Все, в общем-то, крупные военачальники белого Юга были ярыми противниками большевиков, и монархист Дроздовский среди них не исключение[78]. Кроме того, известно, что руководители Добровольческой армии (Корнилов, а затем Деникин) не имели четкой «политической платформы»[79], опираясь на идею «непредрешенчества» и уповая на дискредитировавшее себя Учредительное собрание. Соответственно, если «военные функции» белые генералы выполняли успешно, то с «политическими» не справлялись[80], и население России в конечном счете пошло за ясными лозунгами большевиков. Но это уже касается итогов Гражданской войны в целом.
М.Г. Дроздовский в силу спешности похода и сравнительной малочисленности отряда не имел задачи устанавливать какой-либо «политический порядок» на пройденных землях, хотя «порядок как принцип» он поддерживал[81]. Единственные, к кому он не знал пощады, были большевики, к этим «разнузданным хулиганам» и следовало в первую очередь применять принцип «два ока за око, все зубы за зуб» (запись от 15 марта). Постоянные расстрелы комиссаров и членов местных Советов, беспощадность в стычках с большевицкими отрядами сопровождали поход. В определенном смысле, в самом дневнике можно найти подтверждение закрепления славы карателей за отрядом: «Большевиков нет нигде, говорят, что они бегут при первых вестях о нашем приближении и давно уже покинули наш район; вообще о нас ходят самые дикие вести: то корпус, то дивизия, то 40 тысяч, буржуи, нанятые помещиками, старорежимники» (18 марта, Еланец).
Но есть и обратная сторона: «аполитичному» населению не стоило бояться дроздовцев: они неизменно расплачивались за взятые материалы и продовольствие (что очень удивляло жителей; бывали даже случаи отказа от вознаграждения), долго на постое не задерживались, чинили «правый суд», по их мнению, против Советской власти. Собственно, кара настигала только селения, «приверженные большевизму»: 23 марта, после непродолжительного боя сдались 30 «горе-красноармейцев», бежавших по домам после непродолжительной службы.. Их подвергли публичной порке, но, что характернее: «Кормился отряд, как хотел от жителей даром — в карательных целях за приверженность к большевизму». Да и позднее, при описании «плохой» деревни Николаевки (в ней не оказалось «ни фуража, ни яиц»), Дроздовский в качестве ругательства говорит, что население «смахивает на большевиков».
В том же районе пришло известие о «глумлении» красногвардейцев над четырьмя белыми офицерами неподалеку, во Владимировке (21марта). Поскольку это было неподалеку от Владимировки, где стоял отряд, была совершена действительно полноценная карательная экспедиция: «уничтожено 24 человека», многие мужчины деревни перепороты, даром увезен лучший скот, а искалеченные офицеры отправлены в больницу. «Озверелый народ» - комментирует Дроздовский.
Общей же задачей работы с местным населением было для Дроздовского пробуждение веры в себя и патриотизма, особенно учитывая шедших по пятам иностранных интервентов: «Идти впереди немцев, своим появлением спасать, вторичным появлением немцев будить патриотизм — вот наш триумф, наша задача» (6 апреля). В целом можно рассматривать отношение населения к дроздовцам как умеренно благоприятное.
Часто случалось, что меры дроздовцев вызывали активную поддержку населения, и дроздовцам удавалось оставлять за собой вооруженные отряды самообороны. Другое дело, когда население само неплохо боролось с большевиками, а к отряду было настроено прохладно. Так, 9 апреля Дроздовский получил известие, что местные «инвалиды» «скинули большевиков». Отряд спешит туда и выясняет, что местный «штаб» уже завязал отношения с австрийцами, потому и Дроздовский пытается «заигрывать с инвалидами, настраивая против австрийцев и украинцев» (запись от 11 апреля). Когда «штаб» изъявляет желание самостоятельно распоряжаться в городе (в частности, сохранить жизнь пленным красным комиссарам), Дроздовский покидает город, предоставляя «инвалидам» самим обороняться в дальнейшем.
И уж совсем непонятный для Дроздовского эпизод произошел 15 апреля в Косоворотке, недалеко от Мариуполя: «Ночью придрала депутация фронтовиков из Мариуполя с бумагами, как от “Военной коллегии фронтовиков”, так и от австрийского коменданта, что на территории Украины всяким отрядам воспрещены реквизиции какого-либо фуража или продовольствия не за наличный расчет, или забирать лошадей или подводы». Справедливо удивившись такому заявлению впервые за весь поход и указав, что даром ничего не берет, Михаил Гордеевич отправил «депутацию» обратно, а сам удивился «кляузам» местных жителей, жалующихся на него австрийцам. Такого сотрудничества и «самостоятельности» Дроздовский, конечно, отнюдь не поощрял.
Подводя итог, можно сказать, что с красноармейцами и вообще любыми представителями Советской власти дроздовцы вообще не церемонились, питая к ним ярую вражду (кроме тех вышеупомянутых 300, влившихся в Мариуполе в отряд). Что касательно местного населения, то дроздовцы в ограниченных масштабах помогали формированию отрядов самообороны, хотя излишней самостоятельности не допускали. Единственным их разочарованием была слабая политическая осведомленность населения, не сильно разбиравшегося в политических идеях проходивших военных отрядов, а особенно непонимание «великой идеи» похода. Особенно огорчил бы Дроздовского разговор в одном из летучих пунктов записи в отряд по пути на Дон: «А много ли вас? – Тысяча. – Ну, с этим Россию не спасешь!..» (Деникин). Но Дроздовский знал, куда и зачем он ведет отряд, вера в воинскую удачу и справедливость начатого дела была частью его личности и, в определенном смысле, идеологии дроздовцев.
2.4 «Командная воля» и иные качества М.М. Дроздовского и их влияние на подчиненных
Наш анализ событий основной части похода стоит завершить главой о «моральном климате» в отряде, на который влиял непосредственно сам М.Г. Дроздовский. Соответственно, именно его качества, положительные и отрицательные, легли в основу тактики, стратегии и «идеологии» отряда.
Как уже говорилось, Дроздовский был ярым монархистом. Более того – он стал «первым в Белом движении генералом, который открыто заявил о своей приверженности монархии», его не затронул «демократический импульс» 1917 года[82]. Он был таким с самого начала своей деятельности в Яссах, да и позднее, после завершения похода, «открыто выражал свое пристрастие в монархизму», что вызывало раздражение Маркова и Деникина. Монархизм передался и подавляющему большинству участников похода[83] (через упоминавшуюся монархическую организацию).
М.Г. Дроздовский – подлинный Вождь своего отряда, его «простота» была иллюзией[84], к решению стратегически важных вопросов он привлекал командный состав отряда лишь в отдельных случаях (как при переформировании в Дубоссарах 5 марта). «Я знаю, что делаю» - был его обычный ответ на попытку возразить приказу. Даже о направлении движения отряд узнавал только в момент выступления, Дроздовский все время намеренно всех дезинформировал в целях безопасности[85], что было не бессмысленно, учитывая враждебное окружение отряда.
Своими идеями, пониманием белой идеи как самого «дела», активного действия, пламенной верой в правоту белого движения Дроздовский способствовал появлению после его смерти «младшего поколения» белых генералов (тот же А.В. Туркул), все с той же ненавистью к большевизму и монархизмом, которые добавили к этому «культ белого вождя-героя», то есть своих учителей: Корнилова, Маркова и, конечно, Дроздовского[86]. «Вера в Дроздовского была таким же само собой понятным чувством, как совесть, долг или боевое братство»[87] - писал Туркул почти религиозным преклонением перед личностью командира после его смерти в 1919 г. Конечно, бывали и случаи дезертирства, но они носили единичный, а не системный характер (запись от 6 марта – «удрал Борзаков»; 7 марта – «побег поручиков Ступина и Антонова на “пакаре”; украли 10 пудов бензина» - последнее обстоятельство, как мы знаем, было даже печальнее дезертирства).
Эта вера помогла дроздовцам пережить все потрясения похода, в частности самый тяжелый психологический удар – весть о смерти Корнилова (14 апреля), человека, к которому они стремились. «Воля их дрогнула, сознание охватило малодушие…»[88]. Даже сам Дроздовский пережил неприятные минуты («В общем, неопределенность и неясность кругом, есть что-то родное, какая-то точка, к ней надо стремиться, но блуждающая, какая, где, куда идти?»), но собрался и решил идти до конца, «сохраняя отряд до лучших времен», и дроздовцы последовали за ним.
На самом деле, и сам Дроздовский, как человек страстный и эмоциональный, что он тщательно скрывал, на протяжении всего своего дневника размышляет о будущем России, о своей роли в нем, о методах борьбы и моральном праве в условиях Гражданской войны. Основным методам для него стал «два ока за око», основным средством – «дерзость и решимость», основной идеей – «Через гибель большевизма к возрождению России» (Туркул упоминает об этих мыслях из дневника в своей книге). При этом Дроздовский иногда чувствует себя трагической фигурой, идущей к «блуждающей цели» «по дороге долга», «обрекающим и обреченным». Саму же борьбу он воспринимает как нечто «звериное», бесчеловечное, и заставляет замолкнуть свое «культурное сердце» и голос милосердия (запись от 15 марта). Но это лишь в отдельные моменты слабости и задумчивости.