Витте – художник-реалист, как и великий Рембрандт, он не стремился приукрашивать людей и их нравы. Большинство художников той поры изображали Биржу как некое подобие храма. По-своему они, разумеется, правы, ибо биржа для буржуа и спекулянта и есть Храм, храм их алчности, изворотливости, хитрости, обмана. У Витте же мы видим иное. Характерна его картина «Амстердамская биржа» (1653), в которой все в ней проникнуто беспокойством. Эти торгующие и заключающие сделки люди не вызывают у художника особой симпатии…
Последние годы жизни Витте невыносимы. Вторичная женитьба вместо того чтобы облегчить жизнь художника, лишь усугубила его трудности. Жена требовала денег, но картины покупаются все реже. Вскоре обрушились и новые невзгоды. Нотариус, в доме которого жил художник, ловко перепродавал его картины, не платя де Витте ни гроша.… Его преследуют тяжбы. Он продолжает работать, создавая прекрасные картины, но сил остается все меньше и меньше. Вскоре его покинули и последние надежды. Вот что рассказывают о смерти художника: «Так же как его жизнь не была похожа на жизнь других, так и смерть его была не похожа на то, как обычно умирают люди, так как он сам, по-видимому, лишил себя жизни. Я уже говорил о возникновении ссоры между ним и его хозяином. Вечером, незадолго до его смерти, начался между ними спор, и хозяин поклялся, что дольше он не потерпит его в своем доме. Затем он прибавил, что давно собирался об этом сказать, и ушел. Двое из присутствовавших, заметив, что де Витте был потрясен и мрачен, последовали за ним издали, чтобы посмотреть, что он намерен делать, но потеряли его из виду в темноте на мосту. В тот самый вечер начался сильный мороз, и вода покрылась льдом, который не таял одиннадцать недель. В это время никто не знал, что с ним случилось. Когда же лед сошел, нашли его у Гарлемского шлюза. Его вытянули сетью и обнаружили у него на шее веревку, из чего заключили, что он повесился на перилах моста, но веревка оборвалась и он утонул». Это произошло в 1692 г..[96]
П. Брейгель. Слепые.
Богачи редко способны проявить истинную красоту и величие духа. Исключения есть, но они лишь подтверждают общее правило. Они мне напоминают героев последней картины П. Брейгеля – «Слепые» (только в этом случае речь идет не о несчастных нищих, тех, кого ведет слепой поводырь, а о раскормленном стаде наглых «нуворишей», не обращающих внимания на положение отечественной науки и культуры!). О, разумеется, в отдельные крайне удачные периоды, когда на них щедро сыплются плоды их экономического благоденствия и процветания, они готовы потешить свою гордыню, выделив ту или иную жалкую сумму на «художества»… Но всерьёз помогать культуре они не станут. Нет, не станут. Даже в такой образованной и богатой стране как Голландия. Хотите примеры, подтверждающие вердикт? В 1666 г. в богадельне умирает Франс Хальс, в 1669 г., вконец разоренный, всеми забытый, погибает и великий Рембрандт, в 1675 г. в полное небытие уходит замечательный художник Ян Дельфтский. Его забывают настолько основательно, что в середине XIX в. пришлось долго доказывать, что такой художник вообще когда-то существовал. В 1682 г. в больнице для бедных заканчивает свои дни великий пейзажист Якоб ван Рейсдаль. В 1692 г., доведенный до отчаянья, бездомный и нищий де Витте кончил жизнь самоубийством, посылая проклятья жалкому и дикому миру. С картинами художника может познакомиться и наш русский читатель (полотна де Витте есть в Пушкинском музее и в Эрмитаже).
Высокое мастерство и талант демонстрировали не только художники… Голландия дала миру немало удивительных имен не только в искусстве. В философии – это Спиноза, в физике – Гюйгенс, в биологии – Сваммердам и Левенгук, в юриспруденции – Гуго Гроций. О некоторых из них стоило бы рассказать особо, ибо они не только внесли весомый вклад в развитие наук, но и стали в известном смысле «властителями дум» грядущих поколений.
Прогресс наук добивается новых успехов. В XV в. в Голландии (Фландрии) возник новый вид художественной техники – гравюра. При сотрудничестве ученых и художников родилась новая картография. Корнелес де Ягер писал: «В 1515 г. были опубликованы карты неба с несколько экстравагантными рисунками созвездий, выполненными в стиле того времени. Эти карты стали результатом замечательной кооперации трех выдающихся личностей: математик И. Стабиус определил координаты звезд на небе, К. Хейнфогель перенес их положения на карту, а знаменитый художник А. Дюрер по ним нарисовал созвездия. С этого начиналась новая картография. Раньше в Западной Европе существовала традиция, в соответствии с которой основной интерес представляли созвездия, а не положения звезд».[97] Этим не ограничились заслуги голландских умельцев. Известно имя мастера-стеклодува Г. Фарренгейта, что в начале XVIII в. впервые изготовил практически пригодный термометр.
Современником великих Галилея и Ньютона был выдающийся голландский математик, механик и физик Христиан Гюйгенс (1629–1695). В Новое время всего три-четыре страны (Италия, Франция, Голландия, Англия) определяли показания «барометра» научных достижений… Гюйгенс родился в Гааге, в семье писателя и политического деятеля. Он получил образование в известных университетах Лейдена и Бреды. У этого ученого была поразительная способность соединять в единую цепь сложнейшие вопросы теории и прикладной практики. Основываясь на разработанной им новой волновой теории света, Гюйгенс внес важные усовершенствования в конструкцию телескопа. Благодаря увеличению светосилы телескопа он сумел обнаружить спутник планеты Сатурн под названием Титан. Пользуясь более совершенным телескопом, чем у Галилея, он разглядел тонкое кольцо вокруг поверхности Сатурна, дал описание полос на поверхности Марса и Юпитера, а также туманности в созвездии Ориона. Ученый поддерживал обширные связи с многими странами. Гюйгенса в 1663 г. избирают первым иностранным членом Лондонского королевского общества. Он проработал в Париже 16 лет, был избран членом Французской академии наук.[98]
По всей Европе в то время гремело имя нидерландского натуралиста Антони ван Левенгука (1632–1723), одного из основоположников научной микроскопии. Его называли «талантливым дилетантом». Среди важнейших его научных заслуг: открытие микроорганизмов, а затем и обнаружение в семени человека сперматозоидов. Последних он называл «зверьками» (лат. animalculum). Они были двух видов – мужского и женского, и проявляли бешеную активность при движении, работая и виляя хвостами. Видимо, при этом его посещали очень интересные мысли о роли природы и назначении всех живущих в ней живых особей. К примеру, Левенгук обнаружил, что в семенниках трески число такого рода зверьков-анималькулей в 30 раз превышает население всей Земли. Столь же плодовитыми оказались, как ни странно, и бараны. Путеводной нитью и девизом этого ученого были следующие сказанные им слова: «Я стараюсь вырвать мир из власти суеверий и направить его на путь знания и истины».[99]
Гуго Гроций
Выдающейся личностью того времени стал юрист и дипломат Гуго Гроций (1583–1645) – потомок выходцев из Франции. Как отмечают исследователи, Г. Гроций принадлежал к университетской интеллигенции: отец его был куратором, а дядя – ректором Лейденского университета уже в раннем возрасте он проявлял исключительные таланты и дарования, поражая учителей и окружающих. Оказавшись как-то в свите посланника Голландии в Париже, он удивил своими познаниями короля Генриха IV, и тот, потрясенный, воскликнул в присутствии придворных: «Вот чудо Голландии!» Английский психолог и антрополог Ф. Гальтон писал о нем: «Гроций Гуго де Гроот; знаменитый голландский писатель, государственный человек; высокий авторитет по международному праву… Жизнь его исполнена приключений; он был приговорен к пожизненному заключению, но убежал сперва во Францию, а потом в Швецию. Он сделался шведским посланником во Франции и в этой должности, несмотря на затруднительность политического положения того времени, исполнял свои обязанности с большим успехом. Наконец, был принят в Голландии с большими почестями. Он принадлежал к чрезвычайно даровитому и ученому семейству. Был женат на женщине редких достоинств».[100]
Чудом юриспруденции стал классический труд Гуго Гроция «Три книги о праве войны и мира» (1625), закрепивший за ученым почетный титул «отца международного права». Как отмечал сам автор, книга эта была написана им «в защиту Справедливости». Что понимал Гроций под этим словом – «Справедливость»? Наличие некоего естественного (разумного) права, которому обязано следовать все общество. «Мать естественного права есть сама природа человека», – говорил он. Содержание и законы, устанавливаемые в том или ином обществе, прежде всего зависят от самого человека, а затем уже от божьей воли.[101] Наиболее важна в нас способность «к знанию и деятельности согласно общим правилам». Человеческое право он подразделял на гражданское право и международное, определяющее правила поведения народов и государства. Государство должно представлять собой «совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы»…
У него была возможность размышлять о границах права в замке Ловенстейн, куда он был заключен. К чести голландцев ему предоставили возможность вести изыскания даже в тюрьме… Великий знаток законов сумел использовать книги весьма оригинальным образом… Получая для работы огромное их количество, в итоге он сбежал из тюрьмы, спрятавшись в одном из книжных сундуков. Книги, таким образом, не только просвещают и вразумляют, но порой еще и просто спасают нас. Видимо, тысячу раз прав был писатель Карлейль, воскликнув: «Слава Кадму, финикийцам или кто там еще выдумал книги!»