Все чаще и чаще на вопрос, кто же они, люди называли свою государственную принадлежность: подданные короля Франции или Испании, граждане Голландской или Швейцарской республики.
Осознание людьми своей государственной принадлежности было в конечном счете следствием тех процессов, которые происходили в XVI—XVII вв.: изменений в представлениях о мире, постепенного разрушения традиционного общества, освобождения государств из-под церковной опеки.
В XVII—XVIII вв. народы еще не оказывали заметного влияния на политику своих государств. Поэтому государственный интерес формировался без их непосредственного участия. Но это вовсе не означает, что мнение отдельных людей и групп, общества в целом вообще не учитывалось.
Приблизительно с середины XVII до середины XVIII в. интересы абсолютных монархов большинства стран Европы в сущности совпадали с интересами подавляющего большинства населения этих стран. Этот период нередко называют "золотым веком" абсолютизма.
«Государство – это я!». Как видим, преодоление последствий "войны всех против всех" и дальнейшее развитие стран Европы было невозможно без многократного усиления власти правителей. Общество в тот период еще не могло наладить управление своими, делами, а традиционные отношения уже не обеспечивали устойчивости и порядка. Поэтому усиление королевской власти в ряде стран Европы, и в частности во Франции, приветствовалось большинством населения; государственный интерес понимался во Франции как поддержка подданными неограниченной власти короля и обязанность короля охранять права и привилегии подданных.
Фраза "Государство — это я!" принадлежит "королю-солнцу" Людовику XIV. Он считал, что монарх должен быть и законодателем, и исполнителем государственных решений;
что одному лишь королю принадлежат достоинство и величие государства, и единственный смысл жизни остальных французов — приумножение славы и успехов своего короля;
придворный этикет подчеркивает его сверхъестественное происхождение, да и сам французский язык, по мнению Людовика,-совершенствуется для того, чтобы служить возвеличению его персоны. И король, и его подданные были уверены в том, что королевская власть имеет божественное происхождение.
Король обладал суверенитетом, то есть полной независимостью от своих подданных. Суверенитет короля означал также его исключительное право издавать законы, объявлять войну и заключать мир, набирать войско, назначать чиновников, взимать налоги, вершить суд, присваивать чины и звания и даже следить за дисциплиной священников.
Но, обладая такой властью, король должен был oxpaнять права всех французских сословий: духовенства, дворянства и "третьего сословия", в которое входили все остальные под» данные — крестьяне, ремесленники, купцы, а с XVI в. — буржуа и рабочие. Именно "третье сословие" платило налоги и выполняло различные повинности в пользу первых двух, а также в пользу государства в целом.
Королевские указы приобретали силу закона только тогда, когда регистрировались верховным судом, или так называемым Парижским парламентом. Если парламент считал указ незаконным, то мог отказаться его регистрировать. При Ришелье суды были поставлены под государственный контроль, но уже в начале XVIII в. без согласия провинциальных "парламентов" королевские указы не действовали.
"Колесики" и "винтики" государственного механизма. Ни на одно из старых сословий в полной мере опираться было уже невозможно. Во-первых, в условиях разрушения традиционного общества границы между сословиями размывались. Нищие дворяне, нередко — беднее своих крестьян, и одворянившиеся буржуа были типичным явлением того времени. Во-вторых, сословия нередко состояли из групп с противоположными интересами — например, крестьян и ростовщиков. Дворянство тоже уже было неоднородным. Всех дворян условно можно было разделить на дворян шпаги и дворян мантии. Первые — дворяне с рождения, обладавшие, помимо богатых родословных, многими традиционными привилегиями. Дворяне мантии (название происходит от принятого у судей и адвокатов обычая облачаться при исполнении своих обязанностей в мантии) — это вчерашние буржуа, купившие государственные должности, а вместе с ними — дворянское звание и право не платить налоги. Они не могли похвастать-. ся длинным списком знатных предков: "новых дворян" возвеличил король, и они были в гораздо большей зависимости от его милостей, чем их родовитые соперники. Между дворянами шпаги и дворянами мантии шла постоянная борьба за влияние на короля.
Но и дворянство шпаги было неоднородно. Сравнительно небольшую часть составляла аристократия, надеявшаяся ограничить власть короля. Обедневшие же дворяне без титулов стремились, подобно д'Артаньяну, отдать свою шпагу на службу королю. Их судьба всецело зависела от монаршей воли; по своему положению они были ближе к дворянам мантии.
В борьбе с аристократией король опирался на служилое дворянство (небогатые дворяне шпаги и дворяне мантии).
Дворяне, имевшие должности или чины, будучи проводниками политики государства, составляли особую касту чиновничества, или бюрократии. Бюрократия сосредоточила в своих руках все управление страной. Именно чиновники были теми "колесиками" и "винтиками", которые должны были с точностью часового механизма гарантировать исполнение указов и постановлений высшей власти по всей Франции — вплоть до самой отдаленной деревни; именно их усилиями во многом обеспечивалась жизнедеятельность государства.
Почти все чиновничьи должности продавались и становились пожизненными. Поскольку должность передавалась по наследству, то достаточно уверенно и независимо чувствовал себя и сын чиновника. Должности, наряду с дворянским званием, приносили немалый доход. Взятки и поборы с населения не считались злоупореблениями, так как входили в условия владения должностью. Можно только представить себе, какой произвол царил в среде бюрократии. Правительство знало об этом: часть должностей государству удавалось выкупать и назначать на них проверенных людей. Существовали должности, которые не покупались и не продавались, и в их числе — должность интенданта. Интенданты следили за действиями губернаторов провинций, от которых зависело поступление налогов в казну. Они получали королевское жалование и пользовались доверием короля. Дело доходило до того, что король запрещал губернаторам без разрешения интендантов посещать вверенные им провинции.
Дворянин-бюрократ, находящийся на службе у короля, и дворянин, владеющий по наследству привилегиями и потому напрямую не зависящий от короля, — это были уже совершенно разные дворяне. Первые, как наиболее "полезные" королю, вытесняли вторых из системы управления страной.
В отличие от прежних времен вся Франция теперь подчинялась одним и тем же королевским указам. Все распоряжения писались на северофранцузском языке. Это ломало замкнутость отдельных областей, вырабатывало единый стиль жизни и мысли, язык, привычки, взгляды, вкусы людей, независимо от их положения в обществе.
Абсолютизм и его система управления усиливали ощущение государственной общности у людей различных сословий и групп.
"Золотое" правило абсолютизма. В XV — первой половине XVIII в. правители Европы считали, что могущество страны измеряется прежде всего количеством золота в казне. Накопление звонкой монеты было "золотым" правилом всех монархов и правительств Европы. Такая политика получила название меркантилизма.
Как накопить золото? Этот вопрос был одним из важнейших государственных вопросов. Ведь без золота невозможно управлять страной, вести войны, строить каналы и дороги, открывать университеты, содержать роскошный дворец и одаривать придворных.
Проблему денег разные государства решали по-разному.
Абсолютные монархи Испании и Португалии одну за другой снаряжали экспедиции в заморские страны. Помимо золота и серебра, испанские и португальские купцы привозили тропические товары, которые продавались на европейском рынке. Многие страны Европы приобретали колонии, население которых подвергалось нещадной эксплуатации. Нередко короли пополняли казну за счет пиратства и флибустьерства. Однако для большинства стран, имевших выход на Атлантическое побережье, основным источником пополнения казны считалась торговля. Здесь действовало свое "золотое" правило: продавать за границу нужно больше товаров, чем покупать. Тогда деньги будут приумножаться. Торговали, как правило, изделиями мануфактурного и ремесленного производства, так как продукты сельского хозяйства стоили дешевле. К тому же нельзя было оставлять без сырья собственные мануфактуры.
В целях пополнения казны государи различных европейских стран стремились развивать собственные мануфактурное и ремесленное производства. Однако сначала их нужно было оградить от иностранных конкурентов. Для этого повышались таможенные пошлины на импортные товары. Местные товары стоили дешевле, а поэтому охотнее раскупались. Такая политика государства, направленная на защиту своей промышленности, называется протекционизмом.
Звонкую монету государство получало и в виде налогов со своих подданных. Именно с этой целью многие государи и их министры стремились не допускать обнищания крестьян.
Нередко, нуждаясь в деньгах, монархи занимали крупные суммы у буржуазии, далеко не всегда возвращая их назад. Если деньги нужны были срочно, короли могли продать право сбора налогов на какой-нибудь территории богатому откупщику. Выплачивая королю сразу приблизительную сумму годового налога, откупщик затем многократно увеличивал свои доходы, выколачивая с населения гораздо большие деньги.