Тифозная вошь в солдатской шинели: о влиянии естественно-природных факторов на ход и исход Гражданской войны в России (стр. 2 из 4)

Больных и раненых с Царицынского фронта отсылали дальше на север, чаще всего в Саратов, Тамбов, Пензу. Описание «эшелонов смерти» – поездов-лазаретов, застрявших в станционных тупиках или в заснеженных полях, когда на весь состав не находили ни одного выжившего, встречается в воспоминаниях очевидцев [27]. Школьный учитель из г. Кирсанова Тамбовской губ. А.О. Белоусов констатировал дату появления эпидемии сыпного тифа, дизентерии и скарлатины в своем городе. Это – март 1919 г., очевидно, болезни были завезены бойцами, отступившими с Юга и помещенными в госпиталь, разбитый в здании школы[28]. Летом 1919 г. тиф поразил центр страны (Брагин П.М.) [29].

Белая армия, наступая на Москву, оказалась в самом эпицентре эпидемии. Инфицированные офицеры и рядовые стрелки отправлялись в тыл. Железная дорога, грязные вагоны и скученность пассажиров стали основным источником заражения. В январе 1919 г. тиф докатился и до столиц белого сопротивления на Юге. Особенно свирепствовал сыпной [30]. Священник станицы Журавской Алексей Адамов сообщал к Екатеринодар: «Тиф у нас трех видов, по сие время не прекращается, только потерял свою острую форму: меньше стало смертных случаев. Очень немного домов осталось таких, где не было заболевших тифом» (3.04.1919) [31]. Из-за тифа закрываются учебные заведения, а министр здравоохранения уехал в Париж по квазидипломатическим делам от имени никем не признанной Кубанской республики, острил белогвардейский офицер, автор анонимного дневника из коллекции ГАКК [32]. В Новочеркасске на годовщину смерти Каледина умер от сыпного тифа генерал от инфантерии Н.И. Иванов [33]. В начале 1919 г. командующий Кавказской добровольческой армией П.Н. Врангель тяжело переболел сыпным тифом. Ему даже давали кислородную подушку. Были опасения, что он оставит свою должность из-за возможного осложнения на сердце [34].

Но в целом зимой 1919 г. армия Деникина еще не была поражена тифом в той мере, что Красная армия. Продолжала работать санитарно-эпидемиологическая служба. По сообщению врача А.Х. Бжассо, в больницах Екатеринодара смертность сыптотифозных больных не превышала 5-6%, в то время как в адыгских аулах умирало до 60% заболевших [35].

Динамика развития эпидемиологической ситуации в одном из полков Донской армии представлена в работе И.Н. Оприца «Лейб-Гвардии Казачий Е.В. полк в годы революции и гражданской войны». Первые заболевшие тифом появились с приходом полка на территорию Донбасса в феврале 1919 г. Весной потери от тифа в 1, 5 – 1, 7 раз превосходили потери в результате боевых действий. В летние месяцы заболеваемость тифом стала уступать числу боевых потерь, но в октябре – ноябре эпидемия тифа в полку вновь усилилась. Район верховий Дона, где проходили боевые действия полка, несколько раз переходил из рук в руки, был обобран и белыми, и красными. Продовольствие и фураж на месте достать было нельзя, полки недоедали. На фоне общего истощения организма смертность стала выше, чем в прошлый пик эпидемии[36]. Отступление ВСЮР из центра страны сопровождалось ростом заболеваемости. Большинство потерь было из-за плохой работы медицинских служб.

В белые части, оперировавшие преимущественно на территории Украины, тиф попал осенью 1919 г. после оставления Орла и наступления морозов [37]. Отступление ВСЮР из центра страны сопровождалось ростом заболеваемости. Тиф косил армию генерала Н.Э. Бредова на пути от Киева и особенно от румынской границы до польского фронта (Ланговой А., 1922; Штейфон Б.А.)[38]. Казаки-уральцы говорили, находясь в советском плену: «Не большевики нас сломили, а тиф, который занесли к нам большевики» [39].

Ел. Кантакузина вспоминала, что отступление деникинской армии в зимних условиях привело к расширению эпидемии и росту смертности: «Докторов не хватало, неубранные трупы лежали на улицах, их отвозили и складывали на станции, чтобы потом вывезти из города. Каждый, у кого были вши, был практически приговорен к смерти от тифа…»[40]. Большинство потерь было из-за отсутствия лазаретов[41]. Впечатление В. Тырковой-Вильямс было похожим: «Как описать Новороссийск? Кадеты... беженцы, вши, больницы... Евгений Трубецкой (умер от тифа). [...] Люди перестали мыться. Нет белья. [...] Власть развалилась. Никто даже не знает, кто теперь начальство, где оно и как его зовут»[42]. В Крым была вывезена лишь часть тифозников, и там они быстро поправились[43].

Сибирский историк В.С. Познанский установил, что движение пандемии шло на восток, а не в обратном направлении, как утверждал нарком Семашко. И это при том, что Казахстан и Средняя Азия действительно являются районами, эндемичными по тифу. В 1919 г. сначала тиф попал вместе с пленными красноармейцами в тюрьмы, потом был разнесен по городам освобождавшимися из-под стражи уголовными, которые забирали с собой для перепродажи вещи заболевших и умерших в тюрьмах. Это подтверждают воспоминания Ф.А. Калинина, советского работника из г. Белебей Уфимской губ., арестованного властями Директории, о пребывании в плену. В начале осени 1918 г. в Сибири тифа не было. В товарном вагоне в массе других арестованных Калинина везли из Уфы до Иркутска. Он описывал тяготы месячного пути: скученность, холод, плохое питание, антисанитарию. Узники умирали от разных причин кроме болезней. Тиф в Иркутске появился в ноябре 1918 г. сначала в тюрьмах, а потом и в лагере военнопленных (1920)[44].

Осенью 1919 г. Колчак, отступая под ударами 5-й армии, был охвачен маниакальной, как отмечал историк, идеей вывезти все, ничего не оставляя большевикам, в том числе и заключенных. Так оказалась инфицированной вся Сибирь: Транссиб превратился в русло сыпнотифозного потока. Красная армия попала в Сибири прямо в очаг эпидемии. Смертность составляла до трети заболевших. Для борьбы с этим мором был создан специальный орган – чрезвычайная комиссия по борьбе с тифом (чекатиф)[45]. Отток на запад уже заразившихся в Сибири пленных колчаковцев, которые возвращались домой на Урал и Поволжье – зоны формирования Народной армии Комуча, вызвало массовую заболеваемость в этих регионах. По сути, летом-осенью 1919 г. в центре страны встретились разные популяции тифозных бактерий из Сибири и с Юга. По-видимому, эту вспышку и имел в виду нарком. В рассказе В.Ф. Белоусова, оказавшегося в это время в Оренбурге, отчетливо видны изменения характера эпидемии: «Такого тифа и старики не помнят. 8 октября свалился я сам сыпняком и за мной и вся семья. Не буду описывать всех ужасов пережитых в Оренбурге[, ] все четверо мы как пласты пролежали больше четырех месяцев[, ] перенеся все возвратные[, ] брюшные т.п. тифы» (1925)[46].

Таким образом, картина эпидемии, представленная наркомом здравоохранения, не отражает всей действительности. Движение инфекции было связано с миграционными потоками, к которым следует отнести и движения армий, с санитарным состоянием публичных зон и степенью организованности транспортных систем и медицинских служб.

В Северо-Западной армии Н.Н. Юденича тиф появился в декабре 1919 г. во время отступления от Петрограда, т.е. после контакта с Красной армией[47]. К январю 1920 г. мор стал повальным. Адмирал В.К. Пилкин записал в дневнике впечатления от совещания с участием представителей эстонского правительства о планах дальнейшей борьбы на Северо-Западе: «[П.Н.] Краснов не очень удачно изложил обстоятельства дела. Вместо того чтобы указать на то, что армия вымирает от сыпного тифа, что необходимо сейчас же вывезти здоровых, чтобы спасти их, он подчеркивал опасность большевизма, от которого нельзя предохранить армию в Нарве» (6.01.1920)[48].

На Северном фронте за счет оторванности его от центра страны и других фронтов случаи тифа не отмечены ни у красноармейцев армии А.А. Самойло, ни в армии Е.К. Миллера, ни у местных партизан. В Архангельской и Александровской (порт в 33 км от Мурманска) тюрьмах масса вшей, но из болезней только цинга (Колосов В.Н.; 1934; Моисеев В.И., 1938)[49]. В Олонецкой губ. случаи тифа в Заонежье, который занесли красноармейцы, были зарегистрированы осенью 1919 г.[50]. Но эпидемия не развилась, несмотря на сильную завшивленность жителей городов, сел и в самой армии[51].

С середины октября 1918 г. в архангельских селах появилась испанка, завезенная интервентами. Многие крестьяне болели и умирали. Кое-кто специально не жил дома, укрываясь от болезни на лесных заимках. Село Тарасовское, поддерживавшее тесные контакты с белым Архангельском, постигла настоящая эпидемия гриппа: от нее умерло 60 чел. Во время этого массового заболевания, перекинувшегося на враждебное тарасовцам соседнее красное село Церковное, между ними установилось вынужденное перемирие. Испанка вскоре прекратилась сама собой, а вместе с этим возобновились бои между двумя селами[52].

Эпидемии по обе стороны фронта вызвали много потерь, но чем советская сторона отличалась в положительную сторону, так это тем, что была выработана государственная программа борьбы с эпидемиями и начата вакцинация личного состава. Это было актуально в связи с тем, что, наступая, Красная армия оказывалась в зонах эпидемического поражения. Войдя в Ростов, конные части Красной армии рассыпались, мародерствуя и празднуя свою победу, а в городе свирепствовал тиф нескольких разновидностей: «Люди умирали чуть ли не в каждой квартире»[53]. Секретарь РВС 1-й Конной С. Орловский описал предосторожности работников штаба в условиях пребывания в помещениях, где находились сыпнотифозные больные. Особенно боялся тифа военком штаба Беляков, – во избежание контакта с инфицированной вошью он не садился на мягкую мебель; спал прямо на полу[54].

Совет народных комиссаров РСФСР издал ряд декретов, направленных на борьбу с эпидемиями «О мероприятиях по борьбе с сыпным тифом» от 28 января 1919 г., «О мерах борьбы с эпидемиями» от 10 апреля 1919 г. и другие. В структуре Наркомздрава был создан Военно-санитарный отдел; проведена мобилизация медперсонала; началась массовая вакцинация личного состава армии и флота: в 1918 г. на одну тысячу военнослужащих было привито 140 чел., в 1920 – 700. Несмотря на то, что число инфекционных больных в натуральном выражении во всех армиях росло до самого конца войны, в Красной армии падал процентный состав заболевших. Число бойцов, имеющих естественный и искусственный иммунитет, постоянно повышалось. Однако, как показывают статистические данные, летальность «острозаразных» болезней снизить не удалось, все время она держалась на уровне 12-13% от числа заболевших. Это было связано с факторами войны, психологических перегрузок и голода.