Столыпин почти в самом начале своего премьерства с трибуны второй Государственной думы заявил на весь мир «Отечество наше должно превратиться в государство правовое»[11]. Он не прочь был работать и с первой Думой, но то была Дума «народного гнева», предпринявшая «осаду власти» Найти правительству общий язык с ней было едва ли возможно. Со второй Думой он пытался работать. Об этом свидетельствуют многие современники Столыпина: В. А. Маклаков, В. Н. Коковцов, А. А . Киреев, Ф. А. Головин и др. В.Н. Коковцов, постоянно общавшийся с ним в пору деятельности Думы полагал, что Столыпин «был убежденным поборником не только народного представительства, но и идеи законности вообще». Столыпина влекло «к тому чтобы еще и еще терпеть все выходки Думы и добиваться ее перехода к нормальной работе».[12]
Столыпин настаивал на том, чтобы кадетские лидеры в Думе осудили политический террор, и он специально вызывал в свою резиденцию П. Н. Милюкова для беседы на этот счет. Столыпин был готов довольствоваться даже анонимным «словом осуждения» террора, которое бы прозвучало со страниц кадетской «Речи». Но они ответили категорическим «нет»
Левый состав второй Думы, «зурабовский инцидент» («оскорбление армии» в речи социал-демократического депутата) и позиция Думы в аграрном вопросе предрешили ее участь и изменение избирательного закона
Столыпин, по наблюдениям Коковцова, «немало боролся с самим собой прежде, нежели он решился встать на путь пересмотра избирательного закона ».[13] К этому его настойчиво подталкивал царь, который вообще торопил премьера с роспуском Думы. А. А. Киреев отмечал в своем дневнике «Государь настаивал на роспуске Думы, а Столыпин долго не соглашался на крутые меры».[14] О том же говорит и письмо Николая II к Столыпину от 2 июня 1907 г «Я ожидал целый день с нетерпением извещения Вашего о совершившемся роспуске проклятой Думы. Но вместе с тем сердце чуяло, что дело выйдет не чисто и пойдет взатяжку. Это недопустимо Дума должна быть завтра в воскресенье утром распущена. Твердость и решимость - вот что нужно показать России. Разгон Думы сейчас правилен и насущно необходим. Ни одной отсрочки, ни минуты колебания. Смелым Бог владеет!»[15]
Столыпин и до, и после переворота 3 июня 1907 г называл строй, установившийся в России в 1905-1906 гг «законодательным, новым представительным строем» Он считал, что рассуждения Льва Тихомирова (в письме к нему от 5 июля 1911 г) о восстановлении старого абсолютизма, на практике оказались бы злостной провокацией и началом новой революции.
Третью Думу Столыпин рассматривал как важный инструмент успокоения и реформирования страны. У третьей Думы всегда было в работе помимо собственных проектов, множество министерских заготовок. Ряд из них был обсужден и принят Думой, в том числе серия аграрных законопроектов, открывавших все шлюзы аграрной реформе (указ 9 ноября 1906 г, закон 14 июня 1910 г, 29 мая 1911 г и др.) Как бы ни были велики издержки столыпинской аграрной реформы, она содействовала мирному прогрессу России, подъему ее хозяйства. Росла товарность сельскохозяйственного производства, улучшалось благосостояние крестьянства, его правовое положение. Многие исследователи, наблюдая этот процесс, предсказывали России «большое плавание». Берлинский профессор Зеринг например, был просто поражен успехами этой реформы, «залога величайшего будущего России»[16]
В третьей Государственной Думе скопилось два большинства. При голосовании за явно консервативные проекты фракция октябристов(154 депутата) голосовала вместе с фракциями правых и националистов(147 депутатов) , а при голосовании за проекты реформ буржуазного характера те же октябристы объединялись с кадетами и примыкавшими к ним фракциями. Существование двух блоков в Думе позволяло Столыпину проводить политику лавирования между помещиками и помещиками и крупной буржуазией.
Создание третьеиюньской системы, которую олицетворяла третья Дума, наряду с аграрной реформой было вторым шагом превращения России в буржуазную монархию (первым шагом была реформа 1861 года).
Отделавшись от оппозиционной Думы, Столыпин в течение 4 лет (с июля 1907 по сентябрь 1911 г.) пытался проводить консервативную, но «просвещенную» политику, основанную на твердой решимости обновить страну и укрепить свою власть на иной основе, нежели полицейские репрессии. С этой целью он воспользовался ростом националистических настроений в среде русской буржуазии. По концепции Столыпина, модернизация страны требовала трех условий: первое — сделать крестьян собственниками, второе — осуществить всеобщее обучение грамоте в обязательных для всех начальных 4 классах и, наконец, третье — добиться усиленного роста промышленности, развития внутреннего рынка.
То, что эволюционный путь не был заказан России, свидетельствует даже такой его яростный «идейный» противник, как В. И. Ленин. В 1908 г он поддался минутной слабости и открыто признал и прогрессивность (правда, «относительную») столыпинских реформ, и возможность их успеха. Ленин находился в лагере противников Столыпина и постоянно акцентировал внимание в своих статьях «на негативе» столыпинских реформ.
«Позитив» же подчеркивали националисты и многие октябристы. Ряды сторонников Столыпина неизмеримо выросли буквально на другой день после покушения на Столыпина в Киеве. Прессу захлестнула волна апологетических публикаций. Она докатилась до нашего времени. Столыпин изображается почти как былинный богатырь, поражающий крамолу, и как исполин, сказочно преобразивший страну, достигшую при нем невиданной высоты процветания, в которой так вольготно и сытно жилось всякому люду, - «Какую Россию мы потеряли?»
Но ведь Столыпин потому и стремился так настойчиво реформировать ее, что слишком много в ней было реликтов прошлого, слишком много накопилось «горючего» материала. Нет, отнюдь не благостно-умилительное зрелище являла собой страна, - «иллюминации» помещичьих имений после революции не сменились пастушескими пасторалями, хмуро-зловещее настроение ушло куда-то в глубь крестьянского мира. Издержки реформы делали проблематичным его полное успокоение. Бродящий фермент недавней смуты лишь осел, потенциально способный вновь поднять бурю.
Столыпин шел неизведанным и опасным путем, и мало кто помогал ему идти вперед, преобладали недоброжелатели, при первой возможности вставлявшие ему «палки в колеса». Даже респектабельный С. Ю. Витте исходил желчью, нещадно бичуя столыпинскую политику, за глаза называя его «дураком и подлецом».[17] В этих условиях ему трудно было не сделать неверных шагов в аграрной реформе, в применении полицейских мер, в проталкивании своих законопроектов, в осуществлении новаций, в отношениях со всем политическим «спектром». Ему ставили в вину его перегибы в национальном вопросе, «ультранационализм, на котором теперь выезжает наш маленький Бисмарк».[18]
Но многие видели Столыпина совершенно в другом свете. В. В. Розанов разразился настоящим панегириком в адрес премьера.[19] В литературе последних лет историческая роль Столыпина признается безусловно. Считается, что главным инициатором и проводником реформ, спасших Россию, был Столыпин, и столыпинскими они названы потому, что «Россия признала главенство его заслуг в деле омоложения и укрепления государственной власти и переустройстве страны[20]. В новейшей работе, посвященной столыпинским реформам, он квалифицируется как «политический лидер нового типа, способный творчески и оперативно реагировать на вызовы современной ему эпохи, предлагая адекватные им решения».[21] Английская газета «Таймс» в 1911 г. со знанием дела утверждала, что идеи конституционализма за время правления Столыпина укрепились.
Не менее, а скорее даже более важной проблемой, чем аграрная, оставалась неграмотность. В 1900 году на тысячу населения в России было 789 неграмотных. По выражению одного из персонажей А. И. Куприна, эти люди жили совершенно так же, как при Владимире Красное Солнышко: «Та же утварь, одежда, сбруя, телега, те же знания и культура». Столыпин понимал важность этого вопроса, но его решение сдерживал недостаток денег и учителей. «Какова была роль сельских учителей в эпоху народной смуты? — говорил он. — Кто стоял во главе погромщиков в Саратовской губернии? Где вы найдете нужное число учителей, проникнутых сознанием патриотического долга, с положительными идеалами вместо анархических или революционных бредней? Ведь ни много ни мало нужен кадр из 150 000 человек! Для их образования — ежегодно десятки миллионов! А мы едва вырвались из внешних займов»[22].
Были начаты реформы в области образования. В 1909 г. в Думу поступил проект о введении в 10-летний срок всеобщего начального обучения. Правительство, не дожидаясь принятия закона, уже с 1908 г. выделяло земствам и городам средства на развитие школ. К 1911 г. более половины земств начали подготовку к введению всеобщего начального образования. Для обеспечения школ кадрами множились учительские семинарии (училища) и институты.
Но вопреки столыпинским проектам создания единой бессословной школы, начальные школы подчинялись училищным советам во главе с предводителями дворянства, а церковно-приходские школы остались в ведении Синода. Не были реализованы и планы введения принципа непрерывного образования с преемственностью различных ступеней.