В чём же состоит его научная метода?
Предваряя Бекона и Декарта, Леонардо да Винчи проповедует опыт – как исходную точку естествознания, математическую формулу – как заключительную стадию. «Мудрость есть дочь опыта. Опыт – общая мать наук и искусств. Опыт – посредник между творческой природой и людьми. И хотя природа начинает с рассуждения (причины) и кончает опытом, нам надо действовать наоборот, то есть начинать с опыта и от него идти к рассуждению причины. При исследовании задач естествознания, я прежде всего делаю некоторые опыты, ибо моё намерение – поставить задачу на основании опыта и затем доказать, почему тела принуждены действовать указанным образом»[7].
«Один опыт, чистый эмпиризм – недостаточен: опыт должен опираться на размышление. Всегда практика должна опираться на хорошую теорию»[8].
Выражением теории и служит математическая обработка предмета. «Никакое человеческое исследование не может назваться настоящим знанием, если не прошло через математические доказательства»[9]: мысль, почти буквально повторённая Кантом.
Индукция – как метод, дедуктивная математическая форма – как идеал науки, такова, выражаясь на современном языке, программа Леонарда. «Эти кратки рассуждения о методе – замечает Дюринг – гораздо более попадает в цель, чем всё то, что позднейшие философы, в особенности же Бекон Веруламский, могли изложить в обширных сочинениях»[10].
Факторы возрождения искусств и литературы в настоящее время уже совершенно выяснены; в такой же степени бесспорно и то, что и науки ожили, благодаря новой методе, требующей, чтобы для познания мироздания воплощалось сама природа. В наше время Леонардо признаётся одними – предтечей, другими – основателем, третьими – даже творцом этого метода. Однако, из его собственных многочисленных замечаний по этому предмету видно, что сам он не относится к новому методу, а считал, что он только снова вызвал к жизни принципы давно уже известные, но либо не применимые на практике, либо забытые. В самом деле, мысль о необходимости изучения природы для объяснения явления и выяснения законов, которые им управляют, вытекает из физики не только Аристотеля, но и Демокрита. В самом деле, философы Александрийской школы, были главным образом учёными, критиками, биографами, собирателями и издателями книг, и если они занимались исследованиями экспериментального характера, то всё же не отдавали себе отчёта в плодотворности этого метода. В древности, вообще, дух научного наблюдения был слишком слаб, и не было обыкновения посвящать себя этим исследованиям с тем напряжением, которое в области искусства обеспечило за ней титул классический.
Таким образом, даже если научная ценность опыта и не была ещё понятна, если он не имел ещё той строгой точности, без которой он не в состоянии содействовать прогрессу науки, некоторая традиция по отношению к опыту всё же уже существовала; но почва для развития этого зёрнышка было до такой степени неблагоприятна, что даже исследование Архимеда в области физики остались неизвестны комментаторам Аристотеля и прочем философам.
Единственные признаки научного опыта мы находим только в лабораториях алхимиков, стремившихся либо прийти на помощь медицине, либо найти пресловутый философский камень.
Внимательное и добросовестное изучения явления, и интуитивное постижение законов, сводящих их многообразие к немногим общим принципам, представляет собой основу и в тоже время характернейшую особенность всех трудов Леонардо.
Надо не только «видеть», но надо по его собственным словам, «уметь видеть со строгим упорством»[11]. Этой способностью «уметь видеть» Леонардо обладал в высочайшей степени, а об его неутомимом трудолюбии, внимательности и упорстве свидетельствуют все его поступки. «Мы прекрасно знаем»[12], пишет он, «что зрение отличается необычной быстротой; оно в одном пункте видит множество форм, но разбирает и понимает только одну из них зараз. Возьмём пример: ты, читатель, одним взглядом на эту бумагу видишь, что она полна букв, но ты не узнаёшь в это мгновение какие это буквы, и, чтобы узнать это, тебе придётся разбирать слово за словом и строку за строкой. Таким же образом, если пожелаешь подняться на какое-нибудь здание, то тебе придётся подниматься со ступени на ступень. И я тебе говорю, что, если пожелаешь получить верное представление о формах природы, то тебе придётся начать с их отдельных частей, и не переходить ко второй, если ты предварительно не усвоил вполне сущность первой; если же ты поступишь иначе, то только напрасно потратишь время и сильно затянешь свою работу. Помни, что прилежание приходит к цели скорее, чем быстрота»[13]. «Нетерпеливость», говорит он, «мать глупости, всегда хвалит краткость»; поэтому, для того что бы правильно судить о своих работах, надо после долгого интервала пересматривать их, помня, что «исследование одного и того же предмета, по прошествии долгого промежутка времени, приводит к более правильному заключению, и даёт возможность открывать свои ошибки»[14].
Однако, несмотря на толкования разума, всё же одного наблюдения недостаточно, так как он даёт возможность изучать явление только в тот момент, когда природа пожелает произвести их для нас. Надо ещё, приспособляя результаты к причинам и причины к результатам, заставить её повторить эти явления по нашему желанию и при более благоприятных условиях. Это и есть тот опыт, который Леонардо провозглашает отцом мудрости.
«Мудрость – посредница между изобретательной природой и человеческим родом», пишет он, «учит нас только тому, что человеческий разум заставляет её говорить, люди напрасно сетуют на опыт, говоря, что он вводит нас в заблуждение. Оставьте опыт в покое и обратите свои сетования на своё собственное невежество, благодаря которому вы неразумно требуете, чтобы он дал вам то, что он не в состоянии дать. Кто требует, чтобы опыт дал то, чего он дать не может, тот удаляется от разума. Опыт никогда не ошибается, но ошибается наш разум, когда ждёт от опыта таких результатов, какие не вызываются данным опытом»[15].
Леонардо старательно заботится о том, чтобы принципы, на которые он опирается, соответствовали данным природы, и совершенно не заботится о том, соответствуют ли или не соответствуют они мнению читателей.
В винчевских писаниях мы не найдём изложения его метода, который является в одно и тоже время экспериментальным и дедуктивным, и хотя, по самой природе своего дарования, он не мог бы сознательно подчинятся определённому методу, тем не менее в его писаниях мы всюду видим единый метод. Он заключается в наблюдении явлений, в их искусственном воспроизведении, в опытах, при видоизмененных условиях, в выяснении их отношения к другим явлениям, в подведении их под определённую меру, в формулировки закона; таким образом, он индуктивно выводил принцип, дедуктивно подтверждая его всеми вытекающими из него выводами. Он нигде не пытается изложить этот метод, но ясно понимает его. Леонардо не говорит, каков он и каким он должен быть, но всегда применяет его на деле, неизменно руководствуется им в своих неустанных и бескорыстных исканиях.
Но если, с одной стороны, практическая работа должна быть основана на данных науки, то с другой стороны, по его мнению, наука остаётся бесплодной, если она не имеет практического применения. «Сперва изучай науку», говорит он, «а затем на практике следуй указаниям, данным тебе наукой»[16].
Мысль Леонардо, совершенна и абсолютно свободна и не считается ни с какими теологическими и догматическими соображениями. Чтобы вполне оценить эту сторону его характера, надо помнить, что в его время, если с одной стороны, многие после удара, нанесённого христианству возрождением античности, относились к религиозным вопросам, либо равнодушно, либо скептически, то с другой стороны назревала реформация. Даже если брошенное в него обвинение в безверии и не имело оснований, всё же религиозные идеи никогда не останавливали его, не являлись помехой его смелых выводов в области философии природы.
Нет никакого сомнения в том, что он не без, свойственной ему, глубокой и едкой иронии сказал, что следует оставлять в покое «увенчанные бумаги» (имея в виду не только священные писания, но и труды Святых отцов и пап, вообще все книге, которые церковь провозгласила священными и неприкосновенными).
Мыслить свободно, означает не ставить произвольных границ разуму, не говорить ему: ты не придёшь к такому-то выводу, так как он противоречит принципу, который ты должен признать, хотя он и не исходит из тех источников, которые одни только и ведут к познанию тайн природы. Леонардо да Винчи был совершенно свободным мыслителем, не в том материалистическом смысле, которое придаётся этому выражению в настоящее время, а в смысле мыслителя современного независимого, не знавшего и не признававшего в области изучения природы никаких пут и никаких ограничений. Таковы были те задачи, принципы, таковы были те высокие и свободные стремления, с которыми Леонардо, вооружившись с головы до ног, приступал к своим славным завоеваниям в области наук в тот самый момент, когда Италия отправляла ещё одного из своих славных сынов на открытие и завоевание Нового Света.
4. Проблема научного метода в творчестве Леонардо да Винчи.
Леонардо да Винчи является одним из величайших деятелей эпохиВозрождения, а также - всей истории человечества. Широко известны достижения в области изобразительного искусства, инженерно-технические разработки, открытия в естествознании. Однако помимо всего этого, Леонардо да Винчивнес значительный вклад в осмысление общих принципов научного познания. Его философские идеи могут эффективно использоваться в рамках современной методологии научного знания, приобретают особую актуальность в свете тех дискуссий, которые ведутся в начале нового тысячелетия.