Второе, сложившееся в то время направление можно условно назвать «либерально-демократическим» (А.А. Кизеветтер, В.О. Ключевский, В.И. Семевский и др.). Их отношение к реформам Екатерины и к ее внутренней политике было значительно более критичным. Именно для них в первую очередь характерны поиски различий между декларациями и реальными поступками Екатерины, особое внимание, уделяемое крестьянскому вопросу.
Некоторые итоги дореволюционной отечественной историографии изучения Екатерины II были подведены в очерках К. В. Сивкова, В.В. Каллаша, В.Я. Уланова, М.М. Богословского, А.А. Кизеветтера и И.М. Соловьева в IV томе сборника «Три века» (М., 1913). В очерке В.В. Каллаша, в частности, наиболее ярко отразилось утвердившееся к этому времени в историографии представление о разительном контрасте между декларациями, замыслами и представлениями императрицы и реальностью России второй половины XVIII в. Подобное же видение эпохи характерно для лекций и очерка о Екатерине II В.О. Ключевского.
Общие характеристики екатерининского царствования в дорелюционное время были даны также B.C. Иконниковым (конвективно в 1881 г. и развернуто в 1897 г.) и А.С. Лаппо-Данилевским. В центре второй из работ Иконникова в основном процессы, связанные с духовно-нравственным подъемом общества, в чем он прежде всего и видел значение екатерининского времени, и в связи с этим он рассматривает изменения в воспитании, образовании, культуре, уголовном законодательстве. Небольшая по объему работа Иконникова насыщена многочисленными фактами, нередко опускавшимися историками последующего времени. Автор также придерживался мнения о наступлении реакции после Французской революции 1789 г., хотя и отмечал, ссылаясь на пример Австрии, Пруссии и Англии, что это было всеобщим явлением. Хотя развитию русской культуры при Екатерине (как в целом, так и в отдельных ее аспектах), а также изменениям в духовной жизни и общественном сознании посвящено немало работ, то, что Иконников связал значение екатерининского царствования именно с этими явлениями, надолго осталось незамеченным исследователями.
В отличие от Иконникова, Лаппо-Данилевский дал краткую характеристику экономике екатерининской эпохи, в частности развитию земледелия, предпринимательства, внутренней и внешней торговли, банковского дела. Историк отмечал, что «государственная деятельность Екатерины оставила глубокий и во многих отношениях плодотворный след в русской жизни».
Русская дореволюционная историография екатерининских реформ оказала значительное влияние на историографию зарубежную. Интерес к личности Екатерины II, проявившийся, в частности, в издании ее многочисленных, нередко беллетризованных биографий, вылился во второй половине XX в. в весьма многочисленные капитальные исследования, в основном английских, американнских и отчасти немецких историков. Среди них в первую очередь выделяется уже упомянутое 600-страничное исследование профессора Лондонского университета И. де Мадариаги. Царствование Екатерины Мадариага рассматривает как один из наиболее важных периодов истории России, предопределивших ее развитие в последующее время. Что же касается реформ, то исследовательница пришла к выводу, что по существу вся политика императрицы была цельной и не противоречила ее политическим декларациям[4]. Этой точки зрения, с теми или иными оговорками придерживается большинство современных зарубежных историков.
Вместе с тем в зарубежной историографии также можно выделить два несколько отличных направления, появившихся относительно недавно. Одно из них представлено работам Д. Ле Донна, склонного рассматривать всю политическую историю екатерининского времени и, в частности, изменения в системе управления сквозь призму «классовой теории» и борьбы различных семейных кланов и группировок. Второе направление представлено Д. Рриффитсом, в чьих работах делается попытка рассматривать политику Екатерины прежде всего с точки зрения ее собственных представлений и много внимания уделяется реконструкции языка и понятийного аппарата, которым пользовалась сама императрица.
В советской историографии личности Екатерины II и собственно ее реформам внимания уделялось сравнительно немного. Для большинства работ советского времени характерен, во-первых, классовый подход и, во-вторых, рассмотрение екатерининских преобразований в рамках концепции «просвещенного абсолютизма». При этом превалирует достаточно негативная оценка. Со страниц многих работ императрица предстает как убежденная крепостница, проводящая сугубо продворянскую политику, и если и заигрывающая с либеральными идеями, то лишь в первые годы царствования. Особое внимание советские историки уделяли крестьянству и его классовой борьбе, истории Пугачевщины, которая рассматривалась в свете концепции крестьянских войн, городским восстаниям, развитию торговли, мануфактуры, русского города, землевладению. В значительной мере именно с оценкой екатерининского периода русской истории непосредственно связаны прошедшие в советской историографии 1960—1980-х гг. дискуссии о генезисе капитализма, абсолютизме, крестьянских войнах и городских восстаниях. Однако сосредоточенностьна концепции «просвещенного абсолютизма», сугубо социологический подход кассовой борьбы, появление устойчивых историографических штампов типа «дворянская империя» практически исключили из тематики научных исследований личность Екатерины, ее творчество, жизнь екатерининского двора, факты политической истории. Исключение составляют лишь отдельные работы Н.Я. Эйдельмана, О.А. Омельченко, А.M.Гавриловой[5].
Например, О.А. Омельченко склонен соглашаться с Я.К. Гротом, увидевшем «программу будущих царственных деяний» в выписках Екатерины из сочинений Монтескье и ее заметках на книгу Штрубе де Пермонта с критикой Монтескье. Развитие зафиксированных в них идей в «требовательные предначертания к государственной политике» историк обнаружил в «Секретнейшем наставлении» Екатерины князю А.А. Вяземскому 1764 г. Далее Омельченко переходит к анализу Наказа, в котором справедливо видит основной программный документ[6].
Современные исследователи подчеркивают главные успехи правления Екатерины: осуществленные почти во всех сферах жизни огромного государства преобразования не несли в себе ни грана «революционного» начала и в своей основе были направлены на всемирное укрепление абсолютистского государства, дальнейшее упрочнение господствующего положения дворянства, законодательное закрепление неравноправного сословного деления общества, когда «правовой статус всех других сословий был подчинен интересам государства и сохранению господства дворянства»[7].
2. ПРОБЛЕМЫ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ЕКАТЕРИНЫ II В ИСТОРИОГРАФИИ
Во второй половине 1870-х годов вышли из печати XXV- XXIX тома «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьева, содержащие подробную характеристику этого времени, доведенную до 1775 г. и основанную на обширном архивном материале. Внутреннюю политику Екатерины Соловьев рассматривал как продолжение европеизации страны, начатой Петром I. Особо остановился историк на мероприятиях правительства по поощрению торговли и предпринимательства, финансовой, налоговой и сословной политике, развитии культуры. Впервые детально была освещена история и деятельность Уложенной комиссии. Среди привлеченных Соловьевым документальных материалов многие практически не использовались последующими поколениями исследователей.
Первым монографическим исследованием, специально посвященным екатерининскому царствованию, стала книга одного из крупнейших исследователей истории России XVIII в. А.Г. Брикнера «История Екатерины Второй», основанная преимущественно на уже опубликованных к этому времени документах. Детальное освещение в книге получили личность императрицы, ее жизнь до вступления на престол, взаимоотношения с сыном и внуком, подробности жизни двора, внутренняя и внешняя политика. В целом монография Брикнера носит скорее описательный, чем аналитический характер. Собственные оценки историка немногочисленны и лаконичны, развернутая аргументация, как правило, отсутствует. Вместе с тем многие наблюдения Брикнера весьма точны и не потеряли своего значения до сих пор.
В оценке внутренней политики Екатерины II Брикнер исходил изпрочно утвердившегося к его времени представления о несоответствии результатов «всей этой кипучей деятельности» «надежам и намерениям императрицы». Он полагал, что Екатерина плохо знала действительное положение дел в стране, была обманута своим окружением, не представляла реальных трудностей на пути воплощения многих своих замыслов. Впрочем, одновременно историк признавал, что императрица «сколько возможно следила за ходом всех дел, относившихся к народному благосостоянию». Останавливаясь на крестьянском вопросе, Брикнер отмечал усиление крепостничества и допускал, «что на Екатерине лежит некоторая доля ответственности за это ухудшение положения массы народа» хотя «нельзя не сознавать в то же время, что обстоятельства препятствовали проведению реформы». Относительно подробно описав нововведения в области образования и здравоохранения историк практически обошел вниманием такие важнейшие явления, как губернская реформа 1775 г., жалованные грамоты 1785 г и некоторые другие. В работе Брикнера наметилась тенденция к выделению последних лет царствования Екатерины в особый период, связанный со сменой либерального курса во внутренней политике на реакционный под влиянием событий Французской революции.