Можно говорить, что англосаксонское общество разбивается на две социальные группы: глафордов (лордов) и их людей. Возлагая на глафордов ответственность перед государством за находившихся под их частной властью людей, государственная власть предоставляет им известные материальные выгоды, вознаграждение их за несение этой натуральной государственной повинности: глафорды получали в свою пользу часть судебных доходов в виде штрафов и иных поступлений, которые они делили с общегосударственными учреждениями, с судебными собраниями.[65]
Вилланы, бордарии и коттарии – это основная масса англосаксонского крестьянства, уже и до завоевания в значительной мере утратившая свою самостоятельность и попавшая в крепость к глафордам, в пользу которых она уже отдавала часть продуктов своего труда и обрабатывала их земли.[66]
Разница между вилланами, с одной стороны, и бордариями, коттариями – с другой, чисто количественная, так сказать, и экономическая: и те, и другие – уже люди полусвободные, вилланы. Они только сидят на разной величины участках и сообразно этому несут количественно различные повинности своему сеньору: вилланы сидят обыкновенно на общинном наделе и являются самостоятельными хозяевами и полноправными членами общины и обрабатывают с помощью своего скота и господскую запашку. Бордарии же, коттарии – обыкновенно совершенно мелкие люди, владевшие клочками земли, огородами и едва ли имевшие скот.[67]
Хотя большинство крестьян этой группы являлось крепостными, некоторых из них относили в разряд свободных. Многие из них, владевшие каким-нибудь ремеслом, не работали на домене лорда, а платили оброки продуктами своего производства — холстами, кузнечными или столярными изделиями. Такая повинность считалась менее рабской, и не без оснований, поскольку ремесленники работали самостоятельно, а не под надзором должностных лиц манора.[68]
Вилланы, держатели наделов в общинных полях размером в 6 га и в 12 га, были основой всей жизни манора. После нормандского завоевания их повинности были точно определены и, как правило, увеличены. Эти повинности были двух родов: барщина и помочи. Барщина выполнялась в течение определенного количества дней каждую неделю обычно в течение трех дней.
Вторая повинность была наиболее тягостной, и от нее труднее всего было освободиться, исполнять ее приходилось в наиболее страдную пору уборки урожая или стрижки овец, когда труд его был особенно дорог и в господском поместье и на своей земле. Ясно, что при таких тяжелых повинностях виллана основную часть работ в его собственном хозяйстве должны были выполнять члены его семьи.[69]
Между вилланами и коттариями существовала, тесная связь. Нередко наделами котариев владели члены семей вилланов, у которых не было своей доли в общинных полях; для вилланов наделы котариев служили как бы земельным резервом в том случае, если они по какой-либо причине пустовали. С течением времени закон все чаще объединяет эти две группы под одним общим именем вилланов или сервов.[70]
Рабы во времена составления «Книги страшного суда» были уже быстро исчезающей группой. В основном это были домашние слуги или пастухи и пахари на господской земле. Лорды уже в то время находили, что выгоднее нанимать своих личных слуг, а господскую пашню обрабатывать подневольным трудом сервов. Приблизительно около 1200 г. рабы исчезли — они были поглощены вышестоящими группами вилланов и коттариев.[71]
Норманы ввели в Англии кодекс писаного сурового феодального права, явившегося отражением усилившейся эксплуатации земледельцев и стремления слить всех земледельцев в одной группе сервов, «не владеющих ничем, кроме своего брюха», как тогда говорилось, и не защищенных никакими законами от произвола лорда манора, кроме предписания о том, что из нельзя было убить или изувечить без подобающего суда. Это было прогрессом в положении раба, но для остальной части населения это означало шаг назад; это время — свидетель дальнейшего усиления тягот существования и общей нищеты.
Все ухищрения законников, были, направлены на дальнейшее увеличение повинностей, и вилланы не только несли суровую барщину, но и подвергались всякого рода притеснениям. Сельская мельница, например, принадлежала лорду, и все зерно для помола должно было свозиться туда. Это создавало такую благодатную почву для злоупотреблений, что во всей народной литературе средневековья не найти ни одного мельника, который не был бы мошенником. Далее, точно так же как король объявил себя собственником всех лесов страны, лорды маноров присвоили себе исключительное право пользования деревенскими пустошами. Когда это право строго проводилось в жизнь, вилланы лишались возможности доставать торф и рубить дрова, им негде стало пасти свиней.[72]
Таково было официально признанное положение вещей, а лорды и их законники стремились провести его повсюду. На практике, впрочем, закон несколько смягчался обычаем, и по большей части в нормальном маноре крепостной был в относительной безопасности.[73] «Вильгельм-король Вильгельму-епископу … и всем лондонским горожанам, франкам и англам дружеский привет. Желаю, чтобы вы пользовались всеми законами времени короля Эдуарда, о чем и довожу до вашего сведения. И желаю, чтобы каждый сын был наследником своего отца после его смерти. И не потерплю, чтобы кто-то наносил вам обиду …».[74]
Социальные группы, учтенные в переписи, распределялись по различным частям страны неравномерно. Рабы были особенно многочисленны на Юго-западе: в Глостершире их процент в общем населении доходил до 24, в Корнуэлле и Гемпшире составил 21, Шропшире – 17. В Линкольне, Йоркшире и Хантингтоне они не упоминаются вовсе, очень мало их было в Восточной Англии и восточных центральных графствах. Бордарии и коттарии распределялись более равномерно, только немногие графства имели более 40 и менее 20 % этой группы населения. Вилланы также размещались по стране равномерно, менее распространены они были только в Восточной Англии и Линкольне, где было много свободных, и в Эссексе и Гемпшире, где особенно многочисленны были бодарии и коттарии. Свободные встречались только на Востоке и в восточных центральных графствах. В Линкольне на них падает 45 % всего населения, Суффолке – 40 % и Норфолке – 32 %.[75]
Таким образом, можно с уверенностью говорить, что нормандское завоевание только косвенно повлияло на социальную структуру Англии в XI – XII вв. Социальная структура характеризировалась наличием лордов, или глафордов, и зависимых от них людей – вилланов и коттариев. Но стоит отметить, что по данным «Книги Страшного суда» из социальной среды в рассматриваемый период исчезают рабы, характерно, что на востоке Англии этот процесс проходил быстрее, чем на западе страны. Итак, по своей социальной структуре Англия в XI – XII вв. оставалась феодальным государством.
Кроме всего, если говорить об экономическом развитии страны, то не стоит забывать, что города становятся – центрами развития торговли и ремесла. И нормандское завоевание не столь затормозило, как скорее активизировало развитие английской экономики; стимулировало создание цеховой системы и ремесленных городов-центров; способствовало быстрому возникновению и развитию широких торговых связей не только внутри страны, но и со странами Европы и Востока.
Глава 3. Повседневная жизнь жителей английских средневековых городов в XI – XII вв.
3.1 Быт городского населения английского города в XI – XII вв.
Быт и повседневная жизнь были нераздельно связаны с ремесленной и торговой жизнью городского жителя. Как правило, вся жизнь городского обывателя проходила в жилище, что являлось и домом, и местом работы.
Интерьер жилища лорда можно охарактеризовать тремя чертами: простота, скромность убранства, малое количество мебели. Здание английского городского дома могло иметь план удлиненного прямоугольника. Главная комната занимала весь второй этаж, сообщение с внешним миром обеспечивало каменное крыльцо, а с часовней и другими жилыми помещениями (находившимся на том же или верхнем этаже) – многочисленные коридоры. Первый этаж освещался плохо, он служил кладовой или местом размещения воинов.[76]
Главный зал был высоким (от 7 до 12 метров) и просторным (от 50 до 150 метров), но он всегда оставался одной комнатой. Иногда его разделяли на несколько помещений какими-нибудь драпировками, но всегда лишь на время и в силу определенных обстоятельств. Отделенные таким манером трапециевидные оконные проемы и глубокие ниши в стене служили маленькими гостиными. Большие окна, скорее высокие, нежели широкие, с полукруглым верхом, устраивали в толще стены аналогично башенным бойницам для стрельбы из лука. Перед окнами располагалась каменная скамья, служившая для того, чтобы беседовать или смотреть в окно.[77]
Окна редко стеклили (стекло – дорогостоящий материал, применявшийся в основном для церковных витражей), чаще они закрывались небольшой решеткой из ивового прута или металла или же затягивались проклеенной тканью или промасленным листом пергамента, прибитого к раме. Несмотря на то, что окна были немногочисленными и довольно узкими, они все же пропускали достаточное количество света для освещения зала в летние дни. Вечером или зимой солнечный заменял не только огонь камина, но и смоляные факелы, сальные свечи или масляные лампы, которые прикрепляли к стенам и потолкам. Таким образом, внутреннее освещение всегда оказывалось источником тепла и дыма, однако этого все равно не хватало, чтобы победить сырость – настоящий быт средневекового жилища. Восковые свечи, так же как и стекло, предназначались только для самых богатых домов и церквей.[78]