Депортации подвергались те, кто не соглашался с так называемыми "Сталинскими доктринами" - политической и интернационалистской:
Политическая (по Курашвили) содержала такие задания:
1. Освобождение общества от "действующих" и "потенциальных врагов социализма". "Потенциальные враги социализма" в мирное время ведут пассивный образ жизни, потому что для них созданы неблагоприятные условия. Они "… враги …" проявят себя во время войны в форме массового предательства, актами диверсий…
2. "Массовое принуждение к "железной" дисциплине - воспитание честности, обязательности".
"Интернационалистская доктрина" (по Бугаю) имела сущностью проведение национальной политики:
1. Было обеспечено фактическое равенство наций.
2. Развитие братских отношений народов (деформация Сталиным Ленинской политики привела к депортациям) …
Время выяснить причины депортации.
Т. Краповицкая считает, что проводилась языковая политика: из Северного Кавказа выселялись тюрко-язычные народы - карачаевцы, балкарцы, кумыки, ногайцы и кавказские турки. Они выселялись в тюрко-язычную Азию. По мнению автора, Сталин собирался путем синтеза культур и языков перемещенных народов создать единую общую для них культуру и язык.
Х. Ибрагим-бейли выступил против этой точки зрения. Он считает, что кумыки и ногайцы не поддались переселению; кавказские турки до 1941 г. жили на границе грузинской ССР и Турции. На Северном Кавказе их никогда не было.
В. Алпатов считает, что "перечень высланных народов определялся личными симпатиями и антипатиями Сталина…"
А. Некреч (писатель) считает, что причиной переселения народов является обвинение их в сотрудничестве с государством-агрессором. Но такие обвинения аморальны, потому что весь народ поголовно (включая грудных детей и немощных стариков) нельзя обвинить.
Во время войны депортация рассматривалась СССР как превентивная (греки, курды, поволжские немцы) и карательная мера (чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары).
Яхьяев считает, что причина депортаций кроется в поражениях Советских войск в первые годы войны.
Во-первых, эти поражения пошатнули авторитет Сталина, а во-вторых - якобы началось активное противостояние СССР "внутренних врагов", образовавших "второй фронт". На них-то и "списали" все неудачи борьбы в тылу.
Именно так и появился термин "народ - враг народа".
Существовала версия, что спецпереселенцы были нужны для работы на эвакуированных объектах. (39.13 - 49).
Для получения объективной информации по депортации крымских татар, о проявленной жестокости осуществлявших эту акцию людей, и о причинах, ее породивших, данную проблему, необходимо рассматривать с разных сторон: сначала нужно рассмотреть этот вопрос с позиции депортированного народа, а за тем попытаться выяснить, что стало причиной депортации.
Накануне войны крымские татары составляли меньше одной пятой населения полуострова. Вот данные переписи 1939 года: [6]
| Русские Украинцы Армяне Татары Немцы Евреи Болгары Греки Прочие | 558.481 154.120 12.873 218.179 51.299 65.452 15.353 20.652 29.276 | 49,6% 13,7% 1,1% 19,4% 4,6% 5,8% 1,4% 1,8% 2,6% |
| Всего: | 1.126.385 | 100% |
Необходимо отметить, что после депортации крымских татар все материалы по этой проблеме были засекречены, поэтому ее изучение было невозможно. Считалось, что крымско-татарского народа не существует вовсе, а, следовательно, нет крымско-татарской письменности и культуры.
"Вагонларда балачиклар, сыкъындыдан ольдюлер.
Мезарлыкълар тапалмайып вокзалларда комдюлер"
Малые дети в вагонах умирали от духоты.
Не было кладбищ - хоронили на вокзалах. (Народная песня)
Очередная смена власти, названная советскими историками "Освобождением Крыма", завершилась 13 апреля 1944 года. Крымскотатарское население, бесспорно, испытывало в огромном своём большинстве чувство радости и облегчения - крымчане были уверены в близких счастливых переменах. Как и других народов СССР, у них появилась надежда на то, что Сталин и его окружение изменят своё отношение к победителям опасного врага, к мирному населению, оказавшемуся под тяжким бременем оккупации и едва его пережившему.
Надежды эти рухнули весьма скоро. Репрессии в Крыму возобновились буквально на следующий день после возвращения старой власти, отчего об "освобождении" крымчан едва ли не уместнее будет упоминать в кавычках.
Еще не вернулись на старые адреса парткомовцы, гебисты и НКВДэшники, а репрессивное колесо уже возобновило своё прерванное войной неумолимое движение. На следующий день после ухода немцев вышедшие из леса коммунисты стали, не дожидаясь возрождения судебной системы, вешать людей, заподозренных в содействии оккупантам. В Симферополе вешали возле базара, в Бахчисарае - на акациях вдоль ул. Ленина. Затем были арестованы члены Мусульманских комитетов - их вина тоже не требовала доказательств.
Одновременно началась вакханалия поощряемых властями доносов. Были среди них вызванные неодолимым желанием выявить "немецких прислужников", то есть политические, но чаще всего они были направлены против личных врагов или просто соседей - из желания отомстить, попользоваться имуществом или расширить площадь за счёт арестованных. Самым частым мотивом доносов было указание на сотрудничество с оккупантами, этого было вполне достаточно для суда скорого и неправого.
Но эта разновидность репрессий, вызванных инициативой снизу, далеко уступала, по причине своей стихийности, случайности, государственному, то есть организованному террору. В Крыму ещё шли бои, а Берия и его заместитель Меркулов подписали Приказ №00419/00137 от 13.04.44 "О мерах по очистке территории Крымской АССР от антисоветских элементов". В этом документе крымским НКВДэшникам и гебистам предписывалось создать репрессивную сеть с целью арестов неугодных граждан, для чего "широко практиковать привлечение местного населения". Для обеспечения этой крупномасштабной акции перед её началом в Крым перебрасывалось 3 000 сотрудников НКВД, 5 000 НКГБ и 20 000 человек из войсковых частей НКВД и Красной армии ("Авдет", 16.05.91).
Первыми жертвами террора стали члены бывшей низовой администрации оккупационного периода (старосты, бургомистры, члены магистратов, полицейские) и их семьи. Эта волна арестов практически не задела крымских татар - известно, что в Крыму на такие должности немцами назначались почти исключительно русские, отчасти - украинцы. Но вскоре начались аресты тех, кто при немцах работал в государственных учреждениях и на предприятиях любого профиля. И тут коренное население хлебнуло лиха наравне с остальными. Арестовывались труженики даже самых мирных профессий, таких, как пекари, школьные учителя или медицинский персонал - например, некоторые крымские татары работали в бывшем санатории им. Ленина, в Алупке, где немцы устроили госпиталь. Расстреливали даже тех татар, что работали в немецких трудлагерях.
Судакский преподаватель (позднее известный поэт) Куртсеит Амет, живший в 1980-х гг. в Воинке, рассказывал автору, что он после начала оккупации недолго колебался между опасением будущих репрессий и своим профессиональным долгом. И он сам и его коллеги организовали обучение детей в школах района, несмотря на все тяготы пропускного режима, голод, жестокую нужду в тетрадях и пособиях. В Судаке, как и повсюду в Крыму, обучение велось по старым учебникам - иных просто не было. Немцы вначале преследовали за это учителей (затушёванные чернилами портреты Сталина и других партийных вождей никого обмануть не могли, текст-то оставался прежний), потом махнули на это дело рукой. Но не так просто было отделаться от ока НКВД - всем преподавателям военных лет были щедро отпущены тюремные сроки.
Не легче пришлось и бывшим бригадирам колхозов и совхозов, другим производственникам, не бросившим работу с приходом немцев. Их судили наряду с политическими пособниками оккупантов; чаще всего при этом выносили приговор 10 лет заключения и 5 лет поражения в правах. Интересно заметить, что этих "опасных врагов Советской власти" (весь грех которых состоял в том, что возделывали поля и сады как их деды и прадеды) разыскивали на протяжении нескольких лет по всей стране. Так, бывшего председателя колхоза Сулейманова из села Галтай (н. Далёкое) Акмечетского района и осудили по этой статье на 10 лет лишь в 1947 году, причём далеко от Крыма, оставив его восьмерых детей без кормильца.
В чём-то схожей с судьбой учителей оказалась участь виноделов. Как известно, большая часть бесценной коллекции крымских вин была эвакуирована на кораблях Черноморского флота перед самой оккупацией на Кавказ, где благополучно пережила войну. Но многие сотни тысяч коллекционных бутылок остались в подвалах и Магарача, и Массандры. Мастера этих всемирно известных центров виноделия, скрывая от немцев отдаленные отсеки хранилищ, наскоро замурованные, рисковали жизнью. Но вот вернулись большевики, и их тут же осудили (благо, розыски не понадобились - все виноделы-мастера оставались на своих рабочих местах), дав стандартный срок в 10 лет - "за работу на немцев". Всего, таким образом, было осуждено из крымских татар 5 989 чел.; особенно жестокие приговоры были вынесены тем, кого сочли шпионами - таких оказалось ещё 998 чел. (Докладная записка Берии Сталину от 20.05.44 г. - цит. по: Бугай, 1992, 139, 144).
Насколько известно, в течение всех послевоенных лет никто не мог выступить в защиту этих невинных жертв советского режима. Не произошло этого и позже, в годы "оттепелей". Даже юристы-теоретики не пытались заронить сомнение в справедливость тех давних приговоров. Лишь в самые последние годы раздался голос в защиту осужденных за свой труд. Да и то не юриста, а историка (и по несколько иному поводу). Он заметил, что нельзя обвинять целиком всю "сплочённую на профессиональной основе категорию специалистов, готовых работать при любом режиме (что отнюдь не адекватно - служить ему). Личный интерес специалиста - заниматься своим делом вне зависимости от изменений общественно-политического строя, тем более, когда социальный профиль функции их профессионализма претерпевает мало изменений…" (Журавлёв, 1996, 24 - 25).