Всемирная история том 1. Древний мир Оскар Йегер 2001г. (стр. 136 из 163)
Алтарь Рима и Августа в Лионе.
Столица
Если так поднялось благосостояние в провинциях, то в такой же степени повысилось и значение столицы, и значение самой Италии, и все государство дивилось тому искусству, которое выказывал Октавиан в управлении центром государства. Новой и своеобразной особенностью единовластия было именно то, что оно соединяло в себе весьма серьезные задачи и принимало на себя труды самых различных республиканских должностей. Например, функции народного трибуна со всем национальным значением, чрезвычайной многосложной компетенцией и неопределенностью прав были переданы Октавиану. Он состоял членом всех высших жреческих коллегий, а в 12 г. до н. э., после кончины Лепида, принял на себя и должность «высшего жреца» (pontifex maximus), следовательно, важную обязанность наблюдения за богослужением и культом вообще.
Август в одежде великого понтифика. Статуя из Ватиканского музея.
С 31 по 23 гг. до н. э. он ежегодно заставлял избирать себя в консулы, и все управление велось на основании его эдиктов (указов). В какой бы области управления ни являлась потребность в особенном упорядочении дела или в чрезвычайных полномочиях, как например в распоряжении хлебными запасами, в управлении большими военными дорогами или же городскими водопроводами, — там он побуждал сенат и народ поручить ему эту чрезвычайную обязанность, хотя в то же время о диктатуре не было и помина, т. к. она в действительности, при новом порядке, правильном и законном, вовсе и не была нужна. Важно то, что и судебная власть состояла под его же высшим надзором; от него зависело указать инстанцию, которой следовало ведать тот или другой процесс: сам ли он займется его разбором, или сенату разбор предоставить, или обыкновенным судам, причем в последней инстанции являлась возможность апелляции к нему же, Цезарю, как к народному трибуну.
Сенат при Августе
В положении сената, уцелевшего несмотря ни на какие превратности с внешней и формальной стороны, не произошло никаких изменений. Уцелели также народные комиции. Цезарь в качестве princeps'a относился и к сенату, и к комициям очень внимательно: и если дважды в течение всего своего правления, в 29 и 18 гг. до н. э., он и подверг сенат очищению, то произвел это не из желания унизить сенат, а напротив, желая возвысить его значение удалением многих недостойных сочленов. Участие сената в законодательстве не уменьшилось, хотя конечно влияние, оказываемое им на управление, и должно было уступить место полновластию правителя, назначавшего представителей исполнительной власти. Притом же сенат по-прежнему остался рассадником высших сановников и составлял государственный совет главы государства, который при помощи небольшого числа избранных из его среды, подготавливал все доклады, подлежавшие внесению в ближайшее заседание сената.
Итак, первое и последнее слово всюду принадлежало Цезарю, около которого сам собой образовался более тесный кружок приближенных к нему лиц. В числе этих лиц, кроме его главного военачальника Випсания Агриппы, особенно выделяется Гай Цильний Меценат — оба люди новые, положение которых, главным образом, основывалось на их личном отношении к Августу.
Гай Цильний Меценат. Резной аметист. Работа знаменитого гравера Диоскорида.
О влиянии этих обоих людей известно очень немногое, т. к. уже по самому своему свойству правление Цезаря носило чисто личный характер. Вообще говоря, Октавиан, как по внутреннему управлению, так и во внешних отношениях, сумел усвоить идею своего великого деда, не имея его гениальности, но зато обладая ясным, расчетливым умом и весьма здравым пониманием того, что на практике исполнимо и достижимо.
Управление Римом. Духовные стремления
Много таких практических задач представляло ему управление столицей, в которой, при ее быстро возрастающем разноплеменном населении, при массе черни, которая стала особенно буйной и разнузданной во время междоусобных войн, нелегко было поддержать порядок, особенно при малом количестве войска, находившегося в распоряжении власти. Октавиан дал новое устройство полицейскому управлению, установил новую, постоянную должность городского префекта, образовал конную полицию и пожарную команду, особые городские когорты и ночную стражу (vigiles), придав им военную организацию, и разделил весь город на 40 кварталов; даже нищенство — наследство революционной поры и раздачи зернового хлеба, — было подчинено известному распорядку. В то же время Август заботился и об увеселении, и о развлечении столичной толпы всякими играми и зрелищами, раздачами подарков, грандиозными постройками, празднествами, освящениями храмов и всем, что могло занять такой большой город, центр государства, захватившего полмира в свои пределы, поддержать в его населении веселое настроение и отвлечь его от политики.
Форум Августа в Риме. Реконструкция Г. Релендера.
Когда Август однажды укорял одного из знаменитых пантомимов за его тяжбы с товарищем по искусству, тот возразил ему: «Ты сам, государь, не понимаешь своей выгоды: предоставь толпе заниматься нами, актерами, и нашим соперничеством». В области искусств Август больше всего пользовался зодчеством и до известной степени поэзией как средствами влияния на толпу. В старости он любил даже хвалиться тем, что «принял Рим кирпичным, а оставил его мраморным».
Три грации. Античная скульптурная группа. Ватиканский музей.
Своему приближенному, Меценату, он предоставлял собирать около себя поэтов, которые в отплату за оказываемое им расположение и милости усердно восхваляли новые порядки и превозносили их главного виновника, Августа, в своих произведениях, чем оказывали благотворное влияние на общее настроение всего народа.
Римские поэты.
Публий Вергилий Марон (слева). Камея. Поэт в лавровом венке, над головой — фрагмент головного убора, украшенного жемчужинами. Атрибуция очень спорная. Квинт Гораций Флакк (справа). Бронзовая монета, т. н. «медальон-конторниат».
Поэзия
Среди многочисленных писателей того времени, которые уже могли писать на языке, достигшем полной зрелости развития, и при том писать для общества, уже воспринявшего все богатство греко-римской культуры, первое место занимают трое: Публий Овидий Назон, Публий Вергилий Марон, Квинт Гораций Флакк, оказавшие более или менее глубокое влияние на последующие века. Первый из них, Овидий, по рождению принадлежал к руководящим классам общества; одаренный счастливым умением легко и красиво писать стихи, он не обладал ни глубиной взгляда на жизнь, ни стремлением к какой-либо серьезной цели, и потому представляет собой поэта, который характеризует свой век с самой непривлекательной стороны. Распущенная жизнь столицы, ее бесчисленные любовные интриги и прочие приманки и интересы нравственной испорченности, ее потребности в пустом литературном развлечении — вот что составляло главные темы его поэзии, пока сам поэт, постоянно воскурявший Августу фимиам тончайшей лести, не подвергся опале: за проступок, не подлежавший никакому извинению, он был по приказу Цезаря удален из Рима в ссылку в город Томы на Черном море, где и умер в 17 г. н. э. Другой поэт, Вергилий, в прекрасных четырех поэмах, посвященных земледелию (в четырех книгах «Георгик «), выказывает тонкое понимание жизни природы и самое искреннее расположение к древнеиталийским национальным занятиям — сельскому хозяйству, плодоводству, садоводству и скотоводству, и это расположение, производя самое приятное впечатление, дает возможность заглянуть в жизнь и познакомиться с образом мысли современных, чуждых политике людей, т. е. огромного большинства. Скромный и признательный автор, которому Цезарь оказал личное одолжение, отплатил ему за это любезной услугой: в обширном эпосе, в «Энеиде «, он изложил давно уже всеми усвоенное сказание о начале Рима и троянце Энее, его предполагаемом основателе, которого выставил предком знаменитой семьи Юлиев, великого Цезаря и его преемника. Прекрасный язык, полный риторического пафоса, производил некоторого рода впечатление на публику, которая уже настолько привыкла к подражанию греческим образцам, что ее даже не поражало то неуклюжее и наивное повторение Илиады и Одиссеи, которое представляла собой Энеида, эта довольно складная, но вполне искусственная героическая поэма, по достоинствам своим так мало напоминавшая настоящий древний эпос. Наиболее талантливым из трех вышеупомянутых поэтов был Гораций, который сумел удивительно тонко понять изменившееся положение общества и явиться истолкователем идей новой эпохи. История его жизни отражает на себе со многих сторон это замечательное время. Он родился в 65 г. до н. э. в Венусии (в Апулии) и был единственным сыном вольноотпущенника, обладавшего небольшими средствами. На родине он получил школьное образование. Отец Горация — вероятно, один из многих современных отцов — захотел дать своему талантливому сыну хорошее образование, чтобы улучшить в будущем его общественное положение. Он обратил свою небольшую недвижимость в деньги и отправился с сыном в Рим, где и сумел доставить ему такое образование, какое получали только представители высшего сословия, сыновья всадников и сенаторов. Знатная римская молодежь для усовершенствования своего научного образования отправлялась обыкновенно на некоторое время в Грецию — в Афины или на Родос, славившиеся своими знаменитыми школами и знаменитыми преподавателями. Точно так же и Гораций, закончив образование в Риме, отправился для его усовершенствования в Афины. Тут в жизнь 23-летнего юноши внезапно вторглась политика. Смерть Цезаря, несомненно, в кружке этой учащейся молодежи в Афинах была встречена как радостное событие, как смерть тирана, и когда два года спустя Брут кликнул клич, взывая к борьбе против триумвиров, то клич его был встречен знатной римской молодежью, обучавшейся в Афинах, сочувственно. Гораций, разделявший республиканские воззрения этой молодежи, вместе со многими из своих сотоварищей вступил в ряды войска Брута и сразу был удостоен высокого звания военного трибуна, что, конечно, не служит доказательством его военных талантов, а только указывает на крайний недостаток лиц, которым можно было бы поручить начальство над республиканским войском. Его военная карьера была, впрочем, очень непродолжительна: поражение при Филиппах положило ей конец и в то же время отрезвило юношу от его республиканского идеализма. Он возвратился в Италию, где последние остатки отцовского владения были поглощены новыми раздачами земель ветеранам; пробившись кое-как некоторое время в скромной должности квесторского секретаря (scriba quaestorius), он обратил на себя внимание умом, прекрасным образованием и выдающимся поэтическим даром, который сначала проявлял только среди небольшого кружка друзей. На него обратил внимание Меценат, и вскоре Гораций занял при нем такое положение, которое приблизило его к высшим, правящим кружкам — «к богам», как он в шутку выражался. Он с полным убеждением перешел на сторону нового порядка, хотя и сумел сохранить за собой независимость развитого и умеренного в своих желаниях человека. Важной его заслугой, как писателя, было то, что он пересадил на римскую почву многие высокоразвитые формы греческой лирики и в то же самое время умно и тонко умел разработать своеобразные римские формы поэзии — сатиру и послания. Не подлежит сомнению и то, что он стоял в непосредственном соотношении с внутренней политикой Августа, весьма видным орудием которой служил его покровитель Меценат. Горацию были близко известны замыслы этой политики, хотя он этого нигде не высказывал; в его произведениях есть отклик даже на те планы, которые случайно зарождались в правящих кружках и были там предметом споров и обсуждений;[69] а в своих одах он серьезно поддерживал основные тенденции законодательства Августа, направленного главным образом на исцеление глубоких моральных язв, столь разрушительно подействовавших на жизнь римского общества во времена междоусобных войн.