных командиров сибирских сереброплавильных заводов неограниченной властью было сделано в интересах производства, но привело к злоупотреблениям. Личные качества главного командира КВЗ Андрея Ирмана оказали негативное влияние на моральный дух в профессиональной среде. Горные инженеры на КВЗ, по выражению управляющего Кабинетом графа Адама Олсуфьева, «были застращены недоступным высокомерием и суровостию бывшего командира... Не меньше сего и по той же господствовавшей там доныне самовластия неограниченного суровости примечено и в большей части горных офицеров таковое же, можно сказать, общее уныние и робость» [Там же, д. 482, л . 557, 672 ].
Своим поведением Ирман спровоцировал крупный конфликт с Кабинетом, игнорировал коронное ведомство, обращаясь напрямую в Сенат и даже досаждая императрице «пакетами о делах заводских». К 1778 г. накопилось довольно много фактов «неслыханного самовластия» Ирмана. Гнев императрицы вызвало чрезмерное привлечение к заводским работам приписных крестьян, хотя Манифестом от 23 мая 1779 г. заводские работы, исполняемые приписными крестьянами, были определены достаточно точно. Не стерпев, императрица заявила, что не намерена терпеть в Сибири царьков. По вопросу об отставке Ирмана Олсуфьев отозвался однозначно: «нет в том затруднения никакого» [Гришаев, 46—47 ].