Народы и личности в истории. том 3 Миронов В.Б 2001г. (стр. 58 из 173)

Капитуляция англичан в Йорктауне

В конституции США были некоторые здравые начала. С принятием конституции прерогативой центрального правительства стало взимание пошлин и налогов, забота об обороне США, регулирование торговли с другими иностранными государствами и между штатами, чеканка монеты и определение ее стоимости, управление транспортом, почтой и т. п. Конечно же, такого рода политика не могла понравиться всем элитам и многим руководителям. Вскоре, к 1814 г., между частями Союза стали проявляться острые противоречия. Возникла угроза выхода ряда штатов из состава Союза. Что лежало в основе противоборства сторон? Разумеется, чисто корыстные интересы кучки знати в лице крупных чиновников и многих местных плантаторов.

После революции правительство США оказалось в тисках огромного национального долга. Надо было где-то найти деньги. А. Гамильтон, «мессия американской буржуазии», предложил осуществить массовую распродажу западных земель. Конгресс постановил пускать земли в оборот огромными кусками в 640 акров по два доллара за акр. Эта политика была рассчитана на привлечение к продаже земли спекулянтов. Ведь у простых земледельцев денег не было. Ситуация и тут в чем-то схожа с нашей, российской. Сразу же вынырнули акулы демократии, коих фермеры Америки называли «пиратами». Большинство поселенцев считало, что освоение, культивирование земли является заботой человека труда, земледельца. Они видели в этом дело божеское и патриотическое. Трудовая Америка тогда проявила себя молодцом, убрав юридические «филькины грамоты», приходившие из центра, и положив начало скваттерству, самовольному захвату земель, т. е. «черному переделу». Хотя при этом аграрные законы, как и права индейцев, игнорировались. Экспедиция полковника Гармера, отправленная, чтобы изгнать с мест пионеров, вынуждена убраться восвояси.

Александр Гамильтон

Б. Гиббард в «Истории аграрной политики США» писал, что тут и проявился настоящий дух народного сопротивления и суверенитета. Пионеры считали, что единственная подлинная стоимость земли – это стоимость циклопического труда, вложенного в нее самим фермером. В романе Купера «Пионеры» один из героев, Буш, восклицает: «Я такой же полноправный собственник земли, на которой стою, как любой губернатор в Штатах! Где есть такой закон или право, по которым один будет владеть участком, городом или, может быть, целым графством, а другой – выпрашивать из милости землю, чтобы вырыть себе могилу? Это противно природе… Воздух, вода и земля даны свободно в дар человеку, и никто не властен делить их по кусочкам. Человек должен пить и дышать, и ходить, а потому у каждого есть право на свою долю земли». Переселенцы стремились занять свободные земли, обретя собственность и права. Сюда массами устремлялись крестьяне из Европы. Фермерская, рабочая цивилизация вступала в острые противоречия с рабовладельцами, чиновными политиками, спекулянтами и торгашами. Они видели совершенно в различном свете и будущее колоний. Так, некий Дж. Куинси, «великий демократ» и член Палаты представителей Массачусетса, в ужасе восклицал: «Давайте заглянем вперед и представим, что вдобавок к этой массе людей все население замиссисипского края будет представлено в обеих законодательных палатах и примется издавать законы, распоряжаться нашими правами и решать нашу судьбу». Он же выразил надежду, что господа парламентарии все же «не будут такими идиотами». Богачей пугало уже тогда, что в результате обретения экономической независимости люди труда начнут иначе мыслить. Как сказал в ходе дебатов в законодательном собрании Виргинии один такой «друг народа»: «Не роста населения на Западе следует бояться этому джентльмену, а силы, которые придают этим переселенцам легкие ветры гор и уклад жизни на Западе. Они перерождаются, сэр. Они быстро становятся трудящимися политиками, а разница между разглагольствующим политиком и трудящимся огромна». Вспомним и слова Герцена: «Но Россия расширяется по другому закону, чем Америка; оттого, что она не колония, не наплыв, не нашествие, а самобытный мир, идущий во все стороны, но крепко сидящий на своей собственной земле. Соединенные Штаты, как лавина, оторванная от своей горы, прут перед собою все; каждый шаг, приобретенный ими, – шаг, потерянный индейцами».^[227] Россия же старается сохранить себя.

В Америке произошло коллективное восстание масс. Те воспрепятствовали хитроумным планам спекулянтов. В 1828 г. комиссия конгресса по общественным землям высказалась за узаконение самовольно захваченных колонистами земель, заявив, что «бороться с поселением на общественных землях невозможно». Хотя в администрацию президента шли жалобы местных «акул»: как же так, с санкции президента эти участки назначены в продажу, а народ плюет на решение властей, осуществляя прямое надругательство над законами США. Народ прибегнул к единственному голосу, который понимает власть, – к силе оружия. Вот что доносили военному министру США в 1830 г. о состоянии дел на передовом крае поселений: «Фермеры решили, что, поскольку конгресс отказался дать им право преимущественной покупки по минимальной цене, они завоюют это право силой оружия». Такого рода демократия и сделала Америку сильной и великой державой! В борьбе с земельными спекулянтами и правительственными чиновниками зародились и знаменитые суды Линча. Самым скромным наказанием для спекулянта и вора там было наказание плетьми, погружение зимой в прорубь, обмазывание дегтем, вываляв в перьях. Господ спекулянтов и бандитов, тех, кого в России зовут «посредниками», просто вешали. Отлично! Вот бы и с нашими поступать так.^[228]

Демократия тех времен сурова, справедлива, жестока, неотвратима. В Филадельфии в 1777 г. трудящиеся, сорганизовавшись, похватали крупных спекулянтов и бросили их в тюрьму. «В наших руках оружие и мы умеем им пользоваться, – гордо заявили они. – Мы приложим все усилия, чтобы освободить город от нелояльных, враждебных и хищных членов общества, какими бы ни были их звания и положение». В Бостоне появились листовки, призывавшие граждан избавиться от купцов-монополистов, взвинчивающих цены, от спекулянтов, что подобно раковой опухоли разъедают тело нации. Все они сторонники Даниэля Шейса, Джона Брауна и Ната Тернера. Их героическое восстание 1831 г. ставило целью «сделать первых последними, а последних первыми».^[229] Общины страны работали скорее по военным, чем по гражданским законам. Никакой волокиты. Должностных лиц избирали сроком на несколько месяцев. В любое время двумя третями голосов общины их могли освободить от занимаемой должности. Судили сурово: за попытку убийства товарища по экспедиции наказывали изгнанием, при возвращении изгнанника его ожидала смерть. Признание виновным в убийстве означало бы немедленную смертную казнь. Трудовое большинство было само Законом и могло менять конституцию и законы. Считали по головам, а не по кошелькам. Власть в расчет не принималась. Главным было: а что ты сам представляешь из себя как товарищ и человек. Все ключевые вопросы жизни переселенцы решали также сами: выделяли земли под школу, вершили правосудие, сообща боролись против спекулянтов. Если на ферму поселенца кто-то претендовал не по праву, могли избить и вышвырнуть из округи. Народ питал недоверие к магистратам и к власть предержащим. Паррингтон отмечал, что со времен революции проявилась тенденция к максимальному усилению судебной и исполнительной власти, а также ко всемерному усилению власти законодательной, к установлению контроля над правителями со стороны демократических органов. Народ не особо доверял своим правителям.