История о светлости (стр. 1 из 2)

К.Л. Козюренок

Эпизод из отношений Павла I и А.В. Суворова

История взаимоотношений императора Павла I и полководца А.В. Суворова, двух самых неординарных личностей российской истории последних лет XVIII в., всегда пользовалась особым вниманием их биографов. Согласно схеме, сложившейся в русской историографии вт. пол. XIX - нач. XX в., эти отношения прошли три этапа.

Бюст императора Павла I

Первый, от воцарения императора до возвращения Суворова на службу в феврале 1799 г., в целом характеризуется взаимным неприятием и срывавшимися попытками достичь взаимопонимания. Второй, до конца марта 1800 г., является фактической идиллией, полной гармонией между государем и его генералиссимусом. Наконец последние полтора месяца жизни А.В. Суворова омрачены сколь тяжелой, столь и неожиданной опалой, по поводу причин которой среди исследователей до сих пор нет единого мнения [1].

В советской сувороведческой литературе, как известно, утвердилась точка зрения о перманентно негативном отношении Павла I к полководцу. Однако при этом требовали объяснения экстраординарные пожалования императора Суворову в кон. 1799 - нач. 1800 гг.: дарование княжеского титула, возведение в ранг генералиссимуса, с отдачей войсками почестей аналогичных высочайшей особе, создание прижизненного памятника. Хотя в каждом конкретном случае вразумительные аргументы со знаком минус и не были приведены, но искренность Павла Петровича удалось взять под сомнение. Постараемся выяснить, насколько это обоснованно в отношении первой из перечисленных выше наград полководцу.

Уже в некоторых дореволюционных работах А.В. Суворов трактовался как "российской армии победоносец... которому собственный государь отказал в титуле "светлости" [2]. Однако наиболее развернуто мнение о том, что в пожаловании полководцу княжеского титула Российской империи содержалась высочайшая немилость, изложил К. Осипов, автор самого известного в советское время жизнеописания генералиссимуса, многократно переиздававшегося огромными тиражами на протяжении нескольких десятков лет [3].

В первом издании этой книги он написал: "Осыпая наградами и комплиментами прославлявшего его полководца, Павел в тайне питал к нему прежние недоверие и неприязнь. Один характерный факт ярко иллюстрирует это: даровав Суворову княжеский титул, император не разрешил именовать его "светлостью". Суворов остался "сиятельством", хотя при возведении в княжеское достоинство Безбородко и Лопухина было добавлено: "с титулом светлости" [4].

Спустя более полутора десятилетий, в очередном переиздании своего труда, К. Осипов добавил в этот текст цитату из повеления Павла I генерал-прокурору А.А. Беклешову от 22 ноября 1799 г.: "Быв известен, что многие ошибаются в титуле генералиссимуса князя Италийского, называя его светлостию, хотя никогда нами оным не был пожалован, то повелеваю вам взять ваши меры, дабы никому не были даваемы титла, нами не утвержденные" [5].

Напомним, что 8 августа 1799 г. Сенату был дан именной указ следующего содержания: "Для сохранения памяти в предъидущих веках великих дел генерал-фельдмаршала нашего графа Суворова-Рымникского [...], и в знак признательности нашей пред целым светом жалуем ему [...] знаменитое достоинство князя Российской империи с титулом Италийского, распространяя оное на всех его потомков мужского и женского родов, повелевая ему быть и писаться князем Италийским, графом Суворовым-Рымникским" [6].

Бюст генералиссимуса А.В. Суворова

Как видим, о форме титулования в указе ничего не сказано, на первое же место среди причин пожалования поставлено увековечение "памяти великих дел" Суворова для потомства. Действительно, близкое окончание земного пути весьма престарелого полководца сознавали все, включая его самого. Сохранение же в веках наследниками Александра Васильевича почетного титула Италийского являлось настоящим "памятником нерукотворным" победам русских войск в 1799 г.

Заслуживает внимания реакция на это событие современников. 12 августа 1799 г. П.В. Завадовский сообщал в письмах из Петербурга Александру и Семену Романовичам Воронцовым: "При молебне за Мантую читан был похвальный указ о знаменитых делах графа Суворова, за которые пожалован князем империи Российской и проименован Италийский. [...] Удовольствовано честолюбие российского Аннибала досыта. [...] Проименование сие распространено на все его потомство, чего ни Румянцов, ни Сципионы не имели" [7].

Действительно, передача по наследству почетного титула произошла в России впервые: наследники А.Г. Орлова-Чесменского, П.А. Румянцева-Задунайского, В.М. Долгорукова-Крымского не имели права на почетную удвоенную фамилию. Тем более не было ее у потомков победителя Карфагена, древнеримского полководца Сципиона Африканского, по примеру которого в эпоху классицизма производились подобные пожалования. Именно это уникальное обстоятельство и обратило на себя внимание в то время, вопрос же со "светлостью" остался незамеченным.

Однако его поставил сам император, как это видно из цитированного выше повеления генерал-прокурору,. Во исполнение высочайшего распоряжения А.А. Беклешов в первых числах декабря 1799 г. разослал губернаторам, начиная с Санкт-Петербурга и Москвы, предписания о том, "что его императорское величество, сведав, что от некоторых чиновников в письмах употребляется титул, не принадлежащий князю Италийскому графу Суворову-Рымникскому, его светлости, высочайше повелеть соизволил, чтобы впредь сего указом неутвержденного титула не давалось." В губернских же правлениях "приказали: списать списки с предписания г. генерал-прокурора, разослать в ... подчиненные места здешней губернии к исполнению высочайшей воли... для сведения чрез кого следует о том здесь объявить" [8].

Надо полагать, что именно после "распубликования" генерал-прокурорского отношения в обществе могло возникнуть недоумение, тем более что в этих тонкостях тогда еще не привыкли разбираться - до 1799 г. титул светлейшего князя Российской империи получили лишь четыре человека, причем А.Д. Меншиков и Д.К. Кантемир еще при Петре I [9]. Разъяснения последовали со стороны давнего доверенного лица А.В. Суворова при дворе, его племянника, генерал-прокурора Синода графа Д.И. Хвостова. Последний изложил их в специальной записке, опубликованной еще в 1900 г., но практически не замеченной исследователями [10].

Хотя документ не датирован, но исходя из текста создание его можно отнести к декабрю 1799 г. Судя по всему это записка для памяти, появление которой вызвано возможно тем, что "историю о светлости князя Суворова" приходилось часто разъяснять в письмах.

С учетом изложенных Хвостовым обстоятельств дело выглядит следующим образом. На протяжении XVIII в. в вопросе княжеского титулования регламентации не существовало, но по примеру Священной Римской империи князья именовались светлостями, в том числе и в официальных документах. Происходило это явочным порядком, также как и присвоение русскими дворянами других атрибутов западноевропейского благородного сословия [11]. Поскольку титулами имперских князей в царствование Екатерины II были пожалованы такие люди как Г.Г. Орлов, Г.А. Потемкин, А.А. Безбородко, П.А. Зубов, то никаких вопросов из-за подражания им не возникало.

Впервые форму титулования оговорил 5 апреля 1797 г. Павел I, когда, при пожаловании А.А. Безбородко в князья Российской империи, в указе "присовокупил: "с титулом светлости." Ставший князем 19 января 1799 г. П.В. Лопухин в течение месяца "после пожалования своего не пользовался титулом светлости, доколе на сие не последовало особаго высочайшаго указа." Последний из пожалованных Павлом князей, армянский патриарх Иосиф Аргутинский-Долгорукий, титула светлости не получил [12].

Из всего этого можно заключить, что по мнению Павла I указанный титул был не просто приставкой, но следующей, высшей ступенью после князя Российской империи и автоматически принадлежал лишь тем лицам, которые уже являлись князьями Священной Римской империи. В целом такая градация княжеского достоинства сохранялась затем вплоть до отмены титулов в России [13]. Но А.В. Суворов был лишь имперским графом, пожалованный же ему сардинский княжеский титул права на светлость не давал, поскольку это итальянское королевство в Священную Римскую империю германской нации не входило.

Надо сказать, что А.В. Суворов, вопреки распространенному мнению о равнодушии его к внешним знакам отличия, с 1796 г. пребывал в обиде на то, что император Священной Римской империи не пожаловал его, наряду с фаворитом Екатерины II П.А. Зубовым, княжеским титулом за заслуги в победе над Речью Посполитой в 1794 г. 24 июля 1799 г. полководец писал российскому послу в Вене А.К. Разумовскому, явно намекая на желательность такой награды: "Граф Андрей Кириллович! Сардинский король пожаловал мне диплом своего гранд-маршала, князя и кузена в знак награждения. От Венского двора щедро меня за Лодомирию, Галицию и Краков [земли, полученные Австрией по третьему разделу Польши 1795 г.]в князь Платоне Зубове наградили" [14].

Эти кажущиеся сейчас несущественными обстоятельства имели большое значение для российского императора, о котором один из современников-придворных вспоминал: "Страсть Павла к церемониям почти равнялась его страсти к военщине" [15]. По мнению исследователей личности Павла Петровича соблюдения церемониала и этикета он добивался с той же требовательностью, что и любого своего важнейшего распоряжения [16]. Упорядочивая, регламентируя, придавая особое значение геральдике, системе титулов, орденов, другим внешним формам корпоративных отличий благородного сословия, император преследовал цель "поднятия сословного духа российского дворянства" [17].