Стремясь глубже познать Китай, Бичурин установил в Пекине контакты с католическими миссионерами, с большим интересом изучал труды западных синологов. Приобретенные знания помогли ему в дальнейшей работе. Однако это не мешало Бичурину критически оценивать написанное о Китае иностранцами. Он не одобрял, в частности, манеру европейцев изображать Китай в черных красках, высмеивать его обычаи и обряды. Позднее в своих сочинениях и рецензиях он критиковал католических миссионеров и некоторых западноевропейских ученых, стремившихся представить Китай варварской и невежественной страной и оправдать грабительскую политику западных держав в отношении Китая. Выступал он и против некритического отношения к иностранным сочинениям со стороны российских авторов. Главное внимание Бичурин уделял китайским первоисточникам и, основываясь также на личных наблюдениях, стремился показать читателю подлинную историю Китая, его быт, нравы, политические и философские учения, а не полагаться только на сведения, заимствованные с Запада.
Знание китайского языка помогло Бичурину установить хорошие связи с Лифаньюанем (Палатой внешних сношений), где он пользовался авторитетом; его часто привлекали для перевода документов и писем, поступавших из различных стран Европы.[32] Прекрасно зная язык, Бичурин имел контакты со всеми слоями китайского общества, получал самые разнообразные сведения о Китае. В течение всего периода, проведенного им в Китае (1807-1821), Н. Я. Бичурин занимался разносторонней исследовательской работой. Главным условием ее успеха он считал уважение к изучаемой стране, которое воплощалось, прежде всего, в глубоком, академическом освоении как древнего, так и современного ему китайского языка. По возвращении в Россию в марте 1822 г. он докладывал в Азиатский департамент Министерства иностранных дел: «Я старался всеми возможными мерами собирать из самых источников точные сведения, как о внутреннем состоянии Китайской империи, так и о политических связях ее с окрестными народами»[33].
Первый биограф Н.Я. Бичурина Николай Адоратский отмечал: «Основавшись в Пекине, о. Иакинф поставил задачей своею как можно основательнее ознакомиться с неведомой страной и ее литературой и в 13 лет так изучил ее, так сроднился с ней, так полюбил, что, по словам знавших его, сам сделался похожим на китайца по внешнему виду. Физиономия его решительно носила выражение, какое имеют китайцы. Главным секретом успеха в изучении китайского языка о. Иакинф обязан был, помимо своих блестящих способностей, постоянным сношениям своим с китайцами, монголами, маньчжурами, тибетцами, туркестанцами и корейцами. Одетый в китайское платье, требующее очень сложного туалета, он постоянно вращался среди этого разноплеменного люда, наполняющего Пекин или окрестности его»[34].В Пекине Н. Я. Бичуриным были написаны все основные труды, впоследствии изданные в России, или подготовлены исчерпывающие материалы для них.
Первые годы пребывания в Китае Н. Я. Бичурин успешно занимался делами миссии, а также выполнял переводы на китайский язык христианских книг. После начала войны с наполеоновской Францией царское правительство перестало посылать средства на содержание миссии, и хозяйство ее постепенно пришло в упадок. Для того чтобы регулярно выплачивать жалование своим подчиненным, о. Иакинф был вынужден распродать часть церковного имущества, заложить монастырские дома и земли. Деньги из Санкт-Петербурга были отправлены только в 1815 г. после Венского конгресса.
Бичурин бывал и в окрестностях Пекина: за воротами Дунаньмэнь, где находилось русское кладбище, на «теплых водах» - в 35 верстах от города, у Северо-западных гор в городе Тунчжоу - в 20 верстах от Пекина, куда ездил с иеромонахом Серафимом и студентом Сипаковым, пытаясь увидеться с проезжавшими через этот город в 1816 году английским послом лордом Амгерстом.
Эти поездки способствовали точному знанию Н.Я. Бичуриным провинциального Китая. Автографы Бичурина точно подчеркивали, что он в своих трудах не основывался на предрассудки или на сведения, сообщенные прежними путешественниками и ориенталистами.
В 1816 г. Н. Я. Бичурин обращался в Святейший Синод с просьбой оставить его в Пекине на следующее десятилетие для завершения начатых им научных трудов и переводов, но получил отказ. В декабре 1820 г. в Пекин прибыла десятая духовная миссия, а Н. Я. Бичурин вместе со старым составом миссии 15 мая 1821 г. выехал из Пекина, везя с собой 400 пудов книг китайской литературы, подобранной им для собственных научных занятий и для различных библиотек России.
Описывая в своих трудах центральное и местное управление китайской империи Бичурин отмечал, что маньчжурские завоеватели с помощью перешедших на их сторону китайских феодалов полностью использовали в своих интересах сложную систему государственного управления, веками создававшуюся в феодальном Китае. В своей книге «Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение»[35] он описывал ее так: во главе государства стоял неограниченный монарх с наследственной властью — император, ему был подчинен разветвленный феодально-бюрократический аппарат с Государственным советом, Государственной канцелярией, шестью палатами и другими правительственными учреждениями, основные военные силы, на которые опиралась цинская государственная власть, состояли из крупных военных соединений, так называемых, Восьми знамен, сформированных главным образом из маньчжуров, но включавших в себя и некоторые монгольские и китайские войска. Империя была разделена на провинции, которые Бичурина знал не понаслышке, так как путешествовал по ним, объединяемые в 10 наместничеств. Наместники, заправляющие в провинциях, по мнению Бичурина, были временными, но полновластными хозяевами отданной в их управление территории и обогащались за счет ее населения всякими законными и незаконными способами.
Хотя Цинская империя служила интересам крупнейших феодалов, как маньчжурских, так и китайских, маньчжурская знать занимала в ней привилегированное положение, что также отметил Бичурина в книге «Китай в гражданском и нравственном состоянии». Высшие должности были доступны преимущественно маньчжурам, китайцы занимали в бюрократическом аппарате менее важные посты. Это, как особую черту присущую цинской китайской династии, отмечал и Бичурин.
Говорит Бичурин и об образовании в Китае. В труде «Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение», да и в других, посвященных Китаю, он отмечает высокую образованность правящих и научных кругов китайской элиты, наличие огромной необычной многообразной культурной традиции этой нации. Он так описывает систему китайскую систему образования: при Цинах образование базировалось на конфуцианских сочинениях, в основе правовых взглядов и законов лежали вошедшие в конфуцианство древние патриархальные принципы — подчинение старшим, авторитарный характер власти, почитание старины и традиций. По законам Цинской империи среди десяти тяжелейших преступлений, за которые полагалась смертная казнь без права замены другим видом наказания, числилось отцеубийство.
Вообще изучению китайского судопроизводства Бичурин посвятил очень много времени, так как занимался в частности переводом китайских законодательных документов. Известен перевод с китайского Н.Я.Бичурина, оригиналом которого послужил вариант «Да Цин хуэй-дянь», составленный в 1818 г. и изданный в 1821 г. в 80 цзюанях. Однако этот текст перевода, известный как «Изложение китайского законодательства», также не признан буквальным переводом цинского свода (103,13), так как переводчик опустил материалы, касающиеся деятельности ряда второстепенных ведомств. В любом случае, это перевод представляется наиболее полным, созданным путем выборки и компиляции материалов из соответствующих глав почти без изменения текста. В труде «Изложение китайского законодательства», вошедшем с дополнениями в книгу «Китай в гражданском и нравственном состоянии»[36], представлены важнейшие законодательные акты, определяющие характер и структуру ведущих правительственных учреждений и ведомств Цинской империи, таких как Цензорат (Дучаюань), осуществлявшем контроль за деятельностью чиновников, «Дворцовое управление» (Нэйуфу), «Княжеское правление» (Цзунчжэньфу) и т.д. Н.Я.Бичуриным были переведены и частично откомментированы постановления из следующих уложений: «Уложения Палаты Чинов» (Либу цзэли), «Уложения Палаты Финансов» (Хубу цзэли), «Уложения Палаты Обрядов» (Либу цзэли), «Уложения Палаты Военной» (Бинбу цзэли), «Уложения Палаты Уголовной» (Синбу цзэли) и «Уложения Палаты по делам зависимых территорий» (Лифаньюань цзэли). «Лифаньюань цзэли» (Уложение китайской палаты внешних сношений) - основной свод законов, изданный в империи Цин для управления окраинными вассальными владениями, публиковался на трех языках: маньчжурском, монгольском и китайском. «Уложение» содержало нормы гражданского и уголовного права, устанавливало административную систему, порядок налогообложения, земельные отношения, определяло статус ламаистского духовенства и т.д.
Бичурин так описывает внутреннее устройство палат Китая[37]: при династии Цин в ведении Палаты финансов находились сбор государственных налогов, горное, соляное и монетное производство, к ее же ведению относились гражданские дела всякого рода, проверка государственных приходов и расходов и списки народонаселения; по порядку старшинства Палата финансов занимала пятое место. Перед ней числились: Княжеское правление, Государственный кабинет, Военный комитет, Палата чинов. После нее следовали: Палата обрядов, Военная палата, Уголовная палата, Строительная палата, Приказ военных сношений и т.д. Шесть первых палат по сути были министерствами, заведующими различными ветвями государственного управления. Каждая палата состояла из присутствия, канцелярии и нескольких отделений. В каждой палате присутствовали по два президента и четыре советника; одна половина членов из маньчжуров, другая из китайцев. В канцеляриях занимались переписью бумаги по присутствию, а в отделениях — исправлением дел.