С. Герберштейн писал и о том, как отмечают праздники московские дворяне: «Именитые мужи чтут праздничные дни тем, то по окончании богослужения устраивают пиршество и пьянство и облекаются в белые нарядные одеяния.”
Самым распространённым развлечением у московских дворян являлась соколиная охота на птиц и охота с гончими собаками на зайцев. «Кроме этих у них мало обыкновенных развлечений, - пишет путешественник ХVII в. Адам Олеарий. - Самыми распространёнными музыкальными инструментами были арфа на четырёх струнах (гусли), цимбалы, волынка и охотничий рожок. Русские находят большое удовольствие глазеть на калек и пьяных. Когда они отправляются к кому-нибудь в гости, то садятся обедать в 10 часов утра и расходятся в час пополудни, чтобы уснуть дома, - зимою ли, летом ли. Что касается нравов этих людей, то в отношениях своих наблюдают они между собой довольно странный обычай. Пришедши куда-нибудь и вступивши в комнату, они не говорят прежде ни слова, но ищут глазами изображение какого ни есть святого, которое всегда имеется в каждом покое. Отыскав оное, они кладут перед ним три поклона, осеняя себя в то же время крёстным знамением и произнося «Господи помилуй!» или же «Мир дому и живущим в нём!» и опять совершают крёстное знамение. Затем уже здороваются с хозяевами и ведут с ними беседу. Господа, находясь дома, обыкновенно сидят и редко занимаются чем-нибудь прохаживаясь».
Большое внимание уделялось одежде. Она должна была быть богатой. По одежде судили о благополучии и месте московского дворянина в социальной иерархии. Основой мужской одежды была сорочка или нижняя рубаха. В костюме знати рубаха была нижней одеждой. Дома дворяне носили горничную рубаху — она всегда была шелковой. Цвета рубах разные: чаще белые, синие и красные.
Поверх рубашки мужчины надевали зипун из домашнего сукна. Поверх зипуна богатые люди надевали кафтан. Поверх кафтана дворяне надевали ферязь, или охабень. Летом поверх кафтана надевали однорядку.
Обычное название для верхней одежды — свита. Она могла быть и распашной (кафтан) и глухой (верхняя рубаха). Свита снабжалась цветной окантовкой по краям рукавов, обычно также по подолу, вороту. По борту кафтана располагалось около 8-12 пуговиц или завязок, с разговорами. Порты заправлялись в сапоги. В верхнюю часть их продевался поясок-гашник (отсюда загашник — сумочка за поясом), шнур или веревка для подвязывания. Штанины, напоминавшие по форме трубы, иначе назывались сопли (отсюда поговорка: «Видно сокола по полёту, добра молодца — по соплям»).
Зимой носили шубы. Знать носила шубы из куницы, соболя, черно-бурки.
Кроме шапок в виде клобуков, носились треухи, мурмолки и горлатные шапки. Треухи — шапки с тремя лопастями — носились мужчинами и женщинами, причем у последних из-под треуха обычно виднелись подзатыльники, унизанные жемчугом. Мурмолки — высокие шапки с плоской, на голове расширявшейся тульёй из бархата или парчи, с меловой лопастью в виде отворотов. Шапки горлатные делались вышиной в локоть, кверху шире, а к голове уже; они обшивались лисьим, куньим или собольим мехом от горла, откуда их название.
Особое внимание среди всех праздников в Московской Руси уделялось свадьбе. Это целый комплекс определенных обрядов, правил и традиций, исходящих из глубины веков. «Бесчестным и позорным считается для молодого человека самому свататься за девушку, - писал С. Герберштейн. - Дело отца - обратиться к юноше с предложением жениться на его дочери. Потом, если родители юноши и изъявляют согласие, они собираются вместе и обсуждают, что отец хочет дать дочери в приданное. Затем, определив приданное, назначают день свадьбы. В качестве приданного чаще всего даются лошади, платье, оружие, скот и т.д. Приглашенные на свадьбу редко приносят деньги, но все же присылают невесте дары, каждый из которых женщина старательно помечает и откладывает».
Однако брак не всегда был таким прочным, как того хотелось. Не всегда мужья были верны жёнам, а жёны - мужьям. Самое большое зло семейной жизни заключалось в грубом, исключительно чувственном отношении полов, которое обусловливало, с одной стороны, легкость семейных нравов, с другой - затворничество женщин.
С Герберштейн рассказывает о нравах, царящих в высших слоях общества: «Прелюбодеянием у них считается тот случай, когда кто-либо имел общение с чужой женой. Любовь между супругами по большей части умеренна, в особенности у мужей именитых и знатных. Это происходит оттого, что они женятся на девушках, которых никогда раньше не видели, а затем, занятые государственной службой вынуждены покидать жён, и в это время пятнают себя позорными связями на стороне. Развод они допускают, однако тщательно скрывают это, ибо знают, что это вопреки вере и уставам».
Иностранцы, побывавшие в Московии, считали московских дворян дикими и невежественными людьми. «Большинство из них произносят самые грубые и неразумные суждения: так астрономию и астрологию они считают волшебными науками. Они никак не думают, чтобы было естественно знать наперед и предсказать затмения Солнца и Луны, равно как движение другой какой-либо планеты. Поэтому, когда по возвращении нашем из Персии в Москве стало известно, что великий князь пригласил и назначил меня своим астрономом, начались толки: «В Москву, де, скоро вернется волшебник, находящийся теперь в голштинском посольстве, который по звездам узнает будущее». Некоторые возымели даже отвращение ко мне, что, вместе с другими причинами, и заставило меня отказаться от предложенной мне должности», - писал А. Олеарий.
В то же время, уже начиная с XVI века, иностранцы отмечают любознательность русских и их стремление к знаниям. Тот же Олеарий писал: «Чтобы учиться, у русских в добрых головах недостатка нет. Между ними встречаются тонкие способные люди, одаренные ясным умом и доброй памятью».
Таким образом, «Домострой» оказывал огромное влияние на быт и нравы московских дворян, однако это влияние зачастую принимало лишь формы внешнего благочестия, в то время как автор «Домостроя» священник Сильвестр хотел, чтобы его произведение способствовало утверждению в семейной жизни истинного милосердия, честности, трудолюбия, взаимоуважения на основе глубокой веры в Бога.
2. Положение и быт женщин в эпоху Домостроя
Наверное, самой интересной и самой любопытной для читателей может быть глава «Домостроя», названная "Похвала мужьям, или Слово о добрых женах". "Если подарит кому-то Бог жену хорошую - дороже камня многоценного, такой жены и при пущей выгоде грех лишиться: наладит мужу своему благополучную жизнь. Доброй женой блажен муж, и число дней его жизни удвоится - добрая жена радует мужа своего и наполнит миром лета его. Жена добрая, трудолюбивая, молчаливая - венец своему мужу, если обрел муж такую жену хорошую - только благо выносит из дома своего“, - пишет Сильверст.
Однако положение женщин в семье при Домострое было нелёгким.
Дочерей отцы держали в строгости. До замужества мужчина должен был быть неизвестен девицам. Матери или няньки обучали девочек шитью и различным домашним занятиям. Чем знатнее был род, тем больше строгости присутствовало в воспитании.
Если в крестьянском быту женщина и находилась под гнетом тяжелых работ, если на нее, как на рабочую лошадь и взваливали все, что было потруднее, то, по крайней мере, не держали взаперти.
“В семьях же знатных девицы, погребенные в своих теремах, не смея показываться на свет, без надежды кого-нибудь полюбить, день и ночь и всегда в молитве пребывали, и лица свои умывали слезами.” Выдавая замуж девушку, не спрашивали о ее желании. Она сама не знала, за кого идет, не видела своего жениха до замужества. Сделавшись женою, она не смела никуда выйти из дома без позволения мужа, даже если шла в церковь, и тогда обязана была спрашиваться. Девушки выходили замуж в то время очень рано, в 13-14 лет.
По законам приличия считалось предосудительным вести разговор с женщиной на улице. В Москве, замечает иностранец А. Олеарий, “никто не унизится, чтоб преклонить колено перед женщиною и воскрутить пред нею фимиам.” Женщине не предоставлялось права свободного знакомства по сердцу и нраву, а дозволялось лишь общение с теми, с кем мужу угодно было позволить; но и тогда ее связывали наставления и замечания: что говорить, о чем умолчать, что спросить, чего не слышать.
Встречалось, что муж приставлял к жене “шпионов” из служанок и холопов, а те, желая угодить хозяину, нередко перетолковывали ему все в другую сторону. Очень часто бывало, что муж по наговору любимого холопа бил свою жену, основываясь только на подозрении. Специально для таких случаев у мужа висела плеть, исключительно для жены, и называлась дураком. За ничтожную вину глава семейства таскал жену за волосы, раздевал донага и сек дураком до крови - это называлось учить жену. Иногда вместо плети использовались розги, и жену секли, как маленького ребенка.
Привыкшие к рабству, которое им суждено было влачить от пеленок и до могилы, русские женщины понятия не имели о возможности иметь другие права, и верили, что они, в самом деле, рождены для того, чтоб мужья их били, и сами побои считались признаком любви. “Кто кого любит, тот того лупит, коли муж не бьет, значит, не любит”, - говорит русская пословица.