Есть основания полагать, что, провожая в путь младшего сына, Екатерина уже тогда знала: увидятся они не через три года, как было условлено, а гораздо позже, и под разными предлогами постоянно продлевала пребывание Алексея в Европе, придерживаясь какого-то своего графика. Вспомним, что императрица обещала дать Алексею ?свободу? (ввести во владение имуществом) в 1792 году. Судя по всему, именно эта дата и определяла для нее продолжительность странствования Алексея - или, скажем точнее, отсутствия его в Петербурге. Но в 1787 году на Екатерину внезапно свалился огромный долг Бобринского, чьи материальные возможности все время отставали от потребностей. Алексею было велено немедленно возвращаться в Россию. В Петербург его не пустили, а определили на жительство в Ревель, учредив над ним опеку.
Обо всем этом императрица немедленно поставила в известность Павла Петровича. Однако умолчала о том, что поселила ?заблудшую душу? в предварительно отремонтированном дворце Екатеринентале, равно как и о миллионном состоянии Алексея, которое пыталась спасти. Писала Екатерина без всяких сентиментов, отчужденно (?Бобринский промотался?), по-канцелярски строго и лаконично, об опеке - особенно подробно, желая внушить цесаревичу, что Алексей де-юре человек не самостоятельный и, следовательно, де-факто для Павла не опасный. Так Бобринский надолго застрял в Эстляндии в ожидании вожделенного 1792 года.
Кстати, почему-то именно в 1792 году, не раньше и не позже, императрица поспешила ?наладить дело, близкое моему сердцу?8. У Амалии-Фредерики, принцессы Баденской, были две дочери: Луиза-Мария-Августа 13 лет и Фредерика-Доротея-Вильгельмина 11 лет. А у русской монархини - любимый внук Александр. Ему едва исполнилось 14 лет, но это не помешало Августейшей бабушке начать приготовления к его женитьбе. Нас здесь, впрочем, интересует не бракосочетание Александра, а нечто другое. Обратимся к ?Инструкции?, написанной в мае 1792 года собственноручно Государыней и адресованной ее полномочному посланнику во Франкфурте-на-Майне графу Н.П.Румянцеву9.
Из документа видно, что Амалия Баденская соглашалась не только прислать своих малолетних дочерей в Россию на попечение Екатерины, но и оставить их - обеих! - здесь навсегда, и потому о ?перемене вероисповедания? говорится как о деле давно решенном. А ведь бабушка и внук еще не видели даже портретов девушек, не то что их самих. Более того, Амалию настойчиво убеждают: независимо от выбора Александра вместе с невестой Екатерина и ее сестру постарается ?устроить в свое время?. Такое впечатление, что императрице необходимо не столько женить Великого князя, сколько заполучить и вторую Баденскую принцессу, которая ?не лишится возможности устроиться, как приличествует ее рождению?. Екатерина будто боится, как бы не приглянувшуюся Александру девушку не потребовали назад домой, и в самом конце ?Инструкции? еще раз заверяет: жить сестры будут в ее дворце, ?из которого одна, как я надеюсь, не уйдет, а другая - не иначе, как прилично выйдя замуж?.
Странное впечатление производит эта равная заинтересованность Екатерины в обеих принцессах: одна из них словно оставлялась про запас, ?на вырост?. Значит, она уже кому-то предназначалась. Доподлинно известно, что этот кто-то был не Константин Павлович - ему бабушка приискала невесту из другого герцогского дома. Ситуация окончательно запутывается, когда вскоре после свадьбы Александра, состоявшейся в сентябре 1793 года, сестра его нареченной, за которую так билась императрица, вдруг почему-то покидает Россию. Отсюда можно сделать вывод: где-то что-то у Екатерины сорвалось. Попытаемся выяснить, где и что.
Итак, осенью 1792 года Великий князь Александр сделал свой выбор. Его невестой стала старшая из сестер принцесс Баденских Луиза, принявшая в крещении имя Елизавета. А вскоре по Ревелю, где проживал отставной бригадир Алексей Григорьевич Бобринский10, поползли слухи о намерении Государыни женить его на немецкой принцессе. Из всего евельского общества лишь сам Алексей Григорьевич ни на йоту не поверил этим слухам. Уж он-то лучше других знал о неприязни, как ему казалось, к себе императрицы, сначала ?сославшей? его в длительное путешествие, а затем в эту дыру, постаравшись максимально отдалить от себя. Так Бобринский и говорил коменданту ревельской крепости барону Вольдемару Унгерн-Штернбергу, в семействе которого находил неизменно радушный прием, но не только это влекло его в дом барона. Там был магнит посильнее: дочь Унгерн-Штернберга Анна Владимировна - ласковая, душевная, участливая. С ней Алексею Григорьевичу было легко и спокойно. Анна - вот единственный на всем белом свете человек, которому он нужен. Ведь даже родная мать от него отказалась. Сколько раз он просил разрешения приехать в столицу - и всякий раз получал отказ! Ему отказали даже в законном праве служить. Не помогло и обращение к тогдашнему канцлеру А.А.Безбородко. Примечателен ответ императрицы на ходатайство канцлера. Записка эта никогда не публиковалась, поэтому приводим ее полностью с сохранением авторской орфографии.
?Письмо, писанное к Вам от отставного бригадира Алексея Григорьевича Бобринского, я читала, сей молодой человек не имеет в свете, чтоб он не писал, не единого злодея, а по причине почти бесчетных им в Париже наделанных долгов я, вызвав его оттуда, приказала ему ехать в Ревель и жить там, дабы здесь либо на Москве не намотал более. Капитал же его не малой, но плату его долги поручила в управление Завадовскому (опекуну Бобринского. - М.П.), и то единственно для того, дабы с меньшою тратою для нево же приступлено было к уплату. Следовательно, что не сделано мною, все сделано в его пользу, но ему не по нраву. Впрочем, служить и не служить он волен, и ежели установится и уверена буду, что долги заплачены, то и капитал ему отдать не долго?11.
Екатерина еще не раз будет говорить о долге Бобринского как о главной причине его фактической ссылки - аргумент, надежно усыпивший бдительность и Павла, и двора, что позволяло ей беспрепятственно продвигаться к намеченной цели. А введенный в заблуждение Алексей рвался в Петербург. Но если сначала им двигало естественное стремление воссоединиться с матерью, то теперь он желал встретиться с ней, чтобы получить благословение на брак с Анной. Еле дождался Алексей 1792 года, с наступлением которого ему была обещана ?свобода?. Однако императрица о своем обещании даже и не вспомнила. Между тем Анне исполнилось 23 - где гарантия, что родители уже не подыскивают ей жениха?! А тут еще эти слухи о высокородной немецкой невесте Бобринского. Неспроста семейство барона заметно охладело к нему.
Алексей в лихорадочной тревоге начал буквально бомбить Петербург умоляющими письмами. В конце концов он достучался: уже едва ли не неожиданно для себя получил разрешение приехать - и в январе 1793 года на всех парусах понесся в столицу. На полпути его встретил выехавший навстречу опекун Петр Васильевич Завадовский. От Завадовского и получил огорошенный Алексей официальное подтверждение ревельских слухов: в Петербурге его действительно ждет невеста - принцесса Фредерика!
Вот зачем Екатерине так понадобились сразу обе дочери Амалии Баденской! Расчет простой. Женившись на Фредерике, Алексей приобретал статус члена Императорской фамилии, что после смерти Екатерины обеспечивало ему надежную защиту. Но главное - в этом случае Александр и Алексей, как мужья родных сестер, становились свойственниками! Еще до обручения внука в августе 1792 года Екатерина в одном из писем своему зарубежному корреспонденту М.Гримму сообщает о скорой женитьбе и о последующей коронации Александра, фактически объявив его новым престолонаследником. А теперь вспомним ?Артикул XXVII?, согласно которому Ольденбург и Делменгорст уступаются ?свойственнику Его Императорского Высочества?. При удачном раскладе единственным таким ?свойственником? оказывается Алексей! В согласии же Александра на ?уступку? Екатерина, надо полагать, не сомневалась ни секунды.
Вот она - конечная цель замысла! Не ради Павла затевался весь этот ?размен?, и уж тем более не ради него закладывалась в ?Запасной трактат? статья XXVII: уже тогда, в 1765-1767 годах, Екатерина продумывала стратегию обеспечения достойного будущего своему младшему сыну, который и должен был стать тем самым ?своим человеком?, что обеспечит России ?на Имперских собраниях Голос? надежный?.
Теперь становится понятной и спешка со второй женитьбой Павла: императрице срочно понадобился внук для окончательного разрешения вопроса о престолонаследии, теснейшим образом увязанного с другим, не менее существенным вопросом жизнеустроения Алексея.
Здесь, как видим, Екатерина не останавливается ни перед чем, откровенно жертвует интересами и Павла, и Александра - лишь бы ее младший сын стал владетельным герцогом и тем самым ровней великим князьям, получив в одночасье сразу все: права, положение, состояние, наконец, власть. Ради этого Алексею можно и пострадать, а ей - внешне бестрепетно снести его страдания. Уж она-то знала: будет и на их улице праздник.
Но, как говорится, люди предполагают, а Господь располагает. Тщательно разработав свою грандиозную комбинацию и неуклонно осуществляя ее в течение 30 с лишним лет, Екатерина в конце концов споткнулась на ?человеческом факторе?.
Узнав от Завадовского о намерении Государыни женить его на Баденской принцессе, Алексей, не в силах отказаться от Анны, впервые в жизни решился ослушаться матери. С полдороги он возвратился в Ревель. Гениальный ?Голштинский план? рухнул. Напрасными оказались все жертвы, принесенные Екатериной, а также муки, на которые она обрекла своего потаенного сына - и свое материнское сердце.