Для получения же оружия был использован метод, только и возможный в условиях всеобщего развала армии: «…Добровольцы устраивали у дорог, вблизи путей следования удиравших с фронта частей, засады; неожиданно нападали на голову колонны и захватывали ехавших обыкновенно впереди начальников; затем быстро и решительно отбирали от всех оружие, увозили с собой необходимое имущество, а иногда забирали и офицеров, следовавших с частями» (Деникин со слов участников похода).
Надо заметить, что еще до появления Дроздовского в Яссах существовала тайная организация офицеров (под руководством майора Болотовского), но она выдвигала целью абстрактную «борьбу за Отечество», реально ничего не предпринимала, внешне же была поистине «бутафорской», похожей на масонскую ложу, с соответствующей атрибутикой[55]. Тем не менее, в декабре 1917 г. в нее вступил Дроздовский, выкинул всю лишнюю «мишуру», и эти несколько десятков офицеров влились в итоге в 1-ю бригаду добровольцев.
Еще один нюанс, указанный первоначально Месснером (офицер-артиллерист, восхищавшийся Дроздовским и помогший ему добраться до Ясс ранее[56]), заключается в том, что первоначально Михаил Гордеевич планировал, возможно, использовать бригаду добровольцев для «наведения порядка»[57] на Румынском фронте, хотя это стало бессмысленно после заключения Румынией мира с немцами. Впрочем, исследователь Р.Г. Гагкуев также указывает, что вербовщики (иначе «разведчики») Дроздовского занимались не только записью добровольцев вышеописанными захватами вооружений, но и «индивидуальным террором» - за время с декабрь 1917 г. по конец февраля 1918 г. ими было расстреляно около 700 большевиков[58], так что эта версия может считаться вполне оправданной.
Что касается самого устройства бригады, то тут, не вникая в подробности, можно заметить, что Дроздовский изначально создавал крепкую, дисциплинированную «боевую дружину». Во-первых, в ней никто из офицеров даже высших чинов не имел привилегий: так, «опоздавший» к началу формирования бригады и не получивший в ней офицерского чина генерал Д.И. Невадовский поступил в отряд рядовым артиллеристом[59]. Отряд имел и свой отличительный знак – «трехцветный наугольник на рукаве», который обратил на себя внимание поручика Мелентия Димитраша в рассказе Туркула и подтолкнул того к мысли о вступлении в отряд. Сам Туркул, «среди всеобщего развала» пробравшийся в Тирасполь с девятью товарищами, собирался «к Корнилову, на Дон» в одиночку, но вовремя подоспела весть о формировании «дроздовской» бригады, куда все они и записались.
По прибытии же в казармы бригады в Скинтее под Яссами Туркул был приятно поражен здешними порядками: он с товарищами был незамедлительно привлечен вместе со всеми у «уборке бараков» - сугубо солдатское дело. Учитывая, что А.В. Туркул относил себя к той порожденной войной «героической молодежи», «для которой солдат всегда был младшим братом», местный демократизм порядков должен был быть ему по душе, вкупе с принятыми в офицерской среде «судами чести» и даже раз проведенной с одобрения Дроздовского дуэли[60].
Тот же автор воспоминаний указывает и на еще один существенный фактор сплочения бригады – «тайная монархическая организация», в которую входило 90% членов отряда и, конечно, сам Дроздовский[61]. Все это – идеология, дисциплина, вера в командира, боевой дух – позволили исследователям считать дроздовскую дивизию, созданную в мае 1918 г. из отряда в составе армии Деникина и полностью унаследовавшую его порядки, «одной из самых жестоких, стойких, самоотверженных и непримиримых к «красным» во всем белом движении[62]».
В феврале 1918 г. Дроздовский, по всей видимости, задумывался о маршруте похода, но представлял его лишь приблизительно. Основываясь на данных карты (см. Приложение 1), можно увидеть, что Дроздовский с отрядом заведомо обошел «красную» Одессу и ее округу (как и занятый немцами Таганрог в конце перехода), в остальном же конкретные тактические ходы определялись им по ходу событий, исходя из стратегической обстановки.
В общем, дело у дроздовцев шло к постепенному окончанию формирования бригады и выдвижению в поход, когда обстоятельства стали стремительно оборачиваться к худшему и вынудили спешное выступление.
1.3 Подготовка и выступление в поход. (26 февраля – 5 марта 1918 г.)
Обстановка накалилась стремительно: после договора Украинской Рады с Четверным союзом (27 февраля) ускорились переговоры румын с немцами, 24 февраля также был распущен Щербачевым добровольческий корпус, что перевело дроздовцев на положение «военных бунтовщиков» (Туркул)[63]. Однако дроздовцев это не смутило: дроздовское «а мы все-таки пойдем» было подхвачено, и в Скинтее ни одного мнения против подано не было. С другой стороны, призыв Дроздовского «Я иду. Кто со мной?» (в варианте Деникина), в определенном смысле, «повис в воздухе»: хотя из дроздовской бригады после «предательского приказа» не ушел никто[64], но никто почти новый и не присоединился: из 800 человек распущенной бригады Ю.Ю.Белозора перешло к Дроздовскому только 50 человек[65], сам генерал-лейтенант также отказался.
Наибольшие проблемы доставляли, однако же, румыны: 20-23 февраля они то разрешают, то запрещают выход отряда (упирая на «нейтральную» Украину), «водят за нос» касательно «отпуска бензина, снаряжения», с погрузкой творится, по выражению Дроздовского «отсебятина», эшелонов катастрофически не хватает. Промедление же очень опасно: австрийцы могут занять Дубоссары, а немцы идут на Бендеры и, как надеются румыны, «сами разоружат отряд» (запись от 23 февраля). В один момент Дроздовский даже решает «силой идти через мост», отвечая «огнем на огонь», впрочем, вечером 23 февраля получают разрешение на начало выхода. Все это сопровождается спешной ликвидацией лишних автомобилей, имущества, продается за бесценок…
В эти дни, отчаявшись однажды получить пропуск, по приказанию Дроздовского даже были наведены пушки на Яссы «с угрозой обстрела города и парламента» (Туркул). Сохранился ультиматум Дроздовского румынскому королю, состоящий из трех пунктов: «1. Оружие сдано не будет. 2. Требование гарантий свободного пропуска. 3. В случае отказа – огонь по Яссам и, в частности, по дворцу»[66]. Румынские власти, боявшиеся этот хорошо вооруженный (во многом даже лучше армии Корнилова![67]) отряд («Можно возгордиться — как боятся нас и румыны и “Сфатул Цэрий” — смешно: мы — кучка людей, никогда нельзя бы подумать» - Дроздовский, 3 марта), в итоге сдались: разрешение было получено и вызвало восторг в отряде, уже окруженном румынами (хотя те и не решились начать сражение – Туркул), и 26 февраля 1918 г. начался легендарный поход: «эшелонами мы отправились в Кишинев» (Туркул).
5 марта отряд пришел в город Дубоссары, где Дроздовский провел «совещание старших начальников», провел ревизию и реорганизацию отряда. «Состав бригады Дроздовского: 667 офицеров. 370 солдат, 14 врачей, священников, чиновников; 12 сестер милосердия; Сводный стрелковый полк (ген. – майор Семенов) Конный дивизион (шт. ротм. Гаевский). Легкая батарея (полк. Ползиков). Конно-горная батарея (капит. Колзаков). Мортирный взвод (полк Медведев). Технические части и лазарет» - по данным А.И. Деникина. Характерно, и это не упоминает никто из дроздовцев, что на подводах с отрядом двигались 300 пленных большевиков, позднее вооруженных в Мелитополе и влившихся в отряд. Не менее любопытен и следующий факт: деньги, оставленные уехавшими 24 февраля союзными миссиями для поддержки отряда, были пущены румынами на выплаты неприсоединившимся офицерам («плата за предательство» - прокомментировал Дроздовский[68]).
Таким образом, к началу похода отряд насчитывал уже более 1000 человек, имел необходимое вооружение и имущество, преодолел немало моральных преград[69] («яд недоверия» со стороны многих противников идеи), нашел в себе силы пойти за полковником Дроздовским, который не мог приказывать, но «лишь звать»[70]. Все это позволило им «успеть проскочить» (Дроздовский) через кордоны румын и немцев и начать свой поход «по дороге долга».
Таким образом, после проделанного по железной дороге пути отряд выгрузился и начал переход. «Колонна» представляла собой хоть и хорошо организованную, но «донельзя растянутую» вереницу обозов, бронеавтомашин, артиллерийских орудий (та самая уже упоминавшаяся «горная батарея»), регулярно останавливавшуюся на «дневки» (запись от 7 марта и далее). Конечно, не обходилось при таком способе передвижения без материальных потерь: периодически в «Дневнике» упоминаются сломанные телеги, вымокшие ящики с патронами и даже брошенные из-за недостатка бензина бронемашины (запись от 21 марта – «времени жалко» на поиски бензина по округе). Сам Дроздовский, по свидетельству Туркула, как и большинство офицеров отряда, двигался верхом.
Характерно также, что ни разу за весь поход Дроздовский не позволил отряду ночевать под открытым небом, но всегда заводил его в какое-нибудь селение, даже если оно было «большевистским» и сначала его надо было захватить. Это достаточно редкий случай для начала белого движения: ночевок «в поле» не избежали и «добровольцы» во время «Ледяного похода», да и другие войска белых.