Народы и личности в истории. том 1 Миронов В.Б 2000г. (стр. 43 из 151)
В Лондонском Королевском обществе Роберт Гук получил должность куратора. В 1661 г. опубликована первая работа Гука, а в 1665 г. вышел в свет его знаменитый труд «Микрография» (с описанием экспериментов). Десять лет спустя, в 1671 г. в члены Академии принят Исаак Ньютон, представив в Общество зеркальный телескоп. Известные «Математические основания натуральной философии» Ньютона появились в 1681 г. Так что он следует за Робертом Гуком не только хронологически. Ньютон читал его труд, как прилежный ученик, делая выписки, внимательно ознакомившись со всем, что написал Гук о теории света. Имеется личное признание сэра Ньютона на сей счет. Однако несмотря на это, он в «Оптике» ни словом не упомянул об исследованиях Гука.
Цели и задачи Королевского общества сформулированы Гуком в документе, оригинал которого хранится в Британском музее (1663). Королевское общество должно «совершенствовать познания натуральных вещей и всех полезных искусств, мануфактур, механической практики, машин и изобретений при помощи экспериментов (не вмешиваясь в богословие, метафизику, моральные знания, политику, грамматику, риторику и логику)», рассматривать все системы, теории, принципы, гипотезы, элементы, истории и эксперименты естественных, математических и механических вещей, а также стараться восстановить по мере сил «такие допустимые искусства и изобретения, которые утеряны».
Научные занятия Гук перемежал с решением важных практических задач, которые стояли тогда перед столицей Британии. В 1666 г. случился страшный лондонский пожар. Сгорело 13 тыс. домов, 80 церквей, включая кафедральный собор Св. Павла (без крова остались 200 тыс. лондонцев). Если великий Ньютон бросил столицу и сбежал к себе в деревню, то Гук решительно принялся за восстановление города (их статус был различен). Биолог и геолог, астроном и механик стал еще и архитектором. Правду говорят, что энциклопедисты могут все! Эпоха поощряла широту интересов и увлечений. Профессор астрономии Рен был также архитектором. В Оксфорде он выстроил Шелдонский театр (большой лекционный зал) и ряд зданий Тринити-колледжа. Рен Гук и представили свои проекты перестройки Лондона. Проект Гука (с системой улиц, пересекавшихся под прямым углом) понравился заправилам Сити. Те сделали его своим представителем или «надзирателем за восстановлением города». Эта работа отняла у него без малого 30 лет. Дни заполнены до отказа. Труды приносили деньги и почет – и не меньшее число завистников и недоброжелателей. Важным местом в архитектурном творчестве Гука стал дом для умалишенных (знаменитый Бедлам), выстроенный в 1675/76 годах. В этом сумасшедшем доме, похожем на дворец, вполне могло бы ныне расположиться английское правительство и парламент (в особенности штаб-квартира НАТО).
Гук строил торговые холлы, школы, особняки, правительственные здания. Ум его был в постоянном движении, изобретая то одно, то другое. В сферу научных интересов входило изучение причин тяготения. В Лондонском королевском обществе Гук выступил с важным сообщением на эту тему. Зная способности Ньютона в области математики, он напишет ему письмо, предлагая ряд основополагающих идей. Отнюдь не мифическое яблоко, якобы, упавшее на голову Ньютону, послужило причиной установления Закона всемирного тяготения, а опыты и наблюдения Роберта Гука. Ньютон быстро уловил суть подсказки, но так и не смог в дальнейшем забыть «смертной обиды». Черная зависть сжигала его сердце. В течение 30-летнего спора о первенстве он всячески принижал заслуги великого ученого, стараясь везде, где возможно, превозносить своё первенство в физике. И хотя закон всемирного тяготения по праву считается делом Ньютона, легенда о яблоке – фикция. Она рассказана племянницей Ньютона некой К. Бэртон Вольтеру (между 1726 и 1729 гг., когда он жил эмигрантом в Лондоне), а тот уже дал ей ход.
Спор о приорите Ньютона или Гука в этом вопросе еще не закончен. Попытки Ньютона вычеркнуть имя соперника и конкурента из истории науки крайне несправедливы. Очевидно, что Ньютон до 1679 г. вообще не занимался вопросами гравитации и начал свои исследования лишь под влиянием Гука. Русский ученый С. И. Вавилов, проанализировав все «за» и «против», приходит к такому выводу: «Ньютон был, очевидно, не прав: скромные желания Гука имели полное основание. Написать «Начала» в XVII в. никто, кроме Ньютона, не мог, но нельзя оспаривать, что программа, план «Начал» был впервые набросан Гуком».[208]
Ревнивый Ньютон только после смерти Гука вошел в состав Королевского общества. Далее стали происходить удивительные вещи. Вдруг, ни с того ни с сего, исчезают рукописи Гука, в других работах появляются его «посвящения» Ньютону. Затем тем же таинственным образом куда-то «испарились» все портреты Роберта Гука, и даже следы его могилы. В Королевском обществе чья-то невидимая рука будет стирать следы великого ученого. Как видим, «комплекс Сальери» распространим и на фундаментальную науку. Возродив Академию и став в 1703 г. её президентом, Ньютон в ряде случаев вел себя автократично, спекулировал славой, превратив общество в «орудие второй и третьей вендетт своей жизни» (против астронома Дж. Фалмстида и философа Г. В. Лейбница).
Заседание Лондонского королевского общества в XVII веке.
Творческая работа шла не только в Лондонском королевском обществе. В Англии уже повсюду была питательная культурная среда, которая жадно и неистово впитывала все доступные ей знания. Даже лондонские подмастерья днем трудились, а вечера проводили в чтении и яростных спорах о будущем. В такой атмосфере вырос Джерард Уинстэнли (1609–1676) – торговец, философ, защитник бедняков. О жизни его известно немногое. Судьба уготовила ему совсем иную участь, нежели дело торговца. Вскоре он стал жертвой обмана, лишившись предприятия и денег. Как писал сам герой, он «потерпел неудачу в воровском искусстве продажи и покупки и разорился из-за обременительных налогов в начале войны». Вернувшись в свою деревню, он стал развивать теории об общей собственности на землю. Уинстэнли стал главой движения, известного как «истинные левеллеры» (уравнители). Если другой вождь левеллеров (Лильберн) выступал в защиту прежде всего политических свобод, являясь борцом за гражданские права и равенство всех перед законом, то Уинстэнли считал все это лишь внешней стороной свободы. Что толку в демократической конституции (на которую уповал Лильберн), если богатые при этом контролируют буквально всё, владея землей и ее плодами… На кой черт нужна человеку свобода, если тот лишен элементарной собственности и минимальных средств к существованию. Истинная свобода едва ли возможна в индивидуалистическом обществе, где всем заправляют сила и деньги. Уинстэнли заявлял: «Человеку лучше не иметь тела, чем не иметь пищи… для него… Истинная свобода там, где человек получает пищу и средства для поддержания жизни, а это заключается в пользовании землею».[209] Справедливость такой позиции становится сегодня очевидной для многих людей (в России).
Словолитец. С гравюры И. Аммана.1568 г.
Страна нуждалась и в хорошей конституции. Вопросы политико-административного, хозяйственного устройства выдвигались в число первоочередных. Отвечая на вызов времени, Дж. Уинстэнли создает трактат «Закон свободы, изложенный в виде программы, или Восстановление истинной системы правления» (1652) и передает его Кромвелю. В проекте сказано: «…большая часть народа вопиет» под гнетом налогов. Необходимо не только «сменить лиц, стоящих у кормила правления», но и изменить законы. В противном случае правителя ждет скорая гибель, а потомков – еще большее рабство.… В 1649 г. Уинстэнли (якобы, получив божественное указание) стал вместе с соратниками вскапывать пустошь, с тем чтобы выращивать здесь зерно, бобы, другие культуры и тем самым прокормить всех нуждающихся. Что может быть праведнее и справедливее права человека на тяжкий и полезный труд. Так левеллеры стали диггерами («копателями»). Власти «самой справедливой страны» мира, увы, отнеслись с полнейшим равнодушием к нуждам тружеников. Имя «Уинстлей» (как, впрочем, и имя Т. Мора) помещено правительством революционной России на стеле знаменитого Александровского сада, что возле московского Кремля. Тут же должно было быть высечено золотыми буквами и имя отважного Джона Лилберна, защитника бедняков
Специальная глава в трактате Уинстэнли посвящена проблемам воспитания и обучения детей. Школы должны быть одинаковыми для всех, а образование – обязательным. Пусть дети учатся «читать законы республики», знакомятся искусствами и языками. Они должны получать полный набор так называемого классического образования, со всем комплексом необходимых этических, профессиональных и международных познаний. Он призывал покончить с грубой монополией на образование Оксфорда и Кембриджа. Относясь с предубеждением к схоластической манере обучения, он полагал, что такая метода «ведет к праздной жизни», множит ряды бездельников, живущих за счет других. Сюда он относил лордов, чиновников, священников, юристов и т. п. Особое внимание при обучении следует уделять тем, в ком есть то, что называют «божьей искрой», кто проявляет исключительные способности к всяческим изобретениям и усовершенствованиям… В этой мысли философа ощущается пуританское (и христианское) преклонение перед ремеслом обычного простого труженика. Преклонение, впрочем, вполне оправданное и нам понятное: ведь и Моисей был пастухом, апостолы – рыбаками, а сам Христос – сыном плотника…