Согрин В. В.— доктор исторических наук, заведующий отделом историографии Института всеобщей истории АН СССР.
Процесс преобразований в обществе располагает к поиску аналогий. Сегодня многие вспоминают о «перестройке» в США, которую историки называют третьей американской революцией. Зададим себе вопрос: какова была в Новом курсе Ф. Д. Рузвельта роль самого американского президента? Посмотрим, как менялись его взгляды в ответ на меняющиеся требования времени и как сочетались слова президента США с его делами.
Ф. Д. Рузвельт славится многими крылатыми высказываниями. Может быть, самое яркое из них было произнесено им во время борьбы за президентскую должность: «История человечества развивается по мистическим циклам. Одним поколениям многое дается, с других много спрашивается, нынешнее поколение американцев встречается с судьбой». Эти слова тридцать второго президента Соединенных Штатов Америки по праву вошли в образцы американского ораторского искусства. Но то была не обычная риторика: при всей своей красивости и эмоциональности суждение президента очень точно отразило суть драматического поворота — беспрецедентный экономический и социальный крах! — в американском историческом развитии рубежа 20—30-х годов и в его восприятии народом Соединенных Штатов.
Да, то была действительно поразительная, уникальная метаморфоза в развитии Соединенных Штатов: ведь еще совсем недавно, в 20-е годы, поколение американцев, которому было «многое дано», наслаждалось самым высоким в мире жизненным уровнем и упивалось «эрой процветания», казалось, бесконечной. О процветании твердили не только златоусты от истеблишмента, о нем свидетельствовали и реальные, бесстрастные цифры. Например, в конце десятилетия в Америке выпускалось ежегодно 5,4 млн автомобилей, которые впервые могли свободно приобрести не только богатые, но и средние американцы.
И вдруг это экономическое чудо — один язвительный публицист вскоре назовет его «раем для дураков» — рухнуло, словно карточный домик. Рухнуло в течение одного 1929 г.: беспрецедентный мировой экономический кризис обрушил на Соединенные Штаты свой самый жестокий удар, и его тяжелая пята подмяла не только бедняков, но и десятки миллионов средних и богатых американцев. Последующие три года довершили превращение благополучного дома в руины: в 1933 г. каждый третий рабочий был лишен источников существования (количество безработных превысило 16 млн чел.), были полностью разорены около 900 тыс. фермеров, корпорации свели итоги года с потерей в 3,5 млрд долл., многие миллионеры превратились в нищих, в 47 из тогдашних 48 штатов прекратили деловые операции или вовсе были закрыты банки.
В том же 1933 г. президент Ф. Д. Рузвельт встал во главе поколения американцев, которому, в отличие от поколения 20-х годов, предстояла «встреча с судьбой». Да, то был один из наиболее трагических и непредсказуемых моментов американской истории: вера в целительные свойства частной собственности и рынка рухнула, на ее месте образовался вакуум, и ни у кого не было убедительных, гарантирующих успех решений о выходе из тупика и спасении нации. Сама нация надеялась на чудо, а роль мессии была возложена на Ф. Д. Рузвельта.
Сегодня у историков есть основания говорить о том, что Рузвельт справился со своей миссией: в результате его реформаторского курса американское общество было спасено, выведено из исторического тупика. Разные авторы по-разному истолковывают характер рузвельтовских мер. Либеральные историки, как правило, считают реформаторский Новый курс Рузвельта третьей — после революций 1776 и 1861 гг.— американской революцией, которая преобразовала капиталистическое государство в общенародное. Консервативные авторы утверждают, что Рузвельт только упрочил фундаментальные первоосновы Америки. Марксисты, в том числе и советские, признавая в своем большинстве историческую роль Нового курса, вместе с тем до недавнего времени ограничивали ее спасением капитализма посредством реформ от социалистической революции. Сегодня среди советских историков распространена новая точка зрения, которая и представляется справедливой: реформы Рузвельта способствовали радикальному преобразованию классического капитализма на основе соединения его с процессом социализации. Нет, в результате реформ Рузвельта американское общество не стало социалистическим, но оно перестало быть и обществом классического капитализма, включив в себя серию экономических и социальных институтов и прав, признававшихся прежде только в социалистических общественных идеалах.
Впрочем, сам Рузвельт никогда не мыслил альтернативное развитие для Америки в рамках выбора между капитализмом и социализмом. В своих речах, письмах он неизменно отстаивал идею разделения поколения американцев, «встретившегося с судьбой», на две иные магистральные «школы мысли — либеральную и консервативную». В отличие от консерватизма, отдававшего развитие истории в распоряжение естественных сил, либерализм, как интерпретировал его Рузвельт, твердо высказывался в пользу целенаправленных демократических усилий государства по преобразованию общества и объединению вокруг него с целью исправления социальных и экономических пороков всех классов и слоев.
В исследовательской литературе распространилось мнение, что Рузвельт был прагматиком, действовавшим по наитию, чуть ли не методом проб и ошибок, а его социальные эксперименты определялись требованиями дня, а не сознательно выбранными идеалами и целями. Но так ли это?
Представляется, что анализ идеологии и практики Нового курса показывает: практические меры Рузвельта чаще всего предварялись аналитическим обоснованием, шедшим от требований жизни, а не от догм. Рузвельт двигался по преобразовательной тропе вполне осознанно, и к концу его президентства новыми качествами наполнилась не только либеральная политика, но и либеральная идеология. Но вот способ ревизии и совершенствования либерализма, использовавшийся Рузвельтом,— неизменное следование запросам живой исторической практики, а не указаниям каких-либо теоретических авторитетов, породил среди многих исследователей убеждение, что президент-реформатор был абсолютным прагматиком.
Как идеолог Рузвельт был «коллективистом»: он выдвигал, а тем более разрабатывал новые идеи не в одиночку, а опираясь на тесную группу советников-интеллектуалов, известную как «мозговой трест». В этом качестве он, на первый взгляд, не был оригинален: ведь президент-реформатор начала XX в., В. Вильсон, например, воспринял концепцию «новой свободы» у юриста Л. Брандейса, а Т. Рузвельт, другой президент-реформатор, предшественник Ф. Д. Рузвельта, взял концепцию «нового национализма» у политолога Г. Кроули. Но Ф. Д. Рузвельт был, безусловно, первым президентом, сознательно привлекшим для разработки идеологии, стратегии и программ правительственной политики ведущих ученых нации, представителей общественных наук. Эта опора Рузвельта на «мозговой трест» стала, надо полагать, одной из причин, умеривших интерес большинства историков к его собственным мировоззренческим поискам.
«Мозговой трест» оформился в 1932 г., во время президентской избирательной кампании. С самого начала его ведущими участниками стали профессора Колумбийского университета Р. Моли, Р. Тагвелл и А. Берли. По их свидетельству, генератором стратегии Нового курса был именно Ф. Д. Рузвельт: он определял стратегические цели преобразований, основное их содержание, а члены «мозгового треста» насыщали его установки конкретными разработками, деталями, выступали в роли научных экспертов. Рузвельт тщательно прорабатывал и редактировал все проекты, подготовленные «мозговым трестом» в соответствии с его устными рекомендациями 2. Один из советников Рузвельта утверждал даже, что его политическая философия имела законченный вид уже до начала Нового курса, а придя к власти, президент только применил ее к конкретно-исторической специфике, порожденной великим экономическим кризисом 3. Вот с этим утверждением согласиться трудно. Конечно, Рузвельт и к началу 30-х годов обладал либерально-реформистскими убеждениями, совмещавшими, кстати, концепции «нового национализма» Т. Рузвельта и «новой свободы» В. Вильсона. Но оказавшись у власти, он должен был развить их самым серьезным образом, в том числе и радикализировать путем включения в либерально-реформистское кредо ряда типично социал-демократических идей. При этом последние отнюдь не были почерпнуты механически из социал-демократического учения, но были сформулированы Рузвельтом на основе осмысления практических запросов американского общества.
О радикализации Рузвельтом типичных либерально-реформистских взглядов, распространившихся в начале XX в., свидетельствовали уже его размышления о причинах американского кризиса, высказанные в ходе избирательной кампании 1932 года. Рузвельт анализировал кризис при помощи языка и понятий, которыми неизменно пользовались до того марксисты. Так, главную причину экономического краха он, подобно марксистам, усматривал в противоречии между общественным характером производства и частным способом присвоения. Кандидат в президенты от демократической партии указывал, что обобществление производства, рост производительности труда и товарной продукции, наблюдавшиеся в Америке 20-х годов, не сопровождались радикальным налогообложением корпораций и перераспределением стремительно возрастающих прибылей в пользу трудящихся классов. Производительные мощности нации беспрерывно увеличивались, а ее потребительские возможности в силу эгоизма и всевластия монополий оставались, по сути, неизменными. В таких условиях перепроизводство и безработица, экономический крах стали неизбежными. Далее следовал главный реформаторский лозунг Рузвельта: основные усилия правительства должны быть направлены на радикальное преобразование сферы распределения, утверждение распределительной справедливости 4.