„Ленин” и „Милюков” — так и носятся в воздухе два имени. Горячие споры, негодующие вскрики.
Прапорщик, георгиевский кавалер:
— А — как уход Милюкова скажется на фронте, вы подумали?
— Буржуй ваш Милюков, как и вы все.
Новое слово такое — „буржуй”, не знаешь, что и ответить.
— А вы помните, как мы все восторгались им после речи в Государственной Думе?
— Кто — „мы”?
Господин южного типа:
— Чтобы руководить государством, необходим государственный ум и знания. И не злоупотребляйте терпением союзников, посчитайте наши денежные долги им. Они примут суровые меры.
Подъезжает группа верховых казаков:
— Просим разойтись. Именем правительства.
— Это какого правительства? — кричит кожаная куртка.
— Ленинского, — острят из толпы.
Общий смех.
* * *
На Знаменской площади — многотысячная толпа. На военном грузовике — солдаты. Один из них держит речь к спокойствию и порядку. Ему хлопают. Но туда взбирается студент, и держит речь против Милюкова и Временного правительства. Толпа не желает слушать, кричит:
— Долой ленинцев, большевиков!
Меняются ораторы и в уножьи памятника Александру III:
— Войну ведут капиталисты, только им выгодно! Немедленно опубликовать тайные договоры!
— А что немцы забрали — оставить им?
— Пусть там сами жители решают. А на фронте — уже идёт братание с немцами!
— Как же брататься, когда они Вильгельма не сбросили? Значит, с Вильгельмом брататься?..
— Нет! У них братание — уже отклик революции!
Инвалид: — Если нужно, то инвалиды-солдаты вместе с инвалидами-офицерами пойдут воевать до конца.
А с Невского втекает большая манифестация Трубочного завода: „Вперёд к свободе под знаменем Циммервальда”, „Долой Милюкова!”
Выдвинулись под фонари. Но их встречают недружелюбными криками. И нет им места на площади. Поворачивают по Лиговке к Таврическому.
* * *
К Таврическому вечером подошло несколько манифестаций, с надписями большевицкими. Но дворец даже не светился, и не выходил к демонстрантам никто. Поговорили свои ораторы — свергать Временное правительство! И ушли за Неву.
И поздно вечером пришли к Таврическому — волынцы, зачинатели революции, — „Да здравствует Временное правительство!” А тут, где раньше и по ночам кипело, — никого. Пошагали волынцы на Мариинскую площадь.
* * *
Сразу за Литейным мостом, на Нижегородской улице, собрался многолюдный митинг — против правительства и против войны. Один оратор назвался — член Совета рабочих депутатов Марголин, долго говорил. Как Временное правительство обмануло, не выполнило обещаний 27 марта. И как вчера в Михайловском театре он своими ушами слышал: выступали Милюков и Керенский, мир будет только с аннексией и контрибуцией. Вдруг сильный голос из толпы:
— Я — заместитель министра Керенского Зарудный. Такого ничего не могло быть, это провокационная ложь. И вы — не Марголин!
Толпа заволновалась. Кинулись на того — а его и след простыл.
* * *
Пересекла Невский, немного прошла по нему, манифестация из одних рабочих, и впереди — десятка три-четыре с винтовками на ремне. Публика так и замерла: не солдаты, а рабочие с винтовками! — сильное впечатление.
И ведь — по-хорошему теперь не отдадут.
* * *
На Невский с Литейного — шум и крики. При многих тут фонарях вываливает огромная манифестация. И впереди неё — большая группа солдат, и вокруг неё солдатская цепь. Так и гудит в воздухе:
— Да здравствует Временное правительство!
— Долой Ленина!
— Долой ленинцев!
Трамваи остановились, всё движение прекратилось. Ряды, ряды — юнкера, кадетики, интеллигенты, офицеры, женщины:
— Присоединяйтесь, товарищи! За Милюкова!
Авангард свернул на Невский, а конца и у Жуковской не видно.
* * *
На Невском — споры на каждом перекрестке.
— Почему вдруг „мир без контрибуций”? Значит, разорённые народы оставить ограбленными? Значит, немцы останутся при награбленных у нас миллиардах?
— Без аннексий и контрибуций — это значит мы отказываемся. А если кто-то с нас потребует — вам в голову не приходит?
— Это неприемлемо для чести русского народа.
— На что нам твоя честь? Нам даёшь — мир!
— Заметьте: все крайние течения — это эмигранты-доктринёры.
Но несмотря на страстность прений — драки нигде не возникают.
* * *
Где собралась группа интеллигентней — там все за Временное правительство:
— Милюков досконально изучил дипломатию! Он самый компетентный во внешней политике! — чего они хотят?
— Милюков и Гучков были самыми опасными для царизма! И теперь — их за борт?
— Свергать тех, кто всю жизнь боролся против Сухомлиновых и Протопоповых? Кто подготовил переворот? А завтра станут не нужны Чхеидзе и Керенский?
— Да просто сваливают на министерство иностранных дел раздражение, что революция не принесла им немедленного благоденствия.
Обходят и объезжают милиционеры, просят граждан расходиться.
Расходятся. Но через 10 шагов на новом месте сходятся опять.
* * *
С каждым часом на Невском и повсюду в центре города всё многочисленней котелки, „ясные пуговки”, дамские шляпки, студенческие фуражки, дружелюбные солдаты — и перевешивает настроение в пользу правительства и продолжения войны.
Господин в цилиндре:
— Граждане! Неужели теперь, когда мы низвергли старую власть именно во имя победы, — мы будем колебаться идти к этой победе?
Дама с собольей муфтой:
— Не для того мы избавились от режима Николая Второго и Распутина, чтобы теперь устраивать гражданскую войну!
Разъезжают по Невскому легковые автомобили с рабочими:
— Граждане, не волнуйтесь. Совет рабочих депутатов призывает всех к спокойствию и выдержке, он блюдёт волю народа. Завтра утром будет опубликовано решение.
Но не редеет Невский, а даже, кажется, разыгрывается.
* * *
Проехали медленно на моторе вооружённые милиционеры, просят разойтись и спокойно ждать решения Совета.
В это время с Садовой выехали другие милиционеры, с красным знаменем: „Да здравствует социальная революция!”
Сумятица.
* * *
Около полуночи у Публичной библиотеки — летучий митинг. Неизвестный в циничных выражениях нападал на Временное правительство. Толпа сначала слушала спокойно, потом стала требовать, чтоб он назвал себя.
— Член Совета рабочих депутатов!
— Мандат.
Полез искать по карманам — не нашёл. Поднялся шум. Стали наступать на него с угрозами. Дружки заслонили его, и он скрылся.
* * *
За полночь прошёл слух, что верные правительству царскосельские полки идут в Петроград.
* * *
По пустеющему Невскому проскакали верховые солдаты, пятеро, винтовки накось за спиной:
— Долой Ленина!.. Не верьте ему!..
64
А с площади перед Мариинским дворцом и после десяти часов вечера, и в одиннадцать, и к полуночи — толпа не только не расходилась, а кажется ещё добавлялась. Всех держало сознание, что вот здесь, перед ними, во дворце, сейчас...
И толпа, всё более сдруженная своим стоянием и разговорами по соседству, ждала: быть может, ещё этой ночью здесь нам придётся вмешаться и повлиять? Что там делается во дворце? На семь ладов представляли ход и исход этого важнейшего заседания.
— Нам Россия не простит, если мы не сумеем сберечь её в сегодняшнем испытании.
— Всё наше спасение — в единении. Жертвовать личным — во имя общего!
— Будем верить!
— Да кроме веры у нас других ресурсов не осталось, увы.
— Бескровная революция казалась таким чудом! А вот опять приходится верить только в чудо...
Загадочен виделся свет во многих окнах дворца, мало кто знал внутреннее расположение: где же может сейчас происходить заседание? Что там делают с нашими министрами? Пытаются их согнуть, сломить?
— Нет, господа, в нашей революции есть, есть здоровый государственный инстинкт! Исполнительный Комитет — ведь не взывает против правительства. Благоразумие — вот уже берёт верх.
— „Власть масс” — это красиво произнести, но это — розовая мечта. Сами массы не могут править собой без направляющего меньшинства с ответственными навыками мышления. Именно потому и важно, чтобы сейчас интеллигенция не растерялась.
— Да в самые тяжёлые, в самые трагические моменты не следует забывать: как алмаз гранится алмазом, так и свобода в своих излишествах исправляется свободой же!
От времени до времени посылали внутрь лазутчиков: как-нибудь пробраться, что-нибудь узнать или попросить кого же нибудь выступить. Но только и узнали, что даже корреспонденты главных газет не допущены в совещание!
Что же, что же там решается?? Сжаты сердца.
Нет, не уйдём. Не расходитесь!
Перед полуночью подъехал ко дворцу генерал Корнилов и деловито пошёл внутрь. Его не смели подхватывать на руки и не просили у него речи, но восторженно рукоплескала и кричала ему толпа петербуржан, пока он прошёл внутрь. Генерал-надежда!
Сегодняшний угар — непременно развеется! — в этом упование России.
Что спасёт Россию — неизвестно, но спасёт что-то сильное, яркое, животворящее!
Вскоре затем заметилось движение в окнах балкона второго этажа. Возились фигуры у просветной двери, что-то не получалось у них? Потом открыли рядом окно, — и через подоконник в пальто и шляпе пролез — кто же? При фонарях, при оконных и лунных отсветах —
Некрасов опять! Соскочив на балкон, снял шляпу и приветственно ею махал, привлекая внимание. Его встретили — раскатистыми по площади рукоплесканиями. И он — вдохновлённо, звонко, с размахиваниями:
— Граждане! Министр иностранных дел Милюков — (вперебив бурнейшие аплодисменты, „ура”, „ура!”) — сейчас делает доклад по вопросу чрезвычайной государственной важности!
И слова-то какие! У самого голос дрогнул, и толпа замерла, ожидая.
— Он не может выйти к вам сию минуту, но выйдет, как только окончит свой доклад.