Так, по данным опроса газеты «Асахи», проведенного в 1983-1984 гг., 80 % респондентов заявили, что «японский народ относится к высшим расам мира»[7]. Казалось бы, что еще надо? Дело же в том, что синдром «высокомерия» одновременно сопровождается чувством «унижения», чувством «зависимости». На эту взаимосвязь уже обращали внимание ученые. Так, один из них, профессор истории и литераторы С. Като, указывая на истоки современного национализма, пишет, что он питается «во-первых, экономическим динамизмом и широко разрекламированным процветанием японского общества, во-вторых, пассивностью во внешней политике и ее привязанностью к линии США»[8]. Но дело, видимо, не только в США. Не так давно неонационалисты пришли в неописуемую ярость, когда Накасонэ дал задний ход после нот протеста КНР в связи с намерением Министерства просвещения пересмотреть японские учебники, в которых агрессия Японии против Китая квалифицировалась бы в виде обыкновенной военной операции.
Слова, принадлежащие Накасонэ «...Сегодня настало время вновь утвердить национальную самобытность» - находят отклик среди немалой части японского населения и в настоящее время. Попытаемся рассмотреть причины, стимулирующие возникновение и поддержку подобных лозунгов в настоящее время.
3. Проявления национализма в период с 2001-2011 гг.: от дипломатии к конфронтации
Большинство экспертов в один голос утверждают, что подъем национализма, формирование чувства законной гордости у японцев вызваны, прежде всего, экономическими успехами японцев.
Это явление в обнаженной форме проявляется и в современной Японии. Националистические круги этой страны объясняют экономические успехи своеобразием японской культуры, традиций, особым мышлением японцев. Не будем гадать, как развивалась бы Япония после войны, если бы не была осуществлена демократизация по западным образцам, если бы она не получила долларовые вливания в экономику и если бы не имела возможности использовать западные «мысли» в виде лицензий и т. д. Главное, несмотря на эту послевоенную «вестернизацию», Япония сохранила свою самобытность, и прежде всего благодаря ей, как утверждают националисты, японское общество добилось процветания. В западных же цивилизациях острые экономические кризисы сопровождаются такими негативными явлениями, как наркомания, проституция, рост преступности. Особенно это относится к США.
СМИ, обнажая пороки американского общества и не жалея для этого черных красок, довольно умело стимулируют антиамериканские настроения у японского населения, вызывая чувство раздражения поведением «нахальных янки» в их стране. В 80-е годы подобные настроения ощущали на себе не только американцы, но и европейцы, не говоря уже о высокомерии, которое испытывали на себе представители азиатских народов из стран ЮВА.
Согласно заметке в «Foreign Affairs», поворотным моментом в эволюции коллективного сознания японцев стал день 18 декабря 2001 года, когда японский военный корабль произвёл обстрел иностранного судна, незаконно зашедшего в её территориальные воды. «Ещё за десять лет до того не могло идти и речи о том, чтобы японские военные силы приняли столь жёсткие меры в отношении нарушителей государственной границы, поскольку это вызвало бы взрыв негодования в обществе, и возмущению по поводу нарушения Основного закона, который строго регламентирует использование военной силы, не было бы предела»[9].
Напомним, что ныне действующая Конституция Японии была призвана не только установить в стране стабильный политический режим, который гарантировал бы социальную гармонию и невозможность возрождения милитаристских настроений, но и лишить потенциальных сторонников экспансионистской внешней политики тех идеологических зацепок, которые когда-то уже были использованы радикально настроенными военными для обоснования своих притязаний на чужие территории и региональную гегемонию.
Речь идёт, прежде всего, о главенствующей роли императора в общественной и политической жизни Японии. В ходе исторической эволюции японской политической системы отношения между институтом императорской власти и правящей элитой приобрели весьма необычный характер. На протяжении целых столетий император не обладал реальной властью, однако тезис о его божественном происхождении, как и о том, что он есть воплощение самой японской национальной идеи, использовался правящей верхушкой для обоснования в глазах населения правомочности своих политических проектов. Подобная ситуация имела место в годы ВМВ, когда гражданам предлагалась для интеллектуального усвоения теоретическая модель, в соответствии с которой император являлся неким живым обоснованием всего происходившего.
Американские политики прекрасно понимали эту характерную особенность традиционной японской системы властных отношений. Возможно, именно поэтому они придавали столь большое значение пересмотру системы взаимодействия института императорской власти и общественности. После определённых колебаний император Хирохито согласился отречься от идеи о своём божественном происхождении, и таким образом лишил будущих сторонников экспансионистской внешней политики возможности обосновать свои агрессивные действия именем императорской власти.
Послевоенная политическая система Японии существовала в полной гармонии с общественным мнением на протяжении всего периода «холодной войны». Однако с распадом СССР, который ознаменовал начало всемирного торжества западного либерализма, ситуация резко изменилась: исчезло чувство безопасности, которое присутствовало в японском обществе на протяжении целых десятилетий благодаря тесному военно-политическому сотрудничеству с США, а на смену ему пришло чувство уязвимости, избавиться от которого казалось невозможным без наращивания собственного военного потенциала и продолжительных поисков нового самоопределения на региональной и мировой политических аренах. К тому же, за те десять лет, которые прошли с момента окончания «холодной войны» до взрыва националистических настроений в японском обществе, сформировалось новое поколение японской молодёжи, которому претят реалии «холодной войны», и не совсем понятно, почему их страна не имеет права на собственную полновесную армию. Подобные настроения в конечном итоге стали причиной прихода к власти националистически настроенного политика Дзюнъитиро Коидзуми, заявившего о себе как «ястреб».
Представляя собой новый формат политического деятеля, в котором гораздо больше западных, нежели традиционно восточных черт, Коидзуми отказался от многих не писаных правил поведения публичного человека, которым следовали его предшественники, отдавая в своих выступлениях предпочтение ясным и недвусмысленным формулировкам. В частности, в своих программных выступлениях Коидзуми наряду с развитием партнёрских отношений с КНР и Россией, мирным урегулированием корейской ядерной проблемы неоднократно делал упор на необходимость укрепления военно-политического союза с США и пересмотра 9-й статьи Конституции, в соответствии с которой Японии запрещено иметь полноценные вооружённые силы. Особо отмечая необходимость переименования Национальных ССО Японии в Национальную Армию, и выступая за скорое предоставление Японии права участия в коллективной обороне, наряду с приданием стране совершенно нового международного статуса, премьер-министр приобрел особую популярность среди молодёжи. Таким образом, Коидзуми явился выразителем модернизированной за годы, прошедшие с момента окончания «холодной войны», японской национальной идеи.
Особенно пристальное внимание персоне Премьер-министра стало уделяться после каждого его визита в мемориальный комплекс Ясукуни, построенный в 1869 году в память о японцах, погибших во время гражданской войны, приведшей к Реставрации Мэйдзи. В связи с тем, что спустя некоторое время назначение храма приобрело несколько иной оттенок: он стал местом почитания тех, кто погиб в боях за Японию, без различия национальности и вероисповедания, а после ВМВ стал также местом упокоения военных преступников, казнённых по решению Токийского трибунала (среди осуждённых было всего четырнадцать военных преступников группы «А», в которую входили наиболее яркие лидеры милитаристской Японии. Семь из них впоследствии были казнены, остальные умерли в заключении.), официальные лица Китая и Южной Кореи стали настойчиво призывать руководителей Японии отказаться от посещений комплекса, на что Токио отвечал: во-первых, «комплекс Ясукуни сравним с Арлингтонским кладбищем и, поскольку неэтично призывать лидеров США не почитать память погибших в ходе Второй Мировой войны американских солдат посредством посещений оного, столь же неэтично призывать японцев отказаться от почитания своих национальных героев»[10]; во-вторых, «невыполнимы требования относительно переноса праха военных преступников, захороненных в Ясукуни, в иное место, поскольку национальная доктрина синто запрещает перезахоронение единожды обретших покой. А если по каким-либо экстренным причинам оное всё же необходимо, то перезахоронить необходимо прах всех покойных, на что никогда не согласятся ни их семьи, ни духовные власти»[11]; в-третьих, призывы тех же китайских чиновников оказать давление на духовные власти Японии с тем, чтобы они согласились на перезахоронение праха военных преступников, также несостоятельны, поскольку «в Японии церковь отделена от государства, и официальный Токио не может оказывать давление на духовенство»[12].