Народы и личности в истории. том 3 Миронов В.Б 2001г. (стр. 112 из 173)

Не очень-то повезло России с думами и госсоветами. I Государственную Думу царь распустил, объяснив тем, что она «разжигает смуту». Главная же причина была в ином. По словам В. И. Вернадского, Государственная Дума дотронулась до бюджета, приступила к контролю и анализу того нерва, которым жила бюрократия. «Этого бюрократия снести не смогла». Ученый оценил роспуск царской Думы как акт безумия и самоубийства, сказав, что это сделано по невежеству и полному отсутствию государственного смысла. Он предвидел, что в результате будет изменен строй России и прольется много крови. Но не намного лучше выглядел и старый Госсовет России. В. Вернадский писал: «В Государственном Совете я увидел этих людей, нищих духом, а в их руках власть, и нельзя считать, что они будут делать то, что разумно». Правда, в 1924 г. он скажет несколько в ином духе, а именно: что там были тогда и талантливые, яркие люди (Витте, Кони, Ковалевский, Таганцев и др.). Однако, увы, не они задавали тон. У основной массы сенаторов «не было ни esprit du corps, ни блеска знания и образования, ни преданности России, ни идеи государственности». А в общем и целом это была «ничтожная и серая, жадная и мелкохищная толпа среди красивого декорума».^[526]

Столыпин знакомится с хуторским хозяйством недалеко от Москвы. 1910 г.

Ну а промышленники и купечество? Вроде бы экономическое и хозяйственное развитие России в начале XIX в. внушало оптимизм. На ее долю приходилось более половины мирового производства ржи, 1/4 пшеницы и овса, 2/5 ячменя, 1/4 картофеля. Наши же твердые, высокобелковые пшеницы, долговолокнистые льны, а также сибирское и вологодское масло почти не имели конкурентов на продовольственном рынке мира. Запад осознавал наш громадный потенциал. Э. Тэри, которому правительство Франции поручило провести анализ перспектив нашего развития, отметил, что Россию ожидают: прирост коренного населения, увеличение промышленной и сельскохозяйственной продукции, усиление ее образовательного и военного потенциала. Он писал: «Ни один из европейских народов не достигал подобных результатов». Производство каменного угля увеличилось у нас на 79,3 процента, железа и готовой стали – на 53 процента, объем промышленной продукции – на 88 процентов. Европа делает вывод: «Если у большинства европейских народов дела пойдут таким же образом между 1912 и 1950 годами, как они шли между 1900 и 1912, то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношениях».^[527] Заправилы мира не допустили, ввергнув Россию в 3 революции, 6–7 войн (из них две – мировые). Но и тут все далеко не однозначно.

Жизнь народа при самодержавии вовсе не была такой сладкой, какой ее ныне пытаются представить сторонники монархии. Зачем лгать себе и людям? Кого мы вводим в заблуждение? Олухов и невежд? Романтиков монархизма? Ученый К. Тимирязев еще сто лет тому назад выпустил убийственную брошюру «Точно ли человечеству грозит близкая гибель?» (пересказ лекции). В ней он приводит отрывок из труда англичанина Крукса, в котором тот, перечисляя производящие пшеницу страны, даже не остановился на России. Хотя многие и тогда склонны были называть ее «закромами Европы», тот даже и не вспомнил об этих ее «закромах». Почему же? А они были пусты… И это место невозможно читать без горечи и боли. Крукс приводит данные, говорящие о том, что лишь в России, Италии и Турции в конце XIX в. потребление хлеба населением не возрастало, а падало… «Крестьянин в России, – писал англичанин, – голодает, падает жертвой голодного тифа, а производители пшеницы экспортируют то, что должны были бы оставить дома».^[528] Это лишь малая часть горькой правды о России. В 1911 г. голод охватил 11 губерний, жестоко поразив 30 млн. человек.

Разумеется, столь сложное явление как развитие капитализма в России на 2–3 страницах не опишешь. Этому посвящены серьезные и интереснейшие книги. Но, прочитав их, мы вправе сделать некоторые обобщения (самые беглые). Во-первых, в России налицо запаздывающее развитие капитализма по сравнению с передовыми странами. И не просто какое-то там полувековое запаздывание, а трехвековое отставание. Уже этот фактор говорит о многом, а еще к большему обязывает. Мы обречены догонять Запад (при глупых, посредственных вождях) или должны работать на опережение (если России чуть повезет и она избавится от своей тупой правящей «элиты»). Во-вторых, капитализм в России был таков, каков был. А был он слаб, глуп, труслив, алчен и недальновиден. Среди класса русских купцов и промышленников, бесспорно, есть яркие, одаренные, сильные фигуры. Таким был, скажем, Сергей Иванович Четвериков, владелец суконной фабрики. Закончив реальное училище, он мечтал о поступлении в университет, сочинял ноктюрны и романсы. Старый немец, главный бухгалтер конторы, даже сказал о нем как-то: «Никогда хорош купец не будет». Однако культура и знания сделали свое дело. Отец послал его учиться за границу. Тот узнал, как работают лучшие европейские суконные предприятия. Уровень их был неизмеримо выше. Мы уступали во всем – машинах, знании, качестве сырья, уровне организации, не говоря уже о социальных условиях жизни и быта рабочих и мастеров. И он первым среди русских промышленников пошел на радикальное изменение условий труда и быта рабочих. Уничтожены были все ручные ткацкие станки, ликвидированы ночные смены для женщин и малолетних, 12-часовая рабочая смена заменена на 9-часовую смену. В 1907 г. Четвериков одним из первых в мире и первым в России сделал работников участниками в прибылях фабрики, отчисляя им из чистой прибыли 20 процентов, а старшему рабочему персоналу и высшим служащим – 10 процентов. Однако это было исключение из правил. В целом Кит Китычи жили по старинке: «Не обманешь – не продашь». Вся масса капиталистов решительно не желала уменьшать рабочий день даже до 10 часов. В качестве отговорок утверждалось, что у рабочих и без того отнимается до 50 дней в году на церковные праздники. Рабочие жили в скученных казармах, как в тюрьмах (их селили из расчета 1 кв. м на человека). Если масса рабочих (ткачи, прядильщики, набойщики) на коншинских фабриках в Серпухове получали по 15–16 руб. в месяц в среднем, то 5 директоров компании за 1913 г. получили в общей сложности 235 тыс. руб. И такова была типичная картина практически по всей России. Не мудрено, что управляющие доносят: «Социал-демократическая пропаганда настолько возбудила аппетиты, теория борьбы классов настолько подогрела ненависть и недоверие, что всякое требование сносной, добросовестной работы понимается как грубая эксплуатация и посягательство на права пролетариата».^[529] Сейчас эта эксплуатация возвращается.

Ночлежка в России. 1900-е годы

Во-вторых, сами промышленники и помещики были те еще «патриоты» и «гуманисты». Иностранные капиталисты (немцы, французы, евреи и проч.) старались выжать из рабочих все, что только можно. Председатель Петербургского общества заводчиков и фабрикантов С.П. Глезмер в записке, направленной в Министерство финансов России, утверждал, что поскольку рабочих в России «менее 2 процентов общего населения», то и волноваться нечего. Никакой организованной борьбы они не в состоянии наладить. Капиталисты требовали освободить их от обязанности заботиться о больницах, школах, жилищах, кассах для рабочих. Зря, мол, власть увлекается «западными образцами». Они нам не указ. Витте и Плеве напрасно взывали их к осмотрительности и осторожности. Иначе говоря, российская буржуазия не сумела или не захотела пойти на серьезные реформы.^[530] Отчаянным было и положение массы крестьян… В 1902 г. в Полтавской и Харьковской губерниях имел место систематический грабеж помещичьих хлебных запасов. Грабили неимущие. К столь отчаянным действиям их подтолкнул недород хлебов в 1901 г. Когда один из помещиков обратился к толпе, пришедшей грабить, с вопросом, за что же они хотят его разорить, некто Зайцев (впоследствии обвиняемый) зло сказал: «У тебя одного 100 десятин, а у нас по 1 десятине на семью. Попробовал бы ты прожить на 1 десятину земли…». Другой с горечью говорил властям: «…обращались мы, мужики, всюду… нигде нас не принимают, нигде нам нет помощи».^[531]

В-третьих, возможно, это кого-либо даже несказанно удивит, но в начале XX в. русские в России составляли меньшинство населения страны (45 процентов населения империи). Но мало того. Долгий период «татарщины», «полятчины», «неметчины» и т. д. и т. п. привел к тому, что высшая власть кишмя кишела инородческими элементами. Почитайте любой перечень имен царских приемов и балов. Подумаете, что ошиблись адресом, попав в какую-нибудь Польшу или Германию. Б. Миронов пишет в фундаментальной работе «Социальная история России периода империи»: «Во-первых, русские не были «господствующим» народом империи. Они подвергались частичной социальной дискриминации по сравнению с нерусскими и уступали ряду народов (например, немцам, полякам и евреям) по степени урбанизированности, уровню (своей) грамотности, экономическому развитию, по числу лиц, занятых в сфере интеллектуального труда. Русские в массе всегда жили хуже, чем нерусские. И если об уровне благосостояния судить по средней продолжительности жизни, то русские даже на рубеже XIX–XX вв. уступали не только латышам, эстонцам, литовцам, евреям и полякам, но также украинцам, белорусам, татарам и башкирам».^[532] Это лишь подтверждает всю закономерность дальнейших трагических событий.