Все это было прекрасно, но еще слишком отрывочно, неполно. Для придания всему гармонической связи преобразователю необходимо было больше досуга. Война все еще поглощала его я отвлекала его мысли. Он вывел женщину из терема; прекрасно, но куда же ей деваться? Он предполагал, что она вступит “в свет”, как женщины Франции и Англии; но светской жизни не существовало. До 1718 года Петру некогда было подумать об этом затруднении; наконец, мир дал ему несколько свободных минут, и он разрешил вопрос по-своему путем указа. Под названием “ассамблей” предписывалось поочередно устраивать собрания в некоторых частных домах и точным регламентом устанавливалась одежда, времяпровождение и мельчайшие подробности. Петр, не следует забывать, побывал во Франции, и очевидно вдохновлялся и руководился воспоминаниями, оставшимися от французских гостиных, но с добавлениями собственного изобретения. Ассамблеи происходили с четырех часов пополудни до десяти часов вечера. Под страхом штрафа воспрещалось хозяевам встречать гостей, или их провожать. Они должны были довольствоваться оказанием гостеприимства более или менее роскошного: приготовить освещение, напитки, игры. Вообще приглашения не бывали личными: составлялся общий список приглашенных и в день каждого собрания издавался Петербургским полицеймейстером или Московским комендантом. Возбранялись азартные игры; специальный указ 28 июня 1718 года воспрещал карты и кости под страхом кнута. Отдельная комната предназначалась для игроков в шахматы, она же должна была служить курительной комнатой, но в действительности курили повсюду, чему сам Петр подавал пример; кожаные кисеты, наполненные табаком, лежали на всех столах; голландские купцы с трубкой в зубах разгуливали среди щеголей, одетых по последней парижской моде. Танцы занимали первое место среди развлечений на ассамблеях, и так как подданные Петра не умели танцевать, то он сам принялся за обучение их этому искусству. Бергхольц рисует его образцовым учителем: он проделывал па во главе шеренги кавалеров, и те должны были в точности повторять каждое его движение. Это немного напоминало плац-парад, но подобное сходство могло только нравиться государю. Характерная статья регламента указывает место в прихожих для челяди, весьма многочисленной во всех русских домах, воспрещая ей доступ в гостиные. Помимо этого полное равенство: каждый гость имел право пригласить танцевать саму государыню. [5]
Подобно всем нововведениям Петра, вначале и это новшество наткнулось на сильное сопротивление. В особенности в Москве. В 1722 году Петр прибыл туда для празднования Ништадтского мира. Специальным указом была назначена ассамблея, на которую было приказано явиться всем дамам “старше десяти лет”, под угрозой “жестокого наказания”. И все-таки собралось всего семьдесят. В Петербурге в течение трех лет, по-видимому, удалось привить этот обычай. Нам предстоит теперь взвесить его значение. Петр преследовал три главных цели: приобщение русской женщины к совместной общественной жизни, по примеру западных стран, приучение высших классов русского общества к формам обхождения, распространенные в этих странах, наконец, слияние классов и их смешение с иностранными элементами. Последняя цель, - пожалуй, самая важная в его глазах, - не была достигнута, по свидетельству всех современников. Русская дама упорно стремилась выбирать своими кавалерами только соотечественников и повиновалась в этом отношении лишь общему лозунгу. Для достижения двух остальных целей Петру не хватало необходимых качеств. требовавшихся взятой им на себя ролью: ему самому следовало бы быть более светским человеком, менее матросом и плотником. Все подражали его манерам, как его пируэтам. а манеры его не отличались ни особой вежливостью, ни обходительностью, с светской точки зрения. В промежутках между танцами танцующим не о чем было разговаривать друг с другом, они расходились в разные стороны и водворялось упорное молчание. Чтобы лед растаял, государь не придумал ничего лучшего, как танца с фигурами, заставлявшего дам “подставлять губы для поцелуев своим кавалерам”. Вообще этим дамам было не легко добиться сходства со своими парижскими соперницами; правда, они появлялись на ассамблеях в платьях с обручами, но чернили себе зубы!
В Петербурге, как в Париже, двор был призван давать тон обществу, но тон, царивший среди приближенных Петра и Екатерины не напоминал Версаля. На банкете, устроенном в царском дворце по случаю крестин сына Екатерины. за столом мужчин карлица, а за дамским столом карлик вылезли совершенно, голыми из огромного пирога, красовавшегося посередине стола. 24 ноября 1724 года. в день именин государыни, во время обеда их величеств в Сенате, в многочисленном обществе, среди которого находились герцогиня Мекленбургская и царица Прасковья, один из сенаторов взобрался на стол и прошелся от одного конца до другого, в буквальном смысле ступая по блюдам. На всех придворных празднествах важная роль принадлежала шести гвардейским гренадерам, вносившим ушат с небной водкой. сильно сдобренной перцем: деревянной ложкой Петр оделял содержимым всех присутствующих, в том числе и женщин. Мы читаем в депеше Кампредона от 8 декабря 1721 года: “Последнее празднество в честь именин царицы было великолепно по местным нравам: дамы пили очень много”.
Впрочем, у Петра, как известно, не было двора в собственном смысле этого слова.
В обыкновенные праздники, возвращаясь из церкви обедать, Петр шел в сопровождении своих министров и толпы офицеров; но у него стол был накрыт всего на шестнадцать приборов. Все старались опередить друг друга, чтобы занять место за столом, а Петр просто говорил запоздавшим: “Ступайте утешьте жен, пообедав с ними”. Известно также, что во дворце никогда не бывало больших приемов, даже когда у Петра появился, наконец, настоящий дворец. В последнее время почтамт заменил для этого назначения дворец Меншикова. и когда царь собирался там со своим обществом. то получался вид самого низкоразрядного кабака.
Бергхольц заставляет нас присутствовать на банкете, данном там в мае 1721 года по случаю спуска корабля. К половине обеда женщины были пьяны настолько же, как мужчины. К вину была подмешана водка. Старый адмирал Апраксин заливался слезами; князь Меншиков скатился под стол: его жена и сестра старались привести его в чувство. Потом разгорелись споры, раздались пощечины, пришлось разнимать генерала, подравшегося с поручиком. Добавим, что в течение этих оргий, продолжавшихся по шести часов и более, все выходы были накрепко заперты и легко угадать неопрятные последствия такой меры. Полнейшее презрение, выказываемое Петром к вопросам благопристойности и благоприличия, таким образом. получало всенародное подтверждение. В январе 1723 года издан был приказ о трауре при дворе по случаю смерти регента. На первой ассамблее большинство дам появились в цветных платьях. Оправдались тем, что других у них не было. Петр отправил их по ломам, но сейчас вслед за этим, осушив несколько стаканов водки, сам подал сигнал к танцам.
Летом собрания и банкеты переносились в Летний сад и имели вид шумных ярмарок. Запах хлебного вина доносился до соседних улиц. Громкий смех пьяных, крики женщин, которых силой заставляли осушать положенное количество спиртных напитков, шутовское пение шутейших кардиналов, забавляли тысячи зрителей. Танцевали на чистом воздухе, в открытой галерее на берегу Невы. В летних резиденциях в окрестностях Москвы или Петербурга государь и его приближенные давали еще более свободы грубости своих привычек и склонностей. Прочтем следующий рассказ о путешествии в Петергоф, в котором принимал участие дипломатический корпус.
Во многих отношениях Петр в действительности добился только наслоения одной развращенности на другую. Тезис славянофилов здесь отчасти находит себе оправдание. Также относительно внешности он достиг лишь эффекта переряживания, удовлетворявшего его страсти к маскарадам; одетые по французской моде русские остались почти такими же дикарями, как были раньше, сделавшись еще вдобавок смешными. В 1720 году французский монах-капуцин, поселившийся в Москве, так передавал свои впечатления по этому поводу: “Мы начинаем понемногу узнавать дух русского народа. Говорят, что за двадцать лет его Царское Величество произвел среди русских большие перемены; так как ум у них восприимчив, то действительно можно бы еще сделать их похожими на людей, по благодаря упорству, большинство предпочитает оставаться скотами, чем принять образ человеческий. Кроме того, они недоверчиво относятся к иностранцам, плутоваты и ворованы в высшей степени. Правда, наказания ужасны, но этим их не устрашишь. Они способны убить человека за несколько грошей, что делает опасным позднее хождение по улицам”.
Перемена была главным образом внешняя. При каждом более сильном порыве духа или тела, под влиянием вина или гнева, маска спадала. В день торжества въезда Петра в Москву после Персидского похода (в декабре 1722) князь Григорий Долгорукий, сенатор и дипломат, и князь-кесарь (Иван Ромодановский вцепились друг другу в волосы в присутствии многочисленного общества и дрались на кулачках с добрых полчаса, и никому не приходило в голову их разнять. Иностранцев окружали почетом. у за ними ухаживали в присутствии государя; но как только он поворачивался спиной, с них срывали парики. Герцогу Голштинс- кому стоило немалых усилий защитить свою прическу. Понятия о чести, честности, долге настойчиво, энергично проповедуемые Петром - н в том его величайшая заслуга перед историей - с трудом проникали в глубь сознания. скользя по неподатливым душам, как плохо прилаженная одежда. Сам Татищев. отозван- тай с Урала. где Демидов обвинял его во взяточничестве, в свою выставлял довод нравственного мировоззрения.