Смекни!
smekni.com

Специфика советской пропаганды времен ВОВ (стр. 4 из 5)

Небольшого дополнительного приспособления было достаточно, чтобы слушать радиопередачи противника на большей части территории СССР даже при помощи маломощного «народного приемника». Радио позволило объединять в определенное и самое короткое время миллионы людей в один, напряженно слушающий коллектив. Как показал опыт, психологически наиболее действенной была та форма, в которой передавались особо важные сообщения (перед началом передачи оркестр фанфаристов из 100 человек исполнял определенную мелодию). Такое оформление заставляло прислушаться к голосу диктора даже тех, кто не проявлял к этому никакого интереса и кто полностью отвергал всякую пропаганду, в какой бы форме она ни распространялась. Сильно театрализованная передача особых сообщений (повторяющиеся позывные с промежутками в несколько минут, прерывание программы маршевой музыкой, паузы и т. п.) стала основной формой всех пропагандистских передач вплоть до самого конца войны. Кроме того, каждый день, начиная с 5 час. 30 мин. утра и до полуночи, радиослушатель регулярно прослушивал передачи последних известий "От советского Информбюро…". Главная передача последних известий начиналась в 20 часов и продолжалась нередко до 20 минут. Практиковались также и регулярные обзоры радиокомментаторов сухопутных сил, военно-морского флота и авиации, а также фронтовые репортажи пропагандистов с передовой линии, с подводных лодок и бомбардировщиков, находящихся в момент передачи над территорией противника. Поскольку эти репортажи были умело организованы и подавались в виде радиомонтажа, они производили очень сильный эффект. Абсолютная централизация и высокий уровень цензуры радиовещания не давали возможности гражданам получить достоверную информацию с фронта [8].


Глава 2. Изображение идеологических противников в 1941 - 1945 гг

пропаганда советский печать война

2.1 Образ врага в советском плакате

Антигерманские образы врага в дореволюционной России почти не были распространены в плакате. Германия длительное время служила для России положительным культурным ориентиром, немецкая культура и немецкий язык были значимы для дореволюционной интеллигенции. В русском лубке в годы Первой мировой войны карикатурно изображались немецкие солдаты, и прежде всего кайзер Вильгельм ΙΙ. Лубочные по стилистике работы Малевича, Лисицкого, Шагала, Маяковского не преследовали агитационные цели и не были направлены на создание наводящих ужас образов врага, противника лишь выставляли на посмешище, он был для зрителя объектом юмора, а не предметом фанатичной ненависти.

Русская изобразительная традиция основывалась на утрировании иронических и карикатурных признаков, что было питательной средой для развития раннего советского плаката. Вскоре после Октябрьской революции в советском плакате сформировался образ врага, обусловленный политическими и идеологическими причинами. Он был полностью направлен против капитализма, против интервенции со стороны Антанты. Если плакаты периода Гражданской войны преследовали цель вызвать чувство ненависти к противнику и поднять боевой дух Красной армии, то это делалось из идеологических соображений, при этом принадлежность врага к определенной национальности или расе не принималась во внимание.

Агитация и пропаганда должны были создавать простую, наглядную знаковую символику, вызывать ненависть и отвращение к "капиталистической эксплуатации" – в этом заключалась главная задача советского агитпропа. С 1930-х годов эта тематика в большей степени переместилась во внешнеполитическую область, в которой начиная с конца 1920-х преобладала теория "двух лагерей", делившая мир на вражеский "агрессивный лагерь капитализма" и мирный, свободный от эксплуатации лагерь" – СССР. В этом биполярном мировоззрении и нашел свое место новый образ врага – "фашизм".

Для советской пропаганды были характерны обострившиеся в 30-е годы противоречия между сталинизмом и фашизмом, которые привели к созданию образа врага под названием "немецкий фашизм", но этот образ оставался в большей степени формальным и неопределенным. С началом же военных событий изменилось и политическое положение вещей: появился настоящий оккупант родной страны. Неудивительно, что большинство советских плакатов военного времени несло в себе идею обороны и защиты. Плакат служил одной, понятной народу и армии, цели – отражению врага, враждебность которого ежедневно подтверждалась в реальной жизни. Создаваемый в этой ситуации образ врага был связан с конкретной действительностью, что позволяло интерпретировать и заострять реальные факты в агитационных целях.

Возникший в 30-е годы образ фашизма занял значительное место в идеологическом противостоянии "капитализм – социализм". Политическое толкование фашизма как "высшей формы" капитализма существенно исказило понимание исторической реальности и нового качества угрозы. "Фашизм" в основном передавался аллегориями смерти, сценами бедствий на фоне марширующих колонн, карикатурным изображением Японии, Германии, Италии. Война в Испании (1936-1939) положила начало формированию приемов изображения фашизма как врага.

Центральным мотивом этого образа стала змея, которая в русской иконографической традиции считается символом несчастья, греха и зла. Применение стандартного символа, который берет начало в религиозной и народно-мифологической области, свидетельствует о том, что специфически германского визуального представления врага не было.

Следующий тип, особенно распространенный в "окнах ТАСС", основывался на стилистике карикатуры и был связан с традициями времен Первой мировой войны: "образ безобразного немца" конкретизировался в личностях Гитлера, Геббельса и Геринга и, как правило, не нес эмоционального компонента "угрозы", скорее наоборот, незначительность фигуры врага выставлялась на посмешище.

Псевдореалистический тип воплотился на плакатах В. Корецкого. Немецкий солдат изображался там реальным человеком, узнаваемым в жизни.

Образы врага в советской плакатной пропаганде были построены на традиционных мотивах начала ХХ века, их можно считать результатом радикализации этих мотивов. Советский образ врага обладал высокой способностью к развитию. Отсутствие националистических элементов и концентрация на идеологических установках давали возможность использовать "народную" тему и после войны. Немец как враг не был злым от рождения. Образ врага в СССР оставался, невзирая на реальный ход войны и нанесенный ею ущерб, умеренным и в конечном итоге не был антинемецким. Начиная с 1943 года в советском плакате все большую роль играло ожидание победы: отражение военных успехов в пропагандистской картине войны скорее противодействовало радикализации образов врага. "Сияющий победитель" 1945 года не особенно нуждался в образе врага. Советский плакат делал ставку на идентификацию с побеждающей стороной, а не на эффект устрашения и усиления агрессивного фанатизма [9].

всего же за годы войны художник выполнил не менее 35 плакатных листов.

2.2 Образ противника в советской пропаганде

В ХХ веке Россия и Германия дважды оказывались в смертельном противостоянии. Многовековой опыт взаимовлияния культур создал ситуацию, когда для формирования образа врага требовались продуманные пропагандистские усилия. Несмотря на существенные отличия в идейном наполнении образа врага в Первой и Второй мировых войнах, он имел единую основу: психологию отношения личности к нравственным ценностям в условиях войны, когда всеми средствами оправдывается убийство человека человеком [10].

Стратегия антифашистской пропаганды в начале 1940-х годов была очень переменчива. Необходимо было постоянно быть начеку и чутко лавировать между антифашистской темой и текущей политикой, которая вскоре может измениться. Смену пропагандистских ориентиров ознаменовали выступления Сталина в мае 1941 года перед выпускниками военных академий и на заседании Военного Совета. Последовали указания на необходимость воспитывать советских людей "в духе активного, боевого, воинственного наступления" [11]. Для выработки милитаристских убеждений требовался ярко окрашенный негативный образ врага и настрой в духе "если завтра в поход".

О том, какое значение имели пропагандистские акценты в понимании смены курсов, свидетельствует такой пример. В марте- апреле 1941 года молодой работник ТАСС Мельников, который блестяще знал немецкий язык, обратил внимание на смену интонации в немецких газетах и радио. Он подал рапорт начальству, в котором отмечались угрожающие ноты в "геббельсовской организации". В условиях мирного договора такая информация могла быть расценена в СССР как провокация и не сразу попала на стол Сталину. Сталин оценил профессионализм Мельникова и, когда потребовалось создать отдел ТАСС по пропаганде в адрес противника, назначил его на руководящую должность [12].

Несмотря на витавший в воздухе "пороховой дух", война грянула как гром среди ясного неба. Война стала народной, она оголила чувства и омыла душу народа. Сталин четко уловил настроение советского народа. Уже первые слова его обращения к народу 3 июля 1941 г.: "Дорогие соотечественники! Братья и сестры!" были подсказаны не марксистско-ленинской идеологией, а скорее церковной проповедью во имя единства верующих и атеистов в борьбе с общим врагом России.

Тема борьбы с захватчиками и ненависти к врагу была подхвачена всем арсеналом пропагандистских и просветительских средств. "Мы должны объединиться в одной воле, в одном чувстве, в одной мысли, - писал 28 июля в "Правде" А. Толстой, - для этого нужна ненависть. Но не такая ненависть, не черная, которая разрушает душу, но светлая, священная ненависть, которая объединяет и возвышает…" [13]. Сильные патриотические чувства породили особую творческую тональность, определили небывалый лиризм военной литературы. Понятия "отечество", "родина", "товарищ" получили иное наполнение – естественное, искреннее. Отныне главным врагом был "немец", "фашист", "гитлеровец".