«Аморальный образ Пестеля становиться своеобразным смысловым акцентом, оттеняющим чистоту намерений Трубецкого и других членов тайного общества, заслуживающих снисхождения властей, ибо они действовали под влиянием «худо понятой» любви к Отечеству и не предвидели «гибельных последствий своих действий».»[201]
Ссылаясь на Пестеля, автор пишет, что сам Пестель хорошо знал, что его подозревают в диктаторских намерениях, сильно страдал от этого ещё на свободе[202]. Причиной такой неприязни среди членов тайного общества автор видит в его характере и манере вести диалог[203]. Оценивая его радикальные меры - диктатуру временного революционного правительства, С.А. Экиштут напишет:
«В его системе ценностей не было места для морализования при рассмотрении политических проблем…он проповедовал политический аморализм.»
Новый этап в изучении личности Пестеля и его деятельности начала О.И. Киянская в своей работе «Южный бунт: Восстание Черниговского пехотного полка, 9 декабря 1825- 3 января 1826» и продолжила её в своих работах «Павел Пестель, офицер, разведчик, заговорщик», «Пестель», статье «П.И. Пестель на следствии».
В «Южном бунте» она оценивает его, Пестеля, как неординарного человека, уважаемого в Обществе за свои способности. Называя причины низкой оценки современников, О.И. Киянская открывает нам новую сторону Пестеля. Она считает, что из-за стиля мышления и, соответственно действий, которые были нехарактерны для той эпохи и были направлены на исполнение своего плана, для успеха, которого он не останавливался не перед чем, ни перед шантажом, ни перед подкупом[204],
В статье «Профессионал революции. К вопросу о конспиративной деятельности П.И. Пестеля в 1819-1825 годах» Киянская открывает тёмную сторону деятельности Пестеля- казнокрадство, взяточничество[205]. Но при всем, том, что она открыла, Киянская оправдывает его, открыто говоря, что Пестель все делал для революции.
А.В. Семенова в своей статье «Я страстно полюбил моё Отечество», оценивает Пестеля, продолжает советскую линию оценки личности Пестеля, как блестящего экономиста, философа, организатора, убежденного революционера и борца за свободы[206].
Е.Л. Рудницкая в статье «Феномен Пестеля», в оценке личности, продолжает линию О.И. Киянской, считая, что Пестель человек действия, человек, одушевлённый стремление любой ценой превратить слово в дело[207]. В характере Пестеля она видит огромное честолюбие и воля, связывает их с фамильными чертами и воспитанием[208].
Иную позицию занимают В.В. Крутов и Л.В. Швецова-Крутова, которые оскорбительно оценивают личность П.И.Пестеля, считая его шантажистом[209] и вором. В оскорбительном тоне будут называть его честолюбцем, деспотом. А некоторых других декабристов назовут злоумышленниками. В доказательство своего мнения они будут использовать статью О.И. Киянской «Профессионал революции…», из которой, вырвав нужные им куски, сделаю очень жесткие комментарии:
«Если бы Пестель не встрял в тайное общество со своей надуманной «Русской правдой», которая пишется в кавычках, то жил бы и дальше припеваючи в действительной русской правде.»[210]
«…жадный до злата полковник Пестель не упускал любой возможности грести в свой карман и поживиться за чужой, солдатский счет.»[211]
В 2005 году вышла работа О.И. Киянской «Пестель». Книга представляет собой финальный аккорд в изучении вопроса Павла Пестеля у Киянской. Несмотря на всю обширность и детальность, новых мыслей о личности революционера автор не написала, подведя итог предыдущих своих работ.
Подводя итог можно сказать, что, несмотря на небольшой период времени, историки активно изучают данный вопрос, введя новые, ранее не известные, материалы и давая новую оценку Павла Ивановича. В их мнении он получился неоднозначной личностью, человеком, делавшим все ради революции. Но есть и историки (В.В. Крутов и Л.В. Швецова-Крутова), которые стремятся сделать имя, написав о нем не то, что противоположную советским историкам точку зрения, а абсолютно облагав его, выдав за обычного вора и казнокрада, который непонятно, как попал в движение декабристов.
Деятельность Павла Ивановича Пестеля в Союзе спасения и Союзе благоденствия в постсоветской историографии изучалась неравномерно.
В 1992 году вышла книга В.А.Федорова «Декабристы и их время», в которой автор утверждает, что на раннем этапе члены тайного общества стремились сформировать необходимое общественное мнение.
«Такая работа была совершенно необходима, дабы, как говорил Пестель, «общее мнение революции предшествовало»» [212].
Но добавляет, отмечая уже тогда зародившеюся в нем радикальность и стремление к действию, что «Зелёную книгу» Пестель признал не сразу.
«…его не устраивал чисто просветительский характер этой части»[213].
Деятельность Пестеля в ранних организация Федоров вообще слабо затрагивает, отмечая лишь упомянутую ранее радикальность взглядов и властность.
В дальнейшем изучении вопроса настала длительная пауза, закончившаяся в 2001 году с выходом статьи Е.Л. Рудницкой «Феномен Пестеля». С этого момента начинается активное изучение этого вопроса в современной историографии. Выходят монография О.И. Киянской «Павел Пестель, офицер, разведчик, заговорщик» в 2002 году, затем её же книга «Пестель» вышедшая в 2005 году. Последняя книга, по-сути является переработанным для общего прочтения её же монография.
С выходом статьи Е.Л. Рудницкой можно связать активное изучение в современной историографии вопроса деятельности Пестеля в ранних декабристских организациях. Она пишет, что Пестель целеустремленно и продуманно использует масонство для организации «Союза спасения»[214],по ее мнению, для законспирированная Общества. Считает, что именно из-за высокой ступени в масонской ложе, на Пестеля, как члена комиссии по выработке Устава «Союза спасения», была возложена обязанность по координации организационных форм общества с формами масонских лож. Е.Л. Рудницкая соглашается с М.Н. Дружининым об идее конспирации Общества, путем внедрения ее в легальную организацию и последующего ее подчинения[215].
Эту идею продолжила О.И. Киянская в своей монографии. Ссылаясь, на Н. М. Дружинина, она утверждает:
«… «он предпочел масонские формы именно потому, что они казались ему подходящей оболочкой для боевой, строго конспиративной организации»»[216].
Автор считает, что Пестель представлял себе тайное общество «заговором в заговоре» и уже тогда предложил себя в руководители этой структуры[217]. Она отмечает, что после распада Союза спасения, появлением Союз благоденствия, превращавшегося, в широкую и действующую почти открыто организацию, Пестель признал не сразу. О.И. Киянская продолжает идею В.А. Федорова о несогласии Пестеля с Зеленой Книгой и дополняет ее, утверждая, что Зеленую книгу признал формально, на практике руководствовался собственными принципами[218]. По поводу деятельности Пестеля во время Союза благоденствия автор проводит широкие исследования. Она делает предположение, что во время службы Пестеля в Митаве он создал там управу, которая распалась после его отъезда[219]. Автор утверждает, что к активной деятельности он вернулся в середине 1818 года, когда был назначен командовать 2-й армией в Тульчин, где создал Тульчинскую управу Союза благоденствия[220]. По поводу, взглядов Пестеля на тайное общество она отмечает:
«Пестель в этом обществе пытался увидеть инструмент, с помощью которого можно будет когда-нибудь взять власть»[221].
Она отмечает, что, несмотря на революционные убеждения Пестеля, действия Тульчинской управы не сильно отличались от действий столичных заговорщиков[222], носили пропагандистский характер. В проходивших встречах всегда лидировал Пестель. Так же он не оставлял попыток превратить Союз в действенную организацию. В доказательство этого автор приводит «петербургские совещания» 1820 года, на которых он настоял на гласном обсуждении вопросов о будущем устройстве государства и судьбе царствующего монарха[223].
В итоге в современной историографии по данному вопросу историки согласны со мнением советской историографии. Отмечают радикальность по сравнению с остальными декабристами и стремление к активным и жестким действиям.
По поводу конституционного проекта П.И. Пестеля, да и, как о самом создателе, в современной историографии есть разные точки зрения от умеренных до крайних.
В.А. Федоров считает, что первоначально Пестель разделял идеи конституционной монархии, ссылаясь на «Записку о государственном правлении» написанную в 1819 году, но в начале 1820 года он меняет свои взгляды к республиканскому строю. Автор видит причины перехода в во влиянии на него книги французского мыслителя Александра Детю де Траси «Замечания на «Дух законов» Монтескье»[224]; положительный опыт в современных Пестелю исторических примерах[225]. Автор утверждает, что конституционный проект Пестеля носил авторский сугубо индивидуальный характер, но так же являлся программным документом всего Южного общества.[226] Автор так же, как и советские историки отмечает незавершенность и обширность конституции, наличие двух ее редакций[227].
Федоров пишет, что в 1823 году между руководителями двух тайных обществ, П.И. Пестелем и Н.Муравьевым, велась переписка, в которой обсуждались программные документы обоих обществ[228]. В целом он оценивает проект Пестеля, как самый радикальный из созданных декабристами.