Единственно, что он сделал — приказал сенаторам собраться и принять присягу рано утром — в 7 часов. Как оказалось, это был удачный ход, который спутал декабристам все планы.
14 декабря 1825 года задолго до рассвета к зданию Сената потянулись кареты — сенаторы собирались для того, чтобы принести присягу новому царю. Это было принципиально важное действие: ведь с начала XIX века именно Сенат стал «блюстителем закона» в Российской империи — присяга сенаторов подтверждала законность воцарения Николая.
Именно поэтому декабристы стремились во что бы то ни стало ее сорвать. Тем же утром молодые гвардейские офицеры отправились в казармы, расположенные в разных частях города — поднимать солдат и вести их к Сенату. Несколько воинских частей удалось увлечь на Сенатскую площадь. Первым поднялся Московский полк.
«К моменту присяги, когда по приказанию полкового командира во двор вошли гренадеры со знаменами, солдаты были уже разагитированы офицерами-заговорщиками. В полк приехал Александр Бестужев, известный литератор и друг Рылеева.
Он надел свой парадный адъютантский мундир и рассказывал солдатам, что прибыл от Константина. Полковой командир Фредерикс попытался овладеть ситуацией и привести полк к присяге Николаю. Штабс-капитан Щепин-Ростовский ударил его саблей по голове, а затем набросился с саблей на других старших офицеров, преградившим солдатам дорогу. Князь Щепин-Ростовский, как и многие восставшие офицеры, в тайных обществах не состоял и был вовлечен в заговор буквально накануне.
Прокладывая дорогу саблей и вовлекая солдат за собой, Щепин-Ростовский выбежал за ворота. Под развивающимися знамена-ми солдаты устремились к Сенатской площади, заставляя встречных офицеров и статских кричать «Ура! Константин!». К 11 часам московцы прибежали на пустую Сенатскую площадь и стали в каре. К этому моменту сенаторы уже присягнули Николаю и разъехались по домам. Сенат был пуст» .
И тем не менее восстание началось. Декабристы бросили вызов самодержавной власти — обратного пути не было. К восставшему полку вскоре присоединились руководители «Северного общества». Не хватало лишь диктатора восстания — Трубецкого.
«События в Зимнем тоже развивались стремительно. Николай, также как и декабристы, не ложился всю ночь. Ночью печатались манифест о его вступлении на престол и листы для присяги. В 7 утра он собрал генералитет гвардии, лично объявил им о своем решении принять престол и дал необходимые инструкции по проведению присяги. На 11 было назначено торжественное молебствие в Большой церкви Зимнего. Но Николай напряженно следил за ходом присяги, ожидая беды, и в начале 11 она случилась. Николаю докладывают что московский полк в полном восстании идет к Сенату. Николай отдал распоряжение генералам отправляться к войскам и вызвал к Зимнему батальон преображенцев — первую гвардейскую часть, которая присягнула ему в этот день и находилась в двух шагах от дворца.
Против каре Московского полка, окружившего статую Петра на Сенатской площади, выдвинулся батальон Преображенского полка, который занял позиции на углу Адмиралтейского бульвара.
Царь ожидал подхода других гвардейских полков, рассчитывая с их помощью окружить Сенатскую площадь, а затем принудить восставших к сдаче оружия или подавить их силой.
Восставшие тоже ждали подкреплений. Но их пассивность объяснялась еще и тем, что руководители восстания находились в некоторой растерянности. Поскольку сенаторы со своей присягой опередили появление Московского полка на Сенатской площади, первоначальный план декабристов рухнул. Диктатор – Трубецкой же, который должен был в этой ситуации принять решение о том, как действовать дальше, отсутствовал.
В этой ситуации время играло на Николая. Ему присягнула большая часть расквартированных в Петербурге гвардейских полков, которые постепенно подходили к Сенатской площади.
Конногвардейцы, которые в конце концов вышли на площадь, заняли позиции около Исаакиевского собора. Одна из рот Преображенского полка взяла под контроль Исаакиевский мост, прикрыв фланг конной гвардии и отрезав сообщение с Васильевским островом. С противоположной стороны Сенатскую площадь блокировал Семеновский полк. Таким образом, площадь была окружена. Те воинские части, которые подошли позже, позволили блокировать площадь практически полностью.
Однако до этого получили долгожданное подкрепление и декабристы. К ним сумели пробиться гвардейский морской экипаж , со стороны Галерной улицы и два отряда лейб-гвардейцев перебрался на площадь по невскому льду, а другой пробился со стороны Зимнего дворца.
Николаю удалось стянуть к Сенатской площади силы, заметно превосходящие своей численностью противника: около 10 тысяч человек против 3 тысяч. Однако долгое время это превосходство в численности не давало царским войскам никакого серьезного преимущества. Одной из главных причин этого было нежелание большинства русских солдат и офицеров — и с той, и с другой стороны всерьез воевать против «своих».
Это нежелание ясно продемонстрировали атаки конногвардейцев на мятежное каре — они оказались совершенно бесплодными. В течение дня атаки возобновлялись неоднократно. И хотя, по свидетельству Николая, большинство солдат в мятежном каре стреляли вверх , видимо не желая попадать в своих, все же раненые и убитые были.
Бесплодные кавалерийские атаки чередовались со столь же бесплодными попытками переговоров. От лица Николая восставших призывали сложить оружие командующий гвардейским корпусом генерал А.Л. Воинов, петербургский митрополит Серафим, великий князь Михаил Павлович. В отличие от Милорадовича всем им удалось вернуться с площади живыми. Никакого успеха переговоры не принесли.
Невозможность справиться с восставшими «малой кровью» становилась все более очевидной для Николая. Кроме того, царя и его окружение начинало все больше пугать поведение простого народа: все подступы к площади были запружены толпой, царские войска практически были окружены ею.
«Надо было положить сему скорый конец, — вспоминал Николай впоследствии, — иначе бунт мог сообщиться черни и тогда окруженные ею войска были бы в самом трудном положении».
Между тем сгущались ранние декабрьские сумерки. Наступавшая темнота пугала царя: она мешала контролировать ситуацию на Сенатской площади, открывала перед восставшими возможность для самых неожиданных действий.
Но в то же время под вечер в распоряжении Николая оказалась артиллерия — всего несколько орудий, но им суждено было сыграть решающую роль в событиях 14 декабря.
Большую часть артиллерии Николай приказал установить перед Преображенским полком, напротив Сената — восставших теперь можно было расстреливать практически в упор. То, что каре пехоты не устоит перед стрельбой картечью в упор, было очевидно.
Однако даже такой жесткий и волевой человек, как Николай, не смог сразу отдать приказ открыть огонь по восставшим. «Чем больше темнело, тем настойчивее генералы уговаривали Николая пустить в ход артиллерию, но он не решался.
Несколько раз уже отдавал приказ, но все-таки отменял его» .
В конце концов такой приказ был отдан.
«Впервые в истории России в центре столицы картечью свои палили по своим. Первый выстрел ударил в здание Сената.
Восставшие ответили на него неистовым криком, беглым огнем и безнадежными контратаками. А дальше было все по правилам боевой операции: залп за залпом, сметая мятежное каре, не разбирая правых и виноватых, попадая в толпу любопытствующих, преследуя кавалерию и разбегающихся солдат.
Пять пушек решили судьбу многолетнего заговора, тайных обществ, конституционных надежд, реформаторских устремлений и судьбы сотен людей, вовлеченных случайно или закономерно в эту отчаянную попытку решительно переломить ход истории».
Так же следует отметить действия Южного общества или «Восстание Черниговского полка».
Члены Южного общества в это время находились в чрезвычайно сложном положении. В отличие от северян, попытавшихся нанести удар самодержавию в Петербурге, самом сердце Российской империи, им приходилось действовать на ее окраине. В случае успеха северян южане могли бы оказать им серьезную поддержку в этом регионе, на Украине. Но при самостоятельном выступлении шансов на успех у членов Южного общества практически не было.
И все-таки они выступили. 29 декабря 1825 года началось восстание Черниговского полка, расквартированного в районе города Василькова, в 30 километрах к юго-западу от Киева.
Во главе восстания встал один из самых уважаемых членов Южного общества Сергей Иванович Муравьев-Апостол.
Глава общества Пестель был уже арестован — так правительство отреагировало на доносы, которые к этому времени оказались в его распоряжении.
Кроме Пестеля были арестованы еще несколько членов Южного общества. Та же участь ожидала и С.И. Муравьева-Апостола. Собственно, именно неудачная попытка его ареста и привела к восстанию.
Дело в том, что Муравьев-Апостол, человек очень обаятельный и добрый, пользовался большой популярностью в полку — его любили и офицеры, и солдаты. Командир же полка Г.И. Гебель, которому было поручено произвести арест, сделал это очень грубо и глупо: хотя Апостол не оказал ни малейшего сопротивления, Гебель кричал на него, оскорблял других офицеров полка, не давал им проститься с арестованным.
Кончилось тем, что офицеры избили Гебеля и подняли солдат на защиту своего любимого командира. Так началось восстание, которое возглавил освобожденный из-под ареста Сергей Иванович Муравьев-Апостол, хотя по справедливому замечанию его брата Матвея, он «был достаточно сведущ в военном деле, чтобы не питать надежды на успех восстания при силе, заключавшейся в горсти людей». Действительно, за декабристами пошло 970 солдат — около половины Черниговского полка. При огромном превосходстве царских войск, расквартированных на Украине, этот небольшой отряд был обречен на поражение. Следует отметить, что солдаты поднялись на восстание, в основном, потому, что любили Муравьева-Апостола и доверяли ему.