С этой точки зрения нелегко отчленить еврейскую эмиграцию от, скажем, трудовой. Она содержала в себе элементы еще и религиозной, а в немалой степени и политической эмиграции. Вместе с тем приверженность еврейских эмигрантов из России традициям русской культуры и русского языка и в то время представляли собой так же нечто не вполне заурядное.
Американский исследователь Ц. Гительман справедливо отмечает: "Ни одна группа евреев не мигрировала так часто, в такой большой численности и с такими серьезными последствиями как евреи России и бывшего СССР. Массовая эмиграция российских/советских евреев сыграла важную роль в формировании двух самых больших еврейских общин мира - США и Израиля"[8].
За 1880-1890 годы в США прибыло 0,6 млн. евреев, за 1900-1914 - еще 1,5 млн., а всего за 1880-1924 годы - 2,5 млн. евреев из Восточной Европы, главным образом из России. Из 3,7 млн. евреев, проживавших в США в 1930 году, на выходцев из Восточной Европы приходилось не менее 80%, из них львиную долю (от 60% и выше) составляли евреи из России, главным образом, из местечек. Все это была, в основном, молодежь, а если по профессиям - то среди них преобладали ремесленники, мелкие торговцы и музыканты. В Америке же многие из них переквалифицировались в наемных рабочих, что, кстати, привело к формированию крупного еврейского пролетариата и сильных профсоюзов. Серьезную помощь новичкам оказывали их родственники, а также еврейские филантропические организации, созданные представителями еврейских иммигрантов предыдущей волны[9].
За 1870-1890 годы в США переселились 176,9 тысячи российских евреев, а к 1905 году их число достигло 1,3 млн. [10] Всего за 1881-1912 годы, по данным Ц. Гительмана, из России эмигрировало 1889 тысяч евреев, из них 84% в США, 8,5% - в Англию, 2,2% - в Канаду и 2,1% - в Палестину. В этот период, напомним, российские евреи составляли около 4% населения Российской империи, но на них приходилось до 70% всей еврейской эмиграции в США, 48% всей иммиграции в США из России и 44% всей эмиграции из России[11].
Большинство еврейских иммигрантов из России селилось в общем-то там же, где и их предшественники из предыдущей (“немецкой”) волны: они жили главным образом на северо-востоке страны - в штатах Нью-Йорк (более 45%), Пенсильвания (около 10%), Нью-Джерси (5%), а также в Чикаго и других городах. При этом жили они, как правило, в неблагоустроенных и перенаселенных трущобах, в своего рода гетто с собственными обычаями и традициями; с «немецкими» евреями «российские» на локальном уровне почти не смешивались.
Количественный пик еврейской эмиграции из России в США пришелся на 1900-е годы - 704,2 тысячи человек[12]. С конца XIX века усилилась еврейская эмиграция в Канаду - 70 тысяч человек за 1898-1920 годы, что составило около 50% иммиграции из России и 80% еврейской иммиграции в Канаду. Примерно столько же евреев эмигрировало до 1914 года в Палестину.
Политическая эмиграция из России была, может быть, и не столь многочисленна (соответствующей статистики, разумеется, никем и не велось), сколь сложна и представительна для всего широкого, с трудом поддающегося внятной классификации, спектра политических оппозиционных сил в России. Вместе с тем как никакая другая она была внутренне хорошо организована и структурирована: достаточно отметить, что только в Европе политические эмигранты из России издавали между 1855 и 1917 годами 287 наименований газет и журналов![13] К тому же несравненно лучше, чем эмиграция из дореволюционной России в целом, она поддается условной периодизации. А.В. Попов, в частности, выделяет два этапа: 1) народнический, ведущий свое начало от эмиграции в 1847 году Герцена и заканчивающийся в 1883 году образованием в Женеве марксистской группы “Освобождение труда”, и 2) пролетарский (или, точнее, социалистический), гораздо более массовый и сложнее структурированный (более 150 партий различной ориентации)[14].
Российское правительство стремилось всячески воспрепятствовать политической эмиграции, пресечь или затруднить ее «подрывную» деятельность за границей; с рядом стран (в частности, и с США) оно заключило соглашения о взаимной выдаче политических эмигрантов, что ставило их фактически вне закона.
Первая мировая война привела к резкому спаду международных миграций, прежде всего трудовых и в особенности межконтинентальных (одновременно резко возросли внутренние миграции, что связано в первую очередь с потоками беженцев и эвакуированных, спасающихся от наступающих войск противника: последующее же их возвращение бывало, как правило, лишь частичным). Она резко ускорила революционную ситуацию и внесла тем самым свой «вклад» в победу большевиков и левых эсеров. Сразу же после Октябрьской революции началась массовая эмиграция самых различных социальных групп российского населения, не имеющих оснований отождествлять себя с классом, диктатура которого была провозглашена.
3. Волны эмиграции из СССР
В общих чертах уже сложилась и общепризнанна традиционная схема периодизации российской эмиграции после 1917 года, эмиграции из Советского Союза. Она состояла как бы из четырех эмиграционных ”волн”, резко отличающихся друг от друга по причинам, географической структуре, продолжительности и интенсивности эмиграции, по степени участия в них евреев и т.д.
Это скорее образное, чем научное понятие – «волна». Оно широко распространено и терминологически устоялось, но в то же время оно не без труда выдерживает нагрузку научного понятия и термина. Их, вероятно, правильнее было бы называть не волнами, а периодами, соответствующими тем или иным хронологическим рамкам; за волнами же следовало бы сохранить несколько иную, более им свойственную нагрузку – интервалов концентрированного проявления самого явления, или, иными словами, всплесков, вспышек или пиков эмиграции.
Поэтому, обозначая в скобках хронологические рамки той или иной волны, нужно отдавать себе отчет в том, что они указывают не более чем на время собственно переселения, то есть на первую фазу эмиграции. В то же время имеются и другие фазы, или этапы, по своему значению не менее важные, чем первая, и они имеют иные хронологические рамки. Например, фаза консолидации эмигрантов, формирования их общественных организаций и прессы, или же фаза их социально-экономической интеграции в жизнь принявшего их государства, по отношению к которому они являются уже не эмигрантами, а иммигрантами и т.д.
Первая волна (1918-1922) - военные и гражданские лица, бежавшие от победившей в ходе революции и Гражданской волны советской власти, а также от голода. Эмиграция из большевистской России, по разным оценкам, составляла от 1,5 до 3 млн. человек. Однако (за исключением разве что “философских пароходов” с полутора сотней душ на борту) это все-таки были беженцы, а не депортанты. Здесь, безусловно, не учтены оптационные передачи населения, обусловленные тем, что части территории бывшей Российской империи в результате Первой мировой войны и революционных событий либо отошли к соседним государствам (как Бесарабия к Румынии), либо стали самостоятельными государствами, как Финляндия, Польша и страны Балтии (здесь же следует упомянуть и Украину, Белоруссию, страны Закавказья и Средней Азии и даже Дальневосточную республику – государства, с некоторыми из которых у России даже были договоры по оптации; однако, их реализация чаще всего отставала от аннексии этих стран РСФСР)[15].
В 1921 году под эгидой Лиги Наций была создана Комиссия по расселению беженцев (Refugees Settlement Comission), председателем которой стал Фритьоф Нансен. В 1931 году было основано так называемое "Ведомство Нансена" (Nansen-Amt), а в 1933 году заключена конвенция о беженцах. Международные (так называемые “нансеновские”) паспорта, вместе с помощью Фонда Нансена и других организаций, помогли выжить и ассимилироваться миллионам людей, в том числе и еврейским беженцам из Германии.
Вторая волна (1941-1944) - лица, перемещенные за границы СССР в ходе Второй мировой войны и уклонившиеся от репатриации на родину (“невозвращенцы”). Aнализ[16] принудительной репатриации советских граждан привел нас к оценке числа “невозвращенцев” не более чем в 0,5-0,7 млн. человек, включая и граждан прибалтийских республик (но не включая поляков, вскоре после войны репатриировавшихся с территории СССР).
Третья волна (1948 – 1989/1990) - это, по сути, вся эмиграция периода “холодной войны”, так сказать, между поздним Сталиным и ранним Горбачевым. Количественно она укладывается приблизительно в полмиллиона человек, то есть близка результатам “второй волны”.
Четвертая волна (1990 - по настоящее время) - это, по сути, первая более или менее цивилизованная эмиграция в российской истории. Как отмечает Ж.А. Зайочковская, «…она все больше характеризуется чертами, типичными в наше время для эмиграции из многих стран, предопределяется не политическими, как прежде, а экономическими факторами, которые толкают людей ехать в другие страны в поисках более высоких заработков, престижной работы, иного качества жизни и т.п.»[17]. Ее количественные оценки нужно обновлять ежегодно, поскольку волна эта хотя уже и не в самом разгаре, но далеко еще не закончилась[18].
А. Ахиезер предложил следующую шестизвенную схему периодизации эмиграции из России - три этапа перед революцией и три этапа после, а именно: 1) до 1861; 2) 1861-1890-е годы; 3) 1890-е - 1914; 4) 1917-1952; 5) 1952 - 1992 и 6) после 1 января 1993 - даты вступления в действие Закона о въезде и выезде, принятого еще народными депутатами СССР в 1991 году[19]. Очевидно, что четвертому этапу соответствуют так называемые “первая и вторая волны” эмиграции из Советской России, пятому - “третья волна”, шестому - “четвертая” (частично). Думается, что объединение в один период первых двух “волн” едва ли исторически оправдано, равно и как отсчет последнего - посттоталитарного - периода с 1993 года: упомянутый Закон был более или менее проформой, - гораздо более значимым событием с практической точки зрения стала горбачевская либерализация этнических миграций еще на рубеже 1986-1987 годов, приведшая к резкому скачку эмиграции уже в 1987 году и к самому настоящему ее “буму” уже в 1990 году.