Камнерезное искусство Алтая (стр. 1 из 2)
Содержание:
Камнерезное искусство Алтая. 3
Список использованной литературы:8
Самодействительность, самоцветность алтайских камней была подтверждена в 1786 году. Весной этого года к верховьям больших и малых алтайских рек из Колывани, Змеиногорска, Барнаула и Локтя направились девять поисковых партий. Два имени с тех пор прочно вписались в историю Алтая: Петр Шангин и Филипп Риддер. Именем последнего позже был назван поселок, рудник. Но, несмотря на то, что фамилии Шангина нет на теографической карте края, результаты его маршрута вверх по Чарышу, Коргону, Хаир-Кумину не утратили значения и по сей день. Им открыто всемирно известное Коргонское месторождение порфиритов.
Коргонские камни привлекли Петра Шангина необыкновенным множеством оттенков: от светло-серого до темно-багрового. Рисунок их, то равномерно-пятнистый, то струисто-полосчатый, созданный, казалось, небрежным воображением природы, лучше всего убеждал — алтайские камни самоцветны.
Разнообразие их подтвердила находка Риддером пятнистой розовой брекчии, она так и названа — риддерской. Непохожесть на все другие камни России доказывали первые же образцы ревневской зелено-волнистой яшмы, доставленной в Локоть в 1789 году. Но не разноцветные камни стали тем материалом, из которого были сделаны первые алтайские вазы. Они были сработаны из черного локтевского порфира в то время, когда поисковые партии шли вдоль утесистых берегов к высокогорьям. Локтевский порфир находился рядом с заводом и потому первым оказался в руках петергофского камнедельного мастера Петра Бакланова, прибывшего на Алтай налаживать камнерезное дело. Именно этот мастер, появившись на Алтае 200 лет назад, начал приобщать молодых алтайских мастеровых к культуре обработки камня, едва не утраченной на Руси в результате нашествия татаро-монголов и возрожденной стараниями Петра I.
Локоть — это камнерезное предисловие в Колывани. В конце XVIII века завод потерял свое сереброплавильное значение и был закрыт, а строительство новой камнерезной фабрики ниже старой плотины дало колыбели горнорудного дела на Алтае второе дыхание.
Колыванская камнерезная фабрика была построена в 1802 году Филиппом Васильевичем Стрижковым. К тому времени это был уже зрелый 33-летний мастер. По сравнению с другими российскими камнерезными фабриками того времени был сделан своеобразный шаг вперед (применение водяного колеса для приведения в движение камнерезных машин Стрижкова), так как Колывань настраивалась работать над крупными вещами, и в этом равных ей не было.
Здание фабрики существует до сих пор, оно не претерпело никаких существенных перестроек. У нынешнего коллектива завода — большие творческие планы. Полным ходом идет реконструкция завода. В 1986 году введен в Эксплуатацию новый большой цех с современным технологическим оборудованием. Это хорошая база для дальнейшего развития камнерезного искусства. Сегодня и в перспективе актуальным для завода является стабильный социальный заказ на выполнение художественных и уникальных изделий из цветных камней Алтая. По новым вазам можно судить, что не оскудели Алтайские горы самоцветным камнем, богат край мастерами, способными оживить редчайшие по красоте алтайские яшмы и порфиры и, как выражались старые камнерезы, "придать камню лицо"! А в 2002 году Колыванскому камнерезному заводу исполнилось 200 лет. 200-летие Колыванского камнерезного дела событие — не только краевого масштаба! Рассеявшись по миру, изделия колыванцев вошли в золотой фонд мировой культуры.
Вазы из алтайских самоцветов вошли не только в историю русского декоративно-прикладного искусства. В Государственном Эрмитаже хранятся и удивительные не только по красоте, но и по размерам круглая чаша на химерах из коргонского порфира, работа 1810 года (справа), и чаша эллиптической формы из зелено-волнистой ревневской яшмы (слева). Ее привезли в Петербург в 1819 году. Но самая крупная, может быть даже в мире, чаша, которую часто называют "царицей ваз", вырезана из цельного монолита значительно позже. Колыванские изделия, большие и малые, разошлись по белу свету. Несколько вещей подарено монаршими руками в XIX веке и теперь находятся в Турции, Японии, Швеции. Колыванские изделия из музеев Ленинграда и его пригородов экспонируются на всемирных выставках в Париже, Чикаго, Лондоне и Вене. Их не раз заслуженно отмечали дипломами и медалями.К сожалению, не все еще известно о тех изделиях алтайских камнерезов, что находятся у нас в стране, но по каким-то причинам не попали в музейные собрания. Ещё одна из известных ваз — ваза из нежно-розового белорецкого кварцита. Камнерезы прошлого века называли его агатом, он найден подле Белорецкого форпоста в 1806 году. Камень этот неповторим, его не спутаешь ни с каким другим — он именно алтайский. Не все крупные чаши и вазы известны широко по той причине, что они с некоторых пор перестали быть достоянием музеев. Так случилось с двумя вазами из ревневской яшмы 1836 года. Они оказались в Ленинградском Доме ученых (бывшем дворце князя Юсупова). Еще менее известна овальная чаша из коргонского порфира, находящаяся в Эрмитаже. А ведь у нее любопытное прошлое. Чаша в 1862 году побывала на Всемирной выставке в Лондоне, и весьма успешно, - вернулась бронзовым призером.
Самая крупная в мире чаша, которую часто называют "царицей ваз", вырезана из цельного монолита тоже в Колывани. Работу над "царицей ваз" начали еще в 1825 году. К тому времени более десяти лет фабрикой управлял механик Михаил Лаулин, сменивший рано умершего Стрижкова. Лаулин хорошо усвоил уроки своего предшественника и, понимая природные возможности алтайского камня, рядом со стрижковской фабрикой выстроил в 1820 году здание для обработки различных вещей из камня. Отсюда с левого берега реки Белой и пошли в Петербург монолитные многометровые колонны и чаши размеров небывалых. Достаточно сказать, что заготовка на "царицу ваз" весила не одну тысячу пудов и огромный, грубо обсеченный яшмовый каравай из каменоломни на фабрику тащило, впрягаясь в лямку, более тысячи рабочих с окрестных рудников. Путешествие заготовки от горы Ревнюхи до Колывани длилось около трех месяцев. Еще медленнее - более 10 лет - шла обработка вазы. Михаилу Лаулину не суждено было увидеть "царицу ваз" завершенной. Он умер в 1835 году, а колоссальная овальная чаша, диаметр которой в большом сечении превышает семь аршин, поплыла по сибирским снегам в столицу империи только через восемь лет в августе 1843 года. 
Чрезвычайно любопытна судьба квадратной чаши из коргонского порфира, законченная в 1806 году. В столицу ее сопровождал отдельщик Яков Протопопов. Из Колывани везли чашу почти полгода, а когда она появилась в столице и была представлена Александру I, то он решил, что эта чаша из неведомой Сибири может быть достойным ответным подарком на французские фарфоровые вазы, подаренные ему Наполеоном после заключения Тильзитского мира. Сопровождал царский подарок в Париж колыванский мастеровой человек Я ков Протопопов. Колыванский мастер вернулся домой только в 1809 году, когда его уже не ждали ни жена, ни начальство. Но путешественник, лично знакомый с властелином Европы, был жив, здоров, бодр, и, начиная рассказ о поездке во Францию, говаривал: "А вот у нас в Париже!...А вот когда я с Наполеоном...". Фраза не исчезла и то место в поселке, где жил отдельщик Протопопов, так и зовется до сих пор "Парижем". История и интересна еще тем, что у квадратной чаши есть три сестры. Две пропали без вести, но одна осталась в России и находится сейчас в Государственном Эрмитаже. Куда девались две других - сказать трудно. Романовы владели Алтаем по праву императорской фамилии и имели обыкновение делать подарки своим немецким родственникам, не оставляя в архивах никаких записей. Но и то, что уцелело в стенах Эрмитажа из колыванского наследия, достойно удивления. 
Откуда такое название? Каждая копейка — это застывшая раскристаллизованная капля вскипавшей триста миллионов лет назад девонской лавы. Центр копейки-миндалины — темная точка гематита. Ему обязана каждая миндалина началом образования. Светло-серые копейки густо насыщают темную массу камня. Он застывал быстро, кристаллы его микроскопически мелки, а копейки, так похожие на зрачки, превращались в кристаллы еще много лет после грохота вулкана. Миллионы лет они смотрели в подземную тьму, ничего не различая, пока та же неуемная сила матушки-земли, что породила их, не подняла своих детенышей к солнечному свету, а проворная вода не умыла им лица, готовя заранее, за тысячи лет к встрече с камнерезами. Стрижков Филипп Васильевич — русский изобретатель в области обработки камня. Сын мастерового. Ученик, подмастерье, мастер Локтевской "шлифовальной мельницы" на Алтае; автор проекта Колыванской шлифовальной фабрики, руководитель её строительства и эксплуатации. Создал универсальные машины для изготовления художеств, изделий из монолитов неправильной формы, а также станки для одновременной шлифовки и полировки внутренней и внешней поверхности изделий из камня, вытачивания фигур овальной формы из дерева, кости, металлов и камня. Эти станки и машины сегодня вряд ли восхитят знатоков современных суперумных механизмов. Но это был шаг, ускоривший ручную обработку и отделку в десятки раз. Локтевский период и для Стрижкова и для его соратников был серьезной репетицией перед тем, как выйти на иной творческий простор - в Колывань.