— Вот устроили! Только немцам это и нужно.
— Вот Вильгельм порадуется...
73
После бессонной ночи ИК собрался — у всех главарей тяжёлая невыспанная голова и падение энергии. (Ещё прежде ИК произошло совместное заседание трёх народнических фракций. И эсеры поддержали трудовиков и пешехоновских энесов: что социалистическая демократия ещё не в силах выполнить задачу самостоятельного управления страной, и такое правительство подорвало бы кредит России перед буржуазной Европой. Нет, разрывать с кадетами не пришёл час.)
Церетели доложил, что сегодня утром к нему приезжал Терещенко и согласовывали набросанный вчера ночью проект примирительного документа. Вот он. Обещается лёгкий компромисс, затруднений не должно встретиться, в ближайшие часы его утвердят на совете министров. (Ещё надо обсудить, допустимы ли такие частные контакты Церетели с министрами: не может же он всегда знать и выражать мнение ИК.)
Документ может быть и неплохой, можно бы и утвердить: в конце концов, состаивается всё-таки первый шаг в постановке на международное обсуждение отказа от насильственных завоеваний? Это — крупное достижение демократии. (Чернов: „трудовой демократии”.) Большевики, конечно, не согласны: это — поражение! Но и многим в ИК не так уж понятно: почему надо быть столь вежливыми с союзниками? почему нельзя на них давить? Во всяком случае, надо ещё раз потребовать от Временного правительства, чтобы ни один крупный политический акт не издавался без предварительного осведомления ИК. И чтобы скорей выгоняли всех царских послов.
Пока ожидать окончательной бумаги от правительства — стали думать, что надо крепче взять в руки петроградский гарнизон, как уже вчера начали, чтоб не повторялось самовольство. Вызвать завтра на бюро ИК представителей всех батальонных комитетов и с ними окончательно крепко установить: чтобы впредь ни одна часть не выходила бы на улицу без прямого постановления ИК.
Но даже такого простого делового решения нельзя просто принять: Красиков (всё же нахальные эти большевики) начинает требовать, чтоб на этом завтрашнем совещании могло присутствовать не одно бюро, но все желающие члены ИК.
Чернов посматривал вокруг с усмешкой: 80 из 90 этих членов ИК — революционеры без году неделя, никто их в революции никогда не слышал, не знал, а теперь они хотят всем управлять. Но так как самые шумливые — интернационалисты-циммервальдисты, то Чернов удержался против них выступить: уж он-то и есть коренной циммервальдист, вместе с их Лениным.
Но — что?? Теперь они поднимают вопрос о перевыборах бюро! Неделю назад выбрали — и уже переизбрать? Почему? зачем? Просто — рвутся к власти. Ну, нахалы.
При европейской успокоительной широте черновских взглядов — ему так дика эта дёрганая обстановка здесь.
И долго длится шум, неразбериха, вскакивают, трясут друг друга за грудь: переизбирать? не переизбирать? И не заставишь их умолкнуть!.. Только на том и уговорились, что весь вопрос снова будет поставлен на одном из ближайших заседаний.
После этого хватились, что мало удержать петроградский гарнизон, — а все гарнизоны окрестностей? Ораниенбаума, Стрельны, Гатчины, Красного Села, и самый кипучий Кронштадт? Надо составить для них всех удерживающую радио-телефонограмму: не отправлять в столицу войск без письменного приглашения Совета! И — передавать скорей!
А по всей России, местным советам и гарнизонам — тоже ведь надо? Воздержаться от самостоятельных выступлений, спокойно ждать указаний от Петроградского Совета.
Но в девяносто голов не составишь, надо и для этого назначить комиссию. Назначили: Стеклова, Эрлиха и Сталина. (Тихий, прибитый — и до чего ж комично прилеплена к нему кличка, лягушка дуется до вола.)
Ещё надо и Линде призвать, отчитать за вчерашний авантюризм.
„Разъяснения” от правительства всё не слали. А тут — зазвонили телефоны. Телефоны — со всех заводских окраин, а сообщение одно: рабочие того, другого, третьего, четвёртого завода бросают работу по распоряжению ИК! — и идут манифестировать в центр!!
— Какое такое распоряжение ИК? — кричит в трубку Скобелев. — Мы такого не давали! Сейчас произведём расследование!
Но — поздно расследовать! Со всех соседних телефонов то же самое: рабочий Питер подымается!
Здорово неуютно стало тут...
Однако за Невской и за Нарвской заставами ещё сохраняется спокойно.
А вот с Выборгской, с Васильевского повалили — да с оружием!
С ору-жием?! Да это ж провокация! Кто распоряжается? Товарищи, из членов ИК ведь никто... ?
Где же наша власть??
Опять звонят: с Выборгской стороны и из Новой Деревни — к центру идут большие манифестации с оружием! и требованием отставки правительства!!
А на Невском — демонстрации в пользу правительства.
Что делать? надо не дать им столкнуться! Надо остановить выборгских рабочих.
Поедет — сам Чхеидзе и Скобелев, их не посмеют не послушать!
Но выскакивает Гиммер на средину комнаты:
— Товарищи! Но право манифестаций есть одно из ныне завоёванных, общегражданских субъективно-публичных прав! Его нельзя ни отменять, ни ограничивать. Вы не имеете права лишать массы возможности подать голос! Пусть сперва правительство запретит манифестации буржуазии и невской публики, враждебные демократии!..
Задержал. Дискуссия.
Два раза позвали к телефону и Чернова — с тех заводов, где образовались эсеровские комитеты: как вести себя?
— Пробовать остановить.
— Тогда потеряем авторитет. Они уже подняты и всё равно идут...
Верно. Если сейчас не согласиться с начавшимся движением — можно оторваться от масс.
Миг исторического решения вождя!
— Тогда присоединяйтесь и возглавьте, с циммервальдскими лозунгами.
В конце концов, рабочие выступления говорят о силе и зрелости народного движения. Значит, как же силён в массах дух интернационализма?
А с Московской заставы сообщают...
Жуть.
Чхеидзе, Скобелев и Войтинский в открытом автомобиле встретили голову многотысячной выборгской колонны — на Марсовом поле. Впереди каждого завода — вооружённая рабочая милиция, это кто-то же здорово успел организовать, и плакаты уже готовы — „Долой войну!” — „Долой Временное правительство!” — „Вся власть Советам!” — „Война войне!”
А в задних рядах — работницы, некоторые — и с чайниками в руках, как берут их на работу, и теперь с собой.
Все трое исполкомовцев поднялись в машине.
Колонна попризадержалась.
Чхеидзе приветствовал их от Исполнительного Комитета. Но: не нужно сейчас неорганизованных выступлений. Им сейчас лучше всего — вернуться на заводы и стать на работу. Правительство уже согласилось разъяснить ноту в желательном смысле, и потому дальнейшие демонстрации бесцельны.
И Войтинский, горячо, легко:
— Товарищи! Мы знаем, что вы готовы в любую минуту поддержать нас в борьбе. Без всяких манифестаций мы знаем, что вы — с нами. Из десятков казарм к нам тоже поступили желания демонстрировать. У нас — миллионы штыков! Но пока — это не требуется...
Из вожаков толпы крикнули: рабочие сами знают, что им нужно делать!
И толпа — повалила дальше, к Садовой.
И потерянной головке исполкомовцев — что ж оставалось?
Приветствовать?..
74
Юрий Владимирович Ломоносов вчера в Петрограде не был, а по телефонам в Царское Село несся ворох непроверенных новостей. Сегодня так и думал, что лекции его не состоятся, но всё равно поехал бы в город, даже из одного любопытства.
Сперва в институт (с утра извозчики свободно ездили). К лекциям собралась кучка только уже вовсе смирных, — даже и путейцев, этих самых нереволюционных студентов, утащило вихрем! Отменил лекции, поговорил с возбуждёнными профессорами — и пешком на Невский, посмотреть. Сегодня был он не в генеральской путейской форме, а в штатском пальто, фетровой шляпе.
Почитал расклеенные кадетские воззвания. И осмелела интеллигенция, ждать было нельзя, но и трусит. Не прямо своя грудь выставлена, а — „против реакции, притаившейся чёрной сотни”, на всякий случай загородиться, обычный приём.
В банк нужно было — не добраться, да наверно закрыт. От жены было магазинное поручение — ну, куда тут.
По всему Невскому — словесный потоп! Все сословия, униформы и возрасты — в едином перемешении и в сотнях малых митингов. Ещё недавно трудно было представить в русском народе способность к дискуссиям. Разговорились. Откуда это?
Вот — и площадь перед Казанским собором, любимое место петербургских сходок, бушевали тут студенты ещё в первый год XX века — и куда нас с тех пор занесло! Уж тут-то море людей, от тротуара Невского и в обхват дуговых колоннад собора — да чуть ли не четверть Петербурга здесь? Там и сям возвышаются древки с обвисшими красными флагами. По обе стороны собора, близ Кутузова и близ Барклая, на трибунках меняются голосистые ораторы. Вот от Кутузова:
— Без продолжения войны Германия не пропустит нас в мир справедливости! Нет другого пути в Царство человеческой свободы!
А из толпы с меткой поддёвкой:
— ... и в Константинополь!
Тот не растерялся:
— А что ж? Свобода плаванья через проливы — тоже справедливость! И если Штюрмеру и Протопопову не удалось загнать Россию в постыдный тупик сепаратного мира, неужели она сама добровольно забредёт туда?..
Да куда хочешь эту Россию и загонят.
— Это — ложь про сепаратный мир! Кто предлагает!
С разных сторон:
— Ленин!.. Ленин!..
— А что ж, односторонний разрыв договоров — не сепаратный мир?
На трибуну энергично взбирается молокосос-вольноопределяющийся:
— Не заставляйте унижаться опровергать вздор! Да как может взбрести победившей революции капитулировать в сепаратном мире? Ни Совет рабочих депутатов и никакие партийные круги не предлагают такого, ложь! Мы готовы с оружием закончить войну во имя молодой свободы.
Свобода — это огонь, а молодая — пламя, не обожгитесь.
— ... Это фальшивый лозунг — „без контрибуций”! Это значит: переложить восстановление разорённых народов — на них самих! Ограбленную Польшу, Курляндию — с немцев на нас? Петроградских рабочих хотят убедить, что это заплатит буржуазия? Но для восстановления нужны семена, скот, металлы, машины, кирпич — а у нас у самих мало. Рельсы, косы, серпы, плуги, гвозди? — значит, рубите русские леса, опустошайте нашу землю — чтоб только облегчить германских династов, капиталистов и их верных товарищей социал-демократов? Вы вот это разъясните нашим рабочим и солдатам! Как вы предлагаете — нам и грозит экономическое рабство от немцев. Если мы не разобьём Германию — она задушит нашу промышленность, и бремя невыигранной войны сильней всего и почувствуют бедные классы!