Народы и личности в истории. том 2 Миронов В.Б 2000г. (стр. 50 из 158)
И все же женщины решительно и повсюду заявляют о себе, требуя эмансипации и предоставления им важнейших социальных прав. В Америке перед смешанной аудиторией выступает с лекциями шотландка Фрэнсис Райт (1795–1852). Она осуждает рабство, призывает к созданию рабочих объединений, к развитию свободного образования, к полному равенству женщин с мужчинами по всем вопросам (включая и сексуальную свободу). Поднимается вопрос о политической роли женщины. Кстати, именно Талейран был одним из первых, кто хотя и в характерном для него ироничном ключе, но все же признал наличие такой проблемы. Когда Адольф Тьер, будущий глава правительства и президент Французской республики, спросил его: «Князь, вы всегда говорите мне о женщинах, я бы предпочел говорить о политике», великий дипломат серьезно ответил ему: «Но ведь женщины и есть политика».[230]
Пьер Жан Беранже.
В 1824 г. Райт посетила США вновь, вместе с генералом Лафайетом. Тот познакомил ее с героями Революции (Джефферсоном, Мэдисоном). Получив богатое наследство, она осталась в Америке, где основала общину Нашоба. Она и в дальнейшем не прекращала своих усилий в социальной и воспитательной сферах (работая в паре с сыном Роберта Оуэна – Робертом Дейлом Оуэном). В своих выступлениях она не раз останавливается и на проблемах высшего образования женщин. Ф. Райт говорила: «Когда друзья свободы и науки год назад показали мне в Лондоне стены строящегося университета, я с улыбкой заметила, что строить начали не с того конца: «Вы бы тогда позаботились о просвещении в вашей стране, когда бы построили такое здание для молодых женщин». Уже было сказано, что женщины, независимо от того, на какой ступени просвещения они находятся, держат в своих руках судьбы человечества. Мужчинам суждено то возноситься, то низко падать в зависимости от того, высоко или низко положение женщины; и даже облеченные властью, вооруженные знанием, они, в силу особенностей, присущих их полу, всегда находятся на поводу даже у самой заурядной женщины».[231] Было немало и других героических женщин, поднявших знамя суфражистской (англ. suffrage – избират. право) борьбы против несправедливостей общества.
Женщины Америки одними из первых вольются в ряды мировых феминисток… Они острее других ощущали несправедливость старых порядков. Супруга президента США Дж. Адамса – Эбигейл Адамс (1744–1818) говорила: «Если хорошо не позаботиться о воспитании и образовании женщин, откуда взяться героям, государственным деятелям и философам?» В этой области американки покажут себя to the best advantage (англ. – «в самом выгодном свете»).
В роли «учителя нравов» выступал и Стендаль. Хотя его трактат «О любви» (1822) заметно отличается от знаменитых романов «Красное и черное» (1831), «Пармская обитель» (1839). В трактате «О любви», помимо прочего, есть любопытные страницы, посвященные проблеме женского образования. Стендаль считал тогдашний способ воспитания и обучения французских девушек никуда не годным. Даже в Париже главным достоинством девушки являются не знания и культура, а самые примитивные требования бытовщины («Резонно говорят, что образованна достаточно хозяйка, коль различает, где штаны и где фуфайка»). Если бы у общества хватило смелости, оно давало бы молодым девушкам такое же воспитание, как рабыням (довольно странный вывод). Однако, по мнению Стендаля, девушки, чувствуя себя в жизни рабынями, не имеют возможности получить достойное образование и воспитание.
Тридцатилетние женщины во Франции не имеют тех знаний, которыми обладают пятнадцатилетние мальчики… У женщин же пятидесятилетнего возраста «ум соответствует уму мужчины двадцати пяти лет». К сожалению, общественное мнение отнюдь не настроено в пользу перемен. Попрежнему дамам ничего не оставляют кроме как заняться пустым делом (ухаживать за цветами, составлять гербарии, разводить чижиков). Невежды и мужланы – прирожденные враги женского образования. Понятно, однако, что для получения должного воспитания недостаточно прочесть десяток хороших книг. Нужен совсем иной подход к роли женщины в обществе. «Так как нынешнее женское образования является, быть может, самой забавной нелепостью в жизни современной Европы, то чем меньше женщины получают этого образования, тем они лучше»,[232] – следует довольно парадоксальный вывод.
Как можно понять столь демонстративный афронт в отношении женщин того, кто так любил и знал их? Стендаль лучше других видел, как в песню любви вмешиваются циничные мелодии мира наживы. И все ж учил все влюбленные сердца быть искренними в своих чувствах. «В мире чувства есть лишь один закон – составить счастье того, кого любишь». Французы, как и Европа в целом, отводили женщине вполне определенное место в своей жизни.
Разумеется, были и те, что относились к ней с восхищением и преклонением. А. Франс считал женщину великой воспитательницей мужчин. Однако нельзя сказать чтобы ее воспитание было успешным. Очень немногие мужчины готовы были поставить женщину в умственном и интеллектуальном отношении в один ряд с собою в жизни. Достаточно сказать, что французская Академия отказала Жорж Санд в причислении ее к «бессмертным», о чем с возмущением писал А. Доде. Настрой же «просвещенной Европы» второй половины XIX в., как мне кажется, выразила и героиня романа Достоевского «Подросток» – Альфонсина: «Сударь, сударь! никогда еще мужчина не был так жесток, не был таким Бисмарком, как это существо, которое смотрит на женщину как на что-то никчемное и грязное. Что такое женщина в наше время? «Убей ее!» – вот последнее слово Французской академии!»[233]
Высказался на эту актуальную тему и поэт Беранже (1780–1857), автор злых и вольных куплетов, которые распевала вся Франция. Газета «Трибюн» писала: «Во Франции насчитывается больше людей, знающих его песни, чем людей, умеющих читать, и любой мальчишка из церковного хора споет эти песни лучше, чем ритуальные псалмы». Его песни стали доходчивыми уроками для французских «гаврошей». Ни один из поэтов-романтиков не мог соперничать с ним в популярности. Он имел право сказать в автобиографии: «Народ – моя муза». Его любовь к родине была величайшей и единственной страстью жизни… Стендаль называл его «гениальным» и «величайшим современным поэтом», а Жорж Санд относила к одному из самых «великих умов». Это был человек из самой толщи народных масс. Знания и образование он получал, в основном, из книг. Языков не знал. Мало был знаком с театром и музыкой. Однако французы ценили и обожали его, как, пожалуй, никого из классиков и всевозможных maitre d`ecole (глава школы или направления в искусстве или литературе). Простое, но величественное сердце! Однако и его взгляды на характер и состояние тогдашнего образования буржуазных девушек немногим отличались от оценок, данных выше Стендалем. В «Барышне» он показал, что представляло тогдашнее домашнее воспитание:
Что за педант наш учитель словесности!
Слушать противно его!
Все о труде говорит да об честности…
Я и не вспомню всего!
Театры, балы, маскарады, собрания,
Я без него поняла…
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла
Вот они, вот неземные создания!
Барышни – тра-ла-ла-ла!
Что тут, maman! Уж учили бы смолоду,
Замуж давно мне пора;
Басня скандальная ходит по городу —
Тут уж не будет добра!
Мне все равно; я найду оправдание —
Только бы мужа нашла…
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла!
Вот они, вот неземные создания
Барышни – тра-ла-ла-ла!
Далеко не все мужские особи относились столь уж пренебрежительно к прекраснейшей половине рода человеческого. Даже среди академиков были те, кто хорошо понимали высокую и ответственную миссию женщины как верной спутницы и подруги мужчин. И пусть она порой пребывает в тени своего знаменитого супруга, без ее ласки и внимания, заботы и чуткости вся жизнь мужчины стала бы страшнейшей каторгой… Академик Э. Легуве писал в середине XIX в. о созидательной роли женщин следующее: «Какого рода деятельность наиболее соответствует свойствам женской природы? Эта полутень соответствует её скромности, эта перемежающаяся деятельность – ее физической слабости, эти минутные порывы – ее способности увлекаться, эта бдительность – тонкости ее чувств, и роль утешитетельницы – ее душе! Карьеру истинной жены составляет карьера ее мужа. Возьмите ученого изобретателя. Его пылкий гений стремится обнять совокупности вещей, его плодотворная деятельность, распространяемая сразу на все вопросы науки, пролагает в ней все новые пути. Какая слава! – подумаете вы. Да, но иногда – сколько горя! Слепая посредственность отрицает его, более зоркая на него нападает; непонимающие его тупицы и слишком хорошо понимающие завистники соединяют свои усилия, чтобы объявить его сумасшедшим… Он близок к унынию… Успокойтесь, он оживет, так как подле него женщина, жена его, которая его понимает и указывает ему на будущее. Она-то и вернет его к мощной работе… Он творит, рассказывая, а она, слушая его, растет, возвышается. Его охватывает энтузиазм, он снова бросается в борьбу, он торжествует, а для его жены главная радость в том, что остается неизвестным ее участие в победе, которой, не будь жены, он может быть и не одержал бы».[234] Эти правила распространяются часто на жен художников и вообще людей творческих профессий.
Джон Стюарт Милль (1806–1873)
В числе защитников женского равноправия были и другие ученые. Джон С. Милль (1806–1873) пишет трактата «О свободе» и эссе «Порабощение женщин». В 17 лет он был арестован лондонской полицией за распространение информации о противозачаточных средствах. В искусстве воспитания одним из самых сложных моментов всегда было зарождение в умах людей ассоциаций. Отец Джона, Джеймс Милль (1773–1836), и был тем ученым, который дал XIX веку систему ассоциативной психологии, названную им «ментальной механикой» (духовной механикой). Семья Миллей – неплохая иллюстрация действия этой новой модели воспитания. Дж. Милль начал обучение сына с самого его рождения. На третьем году его сын уже изучал греческий язык (греческие вокабулы с их английским значением). В 4–5 лет младший Милль знакомится с баснями Эзопа, Геродотом, Платоном, Плутархом. В 7 лет он уже прочел «Робинзона Крузо», «1001 ночь» и «Дон-Кихота». Упражнялся юный Джон и в собственных сочинениях, всегда давая отцу скрупулезный отчет о них во время их ежедневных прогулок. Параллельно с греческим изучалась арифметика. Ей посвящались вечерние часы. Дж. С. Милль, правда, вспоминал, что испытывал при этом невообразимую скуку.