К самым глубоким вмешательствам государства в рыночную экономику относятся вспомогательные мероприятия в сельском хозяйстве, которое бесспорно являлось наиболее пострадавшей отраслью экономики. Опираясь на срочно изданные Конгрессом законы, правительство Рузвельта предприняло широкую попытку регулировать производство и цену. Проклятие перепроизводства подталкивало также к вмешательству в промышленный сектор. С федеральным законом о восстановлении промышленности связывалась надежда посредством своего рода кооперативной саморегуляции под нестрогим надзором и при содействии правительства заменить "разрушающую конкуренцию" "честной конкуренцией". Правительство, предприниматели и рабочий класс должны были добровольно сотрудничать, чтобы стабилизировать производство, цены и зарплаты.
Рабочий класс в этой концентрированной акции впервые в истории США получил как вознаграждение право свободной, стоящей над предприятием организации и право вести коллективные переговоры по тарифам. Далее были согласованы максимальный рабочий день и самые низкие зарплаты, полностью был запрещен труд детей до 16 лет.
Решающий шаг союза на пути к социальному государству был отмечен законом о социальном обеспечении 1935 года, который ввел страхование безработных и пенсию по старости. Но начала социального обеспечения были чрезвычайно скромными. Почти половина американцев была еще лишена возможности пользоваться и без того незначительными выплатами. Не было введено страхование на случай болезни. Законодательство "нового курса", однако, и сегодня еще определяет двойную структуру федерально-государственной социальной политики. Оба основных принципа социального государства, финансированное за счет взносов социальное страхование и финансируемая из налогов социальная помощь или социальное обеспечение уходят корнями в 30-е годы.
До сих пор является спорным вопрос, насколько успешен был "новый курс". Правда, что "новый курс" смог смягчить, но не устранить безработицу и нужду, а социально-политические законы не пошли дальше скромных начал. Только война принесла полную занятость и побивающее все рекорды производство. Неорганизованные группы населения и социально деклассированные меньшинства, а также черные, остались на краю "нового курса", неодинаковая структура возможностей и дохода изменилась незначительно, монополии и концерны потеряли во влиянии, но не в размере. Никто не знал границ "нового курса* лучше, чем сам Рузвельт, ведь он на свой второй срок провозгласил борьбу против нищеты низшей трети нации. То, чего он не достиг, зависело не от него, а от непреодолимых барьеров, которые политико-экономическая система США ставила даже перед сильными президентами. Его оба тяжелых внутриполитических поражения, попытка реорганизации Верховного суда, который оказывал сопротивление централизующим тенденциям "нового курса", и исключение консервативной оппозиции в собственной партии после выдающейся победы на выборах 1936 года являются яркими тому примерами. Обе попытки, которые, по мнению Рузвельта, должны были обеспечить и продвинуть вперед "новый курс", не удались, потому что он переоценил возможности и власть президента.
Решающим было то, что Рузвельт дал новую надежду упавшей духом, неуверенной в себе и не имеющей направления нации. Единственное, чего должна была бояться нация, как он провозгласил при введении в должность, так это самого страха.
Взаимозависимость, понимаемая как взаимная зависимость всех слоев американского народа, была центральным понятием внутриполитического мышления, взаимозависимость, понимаемая как взаимная зависимость всех государств мира, была центральным понятием внешнеполитического мышления Рузвельта. США не должны изолировать себя от остального мира, потому что будущая безопасность и общее благо страны неразрывно связаны с судьбой Европы и Азии. Правда, чтобы быть избранным и не потерять внутриполитическую поддержку для "нового курсам, Рузвельт был вынужден в 30-е годы пойти на уступки преобладающему изоляционистскому настроению в США, которое при любых обстоятельствах хотело уберечь Америку от новой войны в Европе и Азии. Но ограничение изоляции национальными интересами в Западном полушарии и половиной Тихого океана он не разделял никогда. Его интернационалистическое миропонимание привело его в силу экспансивной внешней политики Германии, Италии и Японии в 1941 году к дилемме, от которой он освободился только благодаря нападению японцев на Перл-Харбор и объявлению Гитлером войны США.
В 30-е года в США росло опасение, что, возможно, предполагаемый "троянский конь" НСРПГ в США, "Союз друзей новой Германии", будет угрожать внутренней безопасности США. Одновременно росло опасение, что внешняя политика "Третьего рейха" представляет угрозу для мира на земле. Это двойное опасение привело не к превентивной интервенционистской политике в Европе, а, напротив, к усилению изоляционистского настроения американского народа ввиду этих сигналов опасности еще решительнее изолироваться от Европы. Традиционные внешнеполитические рецепты, предполагаемые выводы из неудавшегося "крестового похода" 1917-18 годов и узкое понимание национальных интересов США были важнейшими детерминантами американской внешней политики до начала европейской войны в 1939 году. То, чего Гитлер в 1940 году напрасно пытался добиться Пактом трех держав, нападением на Советский Союз в 1941 году и союзничеством с Японией, а именно, держать Америку подальше от Европы и отпугнуть назад в Западное полушарие, американский Конгресс сделал сам, издав закон о нейтралитете. Международно-политическая ситуация стала развиваться в обратном направлении. В то время, как в Европе и Азии возрастали агрессия и экспансия, Конгресс законами о нейтралитете от 1935 и 1937 годов пополнял реестр внешнеполитических мероприятий, запрещенных для правительства Рузвельта на период войны и кризиса. На уровне официальной внешней политики, поддерживаемой Конгрессом, законодательством и общественным мнением, Рузвельт был в начале европейской войны в 1939 году невооруженным пророком, бесконечно малой величиной, и как к таковому к нему соответственно относился Гитлер.
Рузвельт слишком хорошо знал, что завоюет себе свободу действий и возможность действия в мировой политике в той степени, насколько ему удастся изменить "ощущение угрозы", представления американского народа о потенциале угрозы национал-социалистической Германии и для Соединенных Штатов. Он должен был объяснить и продемонстрировать американскому народу, что ограничение национальных интересов Западным полушарием, изоляция себя в крепости "Америка" и предоставление событий в Евразии их собственному течению является для США опасной иллюзией. Готовность - промышленная, экономическая и психологическая подготовка к возможной войне - была до 1941 года превалирующей целью его внешней политики. В этом смысле внешняя политика в значительной степени была и внутренней.
Методически и в институционном смысле Рузвельт действовал чрезвычайно искусно. Чтобы не попасть под подозрение в распространении своего мировоззрения с помощью правительственной пропаганды, что только усилило бы обвинение ненавистников Рузвельта в желании сделать себя "диктатором Америки", он сделал ставку, как и в годы "нового курса", на неформальную, однако чрезвычайно эффективную стратегию. В Белом доме, в многочисленных министерствах и учреждениях были созданы так называемые "информационные отделы", которые якобы имели лишь одну цель - информировать американский народ о международном положении. После случая с Францией в 1940 году с правительством скооперировались Голливуд, большое количество студий документальных фильмов и хроник, радиостанции, газеты и журналы, чтобы заставить изоляционистов и нон-интервенционистов перейти к обороне. В этой воспитательной кампании Рузвельт разработал свое интернационалистическое видение мира, основные взгляды на будущую роль США в мире. И на этом фундаментальном уровне Рузвельт был чрезвычайно постоянен, он не был ни утешителем, ни жонглером, ни оппортунистом, ни аферистом, который, обещая не вступать в войну, лишь затягивал в нее США, - все это было только на тактическом уровне. Во внутриполитическом конфликте с изоляционистами он развернул диалектику глобализма США в его обоих компонентах: предостережение от мирового господства врага и глобальное определение национальных интересов США, а именно, в отношении содержания и радиуса действия национального интереса.
Он разделял точку зрения Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и морского стратега Альфреда Тайера Мэхена, что равновесие сил на Европейском континенте является жизненным интересом для США. Вместе с Вудро Вильсоном он верил в идеал "такого мира", в котором самоопределение нации и принципы коллективной безопасности должны гарантировать мир. Со своим министром иностранных дел Корделлом Халлом он разделял убеждения, что только свободная мировая экономика может производить товары и услуги, которые необходимы, чтобы надолго сохранять мир во всем мире. Гитлер и "Третий рейх" явно угрожали всему одновременно: равновесию сил в Европе, миру во всем мире и свободной мировой экономике. Поэтому Рузвельт сформировал свои предостережения, свой глобализм как тройное предупреждение будущего.