Возможно, то и другое одновременно. Иные увидели в ней символ нового времени. Французский писатель Э. Фагэ, давая серию портретов духовных вождей той эпохи, сказал о мадам де Сталь: «У ней у самой вырвалось глубокое замечание: «Отныне необходимо обладать европейским умом». Этими словами она дала возникавшему веку его девиз. При всей ее любви к великим делам и идеям родины, никто больше ее не обладал умом, доступным всей работе европейской мысли».[216] Жизненная сцена Франции опустела с ее уходом. Глубоко уважавший и ценивший ее Шатобриан скажет: «Уход таланта потрясает сильнее, чем исчезновение индивида: скорбь охватывает все общество без изъятия, все как один переживают потерю. С госпожой де Сталь исчезла значительная часть моей эпохи: смерть высшего ума – невосполнимая утрата для века. На меня же ее смерть произвела особенное впечатление.»[217]
Карикатура на Жорж Санд.
Другая «амазонка», Жорж Санд (1804–1876), с первых же шагов в литературе повела себя как воительница правды и справедливости. В ее происхождении можно найти наверняка и некоторые из особенностей ее характера. Аврора Дюдеван, урожденная Дюпен (Жорж Санд) происходила, по линии отца, от воинственного Мориса Саксонского, побочного сына польского короля Фридриха-Августа, а по линии матери – от простых парижских рабочих. Андре Моруа, который посвятил ей прекрасную книгу, так писал о ее предках: «Предки Жорж Санд – все из ряда вон выходящие люди. Там перемешались все: короли с монахинями, знаменитые воины с девчонками из театра. Как в сказках, все женщины носят имя Авроры; все имеют сыновей и любовников, и сыновья всегда на первом месте; внебрачные дети падают градом, но их признают, превозносят, воспитывают по-королевски. Все они мятежники, все обаятельны, все жестоки и нежны… В этой фамильной хронике есть что-то от изысканной комедии, от героической поэмы и от «Тысячи и одной ночи». Такова была эта Шахразада.
Ее прапрабабка, брошенная курфюрстом Саксонии Фридрихом-Августом (позднее королем Польши), превратило протестантское аббатство «в отель Рамбуйе, в некий двор любви», где, как говорят, однажды очаровала даже Петра Великого. Предки ее едва не породнились с русским двором (Морис Саксонский чуть не женился на Анне Иоановне). Так ли это, сказать трудно, но то, что будущая Аврора удачно сочетала в себе пылкую страсть прабабок и мужскую твердость и волю прапрадеда, точно. В то же время о своей матери Жорж Санд напишет: «Моя мать была родом из всеми презираемого бродячего цыганского племени. Она была танцовщицей, даже хуже этого – статисткой в самом ничтожном театрике на бульваре».
Воспитание девочки шло под влиянием матери и бабушки, которые любили ее безмерно, предоставляя максимум свободы. В поместье в Ноане ее приобщали к естественным наукам, музыке и литературе. Аврору рано увлекли книги (сказки Перро, «Илиада», «Освобожденный Иерусалим»). Затем ее направили на обучение в женский Августинский монастырь (английского религиозного братства, основанного в Париже). Тут ей привили хорошие манеры. Здесь же она обрела первые ощущения глубины и полноты жизни. Видимо, монастырь смог придать девушке ту каплю строгости, что вдвойне необходима для девиц столь развращенного века. Живя в легкомысленную эпоху, ее бабка тем не менее никогда не имела любовника. Он же приучил ее и к простоте. Выезжая на охоту, она одевала рабочую блузу и брюки.
Ее духовное вызревание шло под влиянием работ Шатобриана. Его учение пробудило в ней «все волшебство ума и все сочувствие сердца» и взволновало Аврору. Среди ее наставников было немало священников. Один из них, аббат де Премор, говорил ей: «Читайте поэтов, все они религиозны. Не бойтесь философов, все бессильны против веры». Она изучала усиленно Мабли, Локка, Кондильяка, Монтескье, Бэкона, Боссюэ, Аристотеля, Лейбница, Паскаля, Монтеня, а также поэтов: Данте, Вергилия, Шекспира. Большое впечатление на нее произвел «Эмиль» Руссо, который стал ее настольной книгой. «Для меня он звучал, как Моцарт: я понимала все» (Ж. Санд). Ее учителями на тот период стали Руссо, Лейбниц и Франклин. Одним словом 18-летняя девушка была вполне подготовлена к замужеству. Пропустим сладостно-горестные мгновенья брачной жизни. Ее брак с Казимиром Дюдеваном (1822) не был легким испытанием. Позже она посоветует своему брату Ипполиту, выдающему замуж невинную дочь: «Не позволяй своему зятю грубо обойтись в брачную ночь с твоей дочерью. Мы воспитываем дочерей, как святых, а потом случаем, как кобылок…»
Начало ее литературной карьеры относят к 1831 г. Ж. Санд прошла школу журналистики у Латуша, стоявшего во главе газеты «Фигаро». Ее небольшие заметки постепенно стали замечать. К тому времени она уже жила с любовником, прелестным 19-летним Жюлем Сандо. Тот внешне походил на «маленького Иоанна Крестителя на рождественских картинках». Юноша, пылко влюбившийся, нашел в ней любовницу и мать. Вместе с ним она делила не только ложе любви, но и перо. Аврора, подписываясь Ж. Сандо, вскоре стала самостоятельным писателем. Сандо вначале ревновал, но затем признался ей: «Ты хочешь, чтобы я работал, мне тоже хотелось бы, но я не могу! У меня нет, как у тебя, стальной пружины в голове! Ведь тебе стоит только нажать кнопку, как сейчас же начинает действовать воля…» В 1832 г. она напишет свой первый серьезный роман «Индиана». О чем роман? О положении женщины, которая столкнулась с реальным миром, где все не так, как об этом ей внушали ее учителя и родители… Сама она так скажет в предисловии к роману: «Индиана, если уж вам так хочется все объяснить в этой книге, – это тип: это слабая женщина, полная страсти, которую она должна подавить в себе, или, если вам угодно, страсти, которая осуждается законом; это воля, которая борется с неизбежностью; это любовь, которая слепо натыкается на все противодействия цивилизации». Успех романа был очевиден. Ж. Санд признал сам Бальзак.[218]
Фредерик Шопен.
За ее внешне эпатажным обликом (курила сигары, любила мужские имена и костюмы и, разумеется, мужчин) скрывалась гордая, пылкая, независимая натура. Санд – первая писательница Франции, сумевшая заработать себе на жизнь литературным трудом. Она широко распахнула перед женщинами дверь в литературу. В целой серии своих романов она яростно сражается за свободу женщины («Индиана», «Лелия»). Как образно скажет В. Белинский, «Жорж Санд есть адвокат женщины, как Шиллер был адвокат человечества». Ею движет «ясно осознанное, пламенное отвращение к грубому животному рабству» и «протест против тирании вообще». В романах Санд выписаны романтические, загадочные, необыкновенные женщины. Их можно было бы назвать своего рода «исповедью дочери века». Но им для убедительности нужна была и социально-философская платформа. Если в области чувств женщина царит и властвует, то сфера мысли вот уже тысячи лет принадлежла мужчинам.
Жорж Санд увидела для себя «восход зари» в философской системе Пьера Леру. Тот утверждал идеи всеобщего братства и непрерывного морального прогресса (как смысла истории). Ознакомившись с теорией Леру, она лучше поняла все страдания и беды народа. Эта философия перевернула всю ее жизнь. Впоследствии она скажет, что Леру спас ее от индивидуализма. Повлиял на нее и Ламенне. В нем она увидела «смесь силы и нежности». Санд помогала бедным народным поэтам (писала предисловия к их сборникам, посылала им деньги). В письме к Ш.Понси она скажет, что поэт народа должен дать развращенным классам буржуазного общества урок добродетели. Она старалась по мере сил помогать просвещению: издает вместе с Леру журнал «Независимое обозрение», участвует в выпуске газеты «Эндрский просветитель». Ее считали одним из создателей социального романа во Франции.
Социальным содержанием проникнуты такие ее романы, как «Мопра» (1837) и «Орас» (1842). В романе «Мопра» в образе крестьянина выведен народный мудрец, «деревенский философ», справедливый, благородный и полный достоинств. С помощью усилий любимой им и интеллигентной Эдме он знакомится с Гомером, Тассо и Руссо. Ж. Санд высказывает надежду на успех такого воспитания и образования: «Человек не рождается злым; не рождается он и добрым, как полагает Жан-Жак Руссо, старый учитель моей дорогой Эдме. Человек от рождения наделен теми или иными страстями, теми или иными возможностями к их удовлетворению, большей или меньшей способностью извлекать из них пользу или вред для общества. Но воспитание может и должно исцелять от всякого зла; в том и заключается великая задача, ждущая своего решения, – речь идет о том, чтобы найти такую форму воспитания, которая отвечала бы натуре каждого отдельного человека. Всеобщее и совместное образование представляется необходимым; но следует ли отсюда, что оно должно быть одинаковым для всех? Если бы меня десяти лет от роду отдали в коллеж, я бы, конечно, вырос вполне приемлемым для общества человеком; но разве удалось бы таким путем избавить меня от неистовых желаний и научить их обуздывать, как это сделала Эдме? Сомневаюсь… А пока будет разрешена проблема воспитания, общего для всех и одновременно приспособленного к особенностям каждого, старайтесь сами исправлять друг друга».[219]
Романы Санд («Лукреция Флориани», «Исповедь молодой девушки», «Нанон») это своего рода учебники по воспитанию чувств. В эпоху, когда нормальные человеческие чувства подвергаются эрозии и распаду, роль такого рода воспитания исключительно велика. Известно, что «Лукрецией» восторгался В. Белинский. Н. Гончаров отмечал, что, читая этот роман Ж. Санд, он наслаждался «тонкой, вдумчивой рисовкой характеров, этой нежностью очертаний лиц, особенно женских, ароматом ума, разлитым в каждой, даже мелкой заметке».[220]