Следует особо отметить работу А.П. Погожевой "Антропоморфная пластика Триполья", в которой исследовательница провела основательный поэтапный анализ пластики данной культуры, предложила собственную классификацию пластики Триполья. Она, сравнивая трипольскую пластику с искусством Анатолии (памятник Чатал-Гуюк), говорит о значительном сходстве статуэток, отмечает, что вероятно женский образ был преобладающим в раннеземледельческих общинах[76]. Также исследовательница придерживается мнения о том, что идеология земледелия и ее основные образы зародилась на Ближнем Востоке, оттуда земледелия и соответствующие идеи распространились на запад, в Европу, и на восток, в Среднюю Азию, о чем свидетельствуют находки фигурок с близкими иконографическими чертами[77]. При этом данные идеи были трансформированы определенным образом, слились с местными культами. Так, очевидно, что в Европе произошло слияние образа Матери-Прародительницы, активно используемого местным верхнепалеолитическим населением и образом Матери-земли, привнесенный раннеземледельческими культурами энеолита. Вполне вероятно, что это обстоятельство повлекло широкое распространение культа женского образа в Европе, в том числе, на территории, занимаемой культурой Кукутени-Триполье[78].
Сам Дуглас Бали указывает на ряд противоречий, с которыми мы сталкиваемся рассматривая традиционные концепции[79]. Эти противоречия, парадоксы взятые по отдельности, делают статуэтку более ярким проявлением материальной культуры; все вместе они преобразуют фигурку в перцепционно взрывчатый объект. Из этого можно сделать вывод о том, что ключ к пониманию значения и роли антропоморфных статуэток надо искать в этих парадоксах.
Парадокс размера.
Через сжатие и дистилляцию какой-либо малый объект становится более крупным. Малое стимулирует больший поток мыслей. Что еще более важно, сокращение размера увеличивает уровень значимости данного объекта.
Парадокс многомерности масштабов.
Этот парадокс заключается в трехмерности статуэток. Я держу миниатюру в руке, и моя рука не находится в пропорции к ней; моя рука, фактически, мое тело, становится фоном к другому такому же реальному масштабу. Играя с масштабом, особенно соизмеряя его с реальным человеческим телом, миниатюрные объекты нарушают наше представление о масштабе и разрушают нашу веру в то, что есть только один рациональный масштаб[80].
Парадокс множественности миров.
Существуют альтернативные миры, относительно того, в котором мы проживаем, и эти миры могут быть доступны нам через манипуляции с данными фигурками. Трудность заключается в воплощении этих потустронних миров через посредство изображений и объектов, с которыми мы знакомы (допустим, человеческое тело, в вымышленной карикатурной форме), но также и реально-конкретные материальные объекты.
Парадокс существования / не существования там.
В одно и тоже время мы хотим быть и внутри и снаружи этого миниатюрного мира, но это невозможно. Так, Майкл Ашкин сравнивает подобные ощущения с наркотическим эффектом.
Парадокс неведомого.
В тоже время как статуэтка являются узнаваемой формой (формой человеческого тела), она также представляет собой и нечто совсем отличное, жуткое и странное[81]. Миниатюра затрагивает какой-либо знакомый объект в натуральную величину, делая представление внешне странным[82]. Возможно в этом скрыт главный парадокс: вещь, представленная в миниатюре не то, что под ней подразумевают. Это изображает какой-либо распознаваемый объект, но при его изготовлении используются несовместимые ассоциации. Знакомое, таким образом, тоже становится отвлеченным[83].
Таким образом, первый вывод который мы можем сделать: ключ к пониманию антропоморфных неолитических статуэток лежит через чувственное и осязаемое восприятие[84]. Интерпретация данных объектов как исключительно культовых является неверной. Можно предположить множество значение. При подобном взгляде становится не важным использовались ли они в качестве игрушек или являлись частью какой-либо ритуальной деятельности, которая вовлекала жриц, алтари, приношения пищи, и ритуальную музыку. В этом смысле у миниатюр в Овчарово нет никакой определенной функции. Мы не должны восстанавливать мысли неолитического человека при изготовлении им миниатюрного горшка или фигурки. Лучше учитывать то обстоятельство, что когда человек неважно является ли он ребенком, взрослым, шаманом или любым другими представителем племени, использует эти объекты, он входит в другой мир, с различным сводом правил и, несомненно, с отличной от существующей концепции реальности и мысли.
Бали отмечает весьма интересную деталь: на более ранних стадиях Кукутени / Триполья, когда господствует, во-первых, приверженность стилистическим канонам, во-вторых, бинтованный орнамент, покрывающий практически все тело статуэтки, грудь и бедра изображаются гипертрофированно; и наоборот, как только регулярность узоров снижается, появляются более стройные фигурки, на последующих ступенях развития[85].
Статуэтки являлись мощным средством, передававшим формы и особенности неолитической жизни и мышления[86]. Они должны были создать определенную модель, с помощью которой люди видели других и самих себя. Материальное тело заняло ведущее положение в тех нормах, на которых базировалась принадлежность к той или иной группе в VII-IVтыс. до н.э. Они - часть процесса материализации, которая создала границы подобия и различия то, что мы понимаем как личная идентичность[87].
Парадокс изучения фигурок заключается в том, что любая из предложенных версий одновременно является и верной и ложной. У неолитических статуэток есть по крайней мере два вида значения[88]. С одной стороны их можно объяснить с точки зрения особенностей их использования или функций, т.е. причин, по которым они были созданы. Нет никакого основания утверждать, что имело место либо только одна либо какая-либо определенная группа функций. С другой стороны, есть иной знаковый момент, и он может оказаться более существенным для понимания социальной действительности балканского неолита. Это второе значение работает на более глубоком уровне и не имеет никакого отношения к намерениям человека, создавшего, украсившего и разбившего данную статуэтку; оно не рассматривает версии о каких-либо церемониях / играх / молитвах, в которых могла использоваться та или иная фигурка. Не столь важно даже конкретное месторасположение находки: яма, здание, очаг, погребение и т.д. Этот момент заключается в том, что статуэтка несет в себе представление о теле, существовавшем в неолитических сообществах. Независимо от другого поверхностного использования (в качестве изображения божества, игрушки, вотивного предмета, портрета и т.д.) статуэтки передавали специфические представления о человеческих чувствах и внешнем облике. Эти представления имели фундаментальное значение для неолитического мышления.
Следует помнить, что фигурки не отображали какое-либо реальное лицо, не передавали вещь, но все же представляли собой все и являлись основными положениями. Они подвергли сомнению знакомые ориентиры, изменили способы, которыми люди видели мир, создали целый ряд параллельных фактов, и при этом они являются частью людей (возможно, подсознательно).
Тело стало ключом к пониманию тождеств и отношений в мире - это основная функция антропоморфной пластики[89].
Суть подхода Бали, таким образом, выражается в том, чтобы базируясь на материале раскопок попробовать решить какую-либо теоретическую проблему, опираясь на современность. Автор также всецело разделяет концепцию американского исследователя.
Изучив указанные источники, полевые материалы, автор пришел к следующим выводам:
Статуэтки - имели огромное значение для неолитического сообщества, являясь средством, передававшим формы и особенности неолитического мышления. Они должны были создавали определенную модель, с помощью которой люди видели других и самих себя.
В тоже время, было бы ошибкой предполагать наличие только одной функции фигурок, несомненно, что они отвечали целому ряду задач.
Несмотря на появление соседской общины и социальной дифференциации человек осознавал себя исключительно в рамках какого-либо коллектива. Возможно этим объясняются и существование определенных строгих канонов изображения статуэток и их орнаментации, на ранних этапах Кукутени / Триполья. Весьма интересен в этой связи средний этап развития, когда расцветает реалистическая пластика. На фигурках можно четко проследить одежду, прическу, татуировки и т.д. Тем не менее, все эти статуэтки также вписываются в определенные типы и подтипы.
Образ женщины не случайно доминирует в антропоморфной пластике вообще, и в трипольско-кукутенской, в частности. Богиня-мать, женщина-первопредок издавна почиталась в Европе, поскольку именно женщина воспроизводит на свет нового человека, животворящие силы природы производят определенные растения и живых существ, в том числе и, тем самым, обеспечивается извечный круговорот жизни. Вполне допустимо также и предположение об использовании антропоморфных статуэток детьми, в качестве игрушек. Подобные игрушки, возможно, если они имели место, социализировали ребенка, давая ему определенные представления, о том как он должен выглядеть. Подобно тому, как современные игрушки (куклы Барби) закладывают у детей определенный стереотип, относительно того как должны выглядеть мужчина и женщина. Также необходимо учитывать, что фигурка не являла собой копию какого-либо конкретного человека и даже более того, она была проводником в другой параллельный мир, в котором не возраст, пол, социальный статус уже не играли никакой решающей роли.