Народы и личности в истории. том 1 Миронов В.Б 2000г. (стр. 47 из 151)

Главный духовный импульс исходил от шотландских университетов, отличавшихся (в лучшую сторону) от тогдашних британских вузов (сильная профессура, демократическая манера преподавания, низкая плата за обучение). Эти университеты, словно магнит, притягивали зарубежных студентов, среди которых были даже русские. Высокий уровень подготовки давали общеобразовательные школы Шотландии, во главе которых стояла пресвитерианская церковь. Возникали и благотворительные школы. Как известно, президент Российской академии наук Е. Дашкова также хотела отправить сына учиться в Шотландию. Она писала по этому поводу: «Из Спа я написала историку Робертсону, ректору Эдинбургского университета, что осенью приеду в Эдинбург и поселюсь в нем на долгое время, пока мой сын не закончит свое образование; ему было всего тринадцать лет, и я просила Робертсона руководить его образованием в течение нескольких лет».^[228] Ректор университета посоветовал княгине сперва как следует подготовить отпрыска, прежде чем отправлять за границу. Та поняла и не стала гнать сына из отечества.

В своей знаменитой работе «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776), которую некоторым «горе-экономистам» неплохо бы прочитать от корки до корки, дабы восполнить элементарные «вузовские пробелы», Адам Смит говорил, что положение государства зависит от решения нескольких ключевых проблем (труд, производство, торговля, возможности профессионального образования, свобода капитала). Он писал: «Восстановите так же, как для солдат и матросов, эту естественную свободу заниматься по своему усмотрению любой профессией для всех подданных его величества, т. е. уничтожьте исключительные привилегии корпораций и отмените устав об ученичестве, ибо они представляют собою действительное ограничение естественной свободы, и прибавьте к этому отмену закона об оседлости, чтобы бедный работник, лишившийся работы в одной отрасли промышленности или в одном месте, мог искать ее в другой промышленности или в другом месте, не опасаясь преследования или выселения, и тогда ни общество в целом, ни отдельные лица не будут страдать от увольнения того или иного разряда мануфактурных рабочих больше, чем от увольнения солдат».^[229]

Университет Глазго в конце XVII века.

Смит один из первых привнес в науку понятия «варварского» и «цивилизованного» общества. Одно от другого отличается не только определенным видом занятий (охота, пастушество, земледелие, промышленность, наука, торговля), но и образом общественной философии. Наличие в обществе деления на классы, различные уровни дохода в разных группах населения, дифференциация видов, размеров собственности рассматривались им как признак «цивилизованности». При внимательном прочтении Смита выясняется, что он отнюдь не был сторонником дикого, бандитского капитализма. Скорее в нем можно увидеть глашатая строгой народной нравственности и морали. Говоря современным языком, Смита можно назвать защитником философии «тружеников», нежели идеологом свободной, распущенной и алчной элиты (интеллигенции). «В обществе, где уже вполне установилось разделение на классы, всегда существовали одновременно две схемы или системы нравственности, из которой одну можно назвать строгой или суровой, а другую – свободной или, если хотите, распущенной». Народ в его представлении гораздо более строг, праведен и справедлив, чем господа, чья «распущенность» с годами, по мере все более бешеного развития капитализма, переходит все рамки приличия, обрекая «простонародье» на заклание хищным выводкам (выродкам) «светски воспитанного общества».^[230]

Позже автор «Истории цивилизации в Англии» Г. Т. Бокль даст его трудам такую оценку: «Об Адаме Смите можно сказать, не боясь опровержения, что этот одинокий шотландец изданием одного сочинения больше сделал для благоденствия человечества, чем было когда-либо сделано совокупно взятыми способностями всех государственных людей и законодателей, о которых сохранились достоверные известия в истории». Какие же силы неба (или ада) надо разбудить, чтобы bad fairy (англ. «злой гений») российской власти и буржуазии не счел за труд прочесть хотя бы XXI главу второго тома «Богатства», названную – «Nota bene» – «Об ограничении ввоза из-за границы таких продуктов, которые могут быть производимы внутри страны»!? Как видим, понадобились бомбы и ракеты Запада, что упали на братскую Югославию (а завтра будут сброшены на Россию!), чтобы понять всем необходимость того, что можно было бы сегодня назвать «ограниченным и мобилизационным протекционизмом».…

В Шотландии, «медвежьем углу Европы», благодаря усилиям науки и просвещения был создан удивительный анклав прогресса. Здесь (по сути дела, впервые на севере Европе) возникли предпосылки промышленного переворота. Сельское хозяйство равнинной Шотландии стало образцовым. Так что у давней пословицы «Горд, как шотландец» есть свое обоснование. Кроме всего прочего, шотландцы к середине XVIII в. прославились блестящей плеядой литераторов, философов, историков. В самом деле, не случайно столицу страны – Эдинбург – кое-кто уже стал гордо величать «Северными Афинами», а наступившие годы культурного подъема в Шотландии впоследствии получат название «века Перикла».

Дэвид Юм. Гравюра Гедана с портрета А.Рэмси 1766 г.

Выдающейся личностью Шотландии был и философ Дэвид Юм (1711–1776). За благожелательную и миролюбивую натуру друзья называли его не иначе, как «наш добрый Дэвид». Жизнь Юма стала своеобразным «гимном интеллектуальной красоте» (Шелли). Выходец из добропорядочной графской семьи, Юм отказался от властной карьеры, предпочтя карьеру ученого. Он закончил Эдинбургский университет (начал учиться в 12 лет), многое почерпнув и в культуре Франции, где прожил три года. Философ получил широкую известность своим «Трактатом о человеческой природе». Его он написал во Франции в 26 лет. О содержании оного можно сказать просто и кратко – это наука о человеке. В основе труда лежит идея прямой зависимости общего состояния наук от степени познания ими науки о человеке. Религия, математика, естественные науки, логика, этика, политика связаны с этим разделом науки. Наука о человеке является единственным прочным основанием других наук. Юм отвергал «моральные атрибуты Бога», считая суеверием христианскую священную историю. Он оспаривал саму идею организации божьим промыслом Вселенной. Мало вероятно, говорил он, чтобы столь умная ее организация была «делом рук» какого-то устроителя, скорее всего – это плод естественного воспроизводства.^[231]

Будущее человечества зависит от уровня развития культуры, человеческого ума и характера, общественного воспитания и морали. А уже как следствие действия упомянутых факторов – возможность появления справедливого строя. Юм понимал, сколь далеки от реальности его мечты. Лучшее из его произведений («Исследование о принципах морали», 1752) так и «не было замечено». Эдинбургский университет не пожелал дать ему место преподавателя философии (1744) из-за полного отрицания им религиозных принципов. Прекрасный знаток истории (автор фундаментальных «Истории Англии» и «Истории дома Тюдоров»), в жизнь своих почитателей он вошел как скромный певец знаний, нарисовавший в воображении духовный Новый Иерусалим – «город с золотой мостовой и рубиновыми стенами».

Юм придавал исключительное значение задаче улучшения человеческой природы с помощью культуры. Он прямо говорил о том, что «напрасны были бы наши ожидания найти в неподвергшемся влиянию культуры (uncultivated) естественном состоянии средства» против человеческих, общественных пороков и недостатков. Ныне иным правителям не грех вспомнить некоторые азы нравственных и экономических положений его философии. В частности, он установил прямую связь между понятиями «собственности, права и обязательства» и «идеями справедливости и несправедливости». Особо стоило бы подчеркнуть следующие его слова: «Собственность человека – это какой-нибудь предмет, имеющий к нему некоторое отношение; но данное отношение не естественное, а моральное и основано на справедливости. Поэтому очень неразумно воображать, что у нас может быть идея собственности до того, как мы вполне поймем природу справедливости и укажем ее источник в искусственных установлениях людей. Происхождение справедливости объясняет и происхождение собственности». Иначе говоря, нелепо закреплять права собственности, если они не подкреплены справедливостью. Точно так же было бы безумием возводить град на зыбкой почве социальной несправедливости, назови его хоть «Европейским домом», хоть «Американским градом на холме», хоть «Российской демократией».

Он предупреждал, что враги разума и справедливости охотно готовы приобрести «патент», скрепленный печатью разума, чтобы скрыть собственные тайные и эгоистичные цели… «Всё может произвести всё». Это утверждение философа в высшей степени справедливо, если, конечно, не возводить его в принцип построения цивилизации. Вместе с тем легко убедиться, что никакой научный патент, никакой академический титул не спасет от краха политэкономическую или идейную доктрину, если та эгоистична и индивидуалистична, противореча интересам абсолютного большинства. Если личный интерес есть «первичный мотив справедливости», то еще важнее симпатия к общественному интересу. Общественный интерес должен быть источником морального одобрения и оплотом любой политики. Главная обязанность политиков, как и системы воспитания – поддержание в обществе «уважения к справедливости и отвращения к несправедливости». Нужно так строить общественную систему, чтобы чувство чести смогло «пустить корни в нежных душах детей» и обрести нужные твердость и крепость. Общество, лишенное равенства, справедливости и порядочности, не спасут и права собственности, ибо в стране утвердится власть негодяев.^[232]