После объявления Петра наследником русского престола, Король Фридрих II раньше всех подумал о том, что русскому двору вскоре понадобится невеста. Ему нужна была такая принцесса, которую не жаль было бы отправить в варварскую Россию, но которая соблюдала бы его интересы. На Фике выбор пал потому, что он хорошо знал ее мать и был осведомлен о симпатиях Елизаветы к Голштинскому роду. Приглашение приехать в Россию пришло зимою 1744 и 10 января принцесса Фике с матерью тайно, под именем графинь Рейнбек выехали в Россию. С собобыли привезены несколько сорочек, три платья и медный кувшин для умывания.
Венчание состоялось через полтора года, когда невесте было шестнадцать, жениху - семнадцать. Обоим предстояло стать русскими. Первые семь-восемь лет брак был формальным. За эти годы между ними возникло не только отчуждение, но и взаимная неприязнь. Петр, пытаясь скрыть свое унижение за шутовством и бравадой, все больше злился на жену за то, что она знала тайну и была снисходительна к нему. Елизавета забила тревогу и призвала на помощь врачей, которые констатировали целомудренность Екатерины и неспособность ее мужа изменить данное положение. Петр Федорович имел врожденное несовершенство, которое сам считал неизлечимым, но которое возможно было исправить хирургическим путем, называемым у восточных народов обрезанием. Необходимая операция была сделана, что круто изменило его жизнь, но не взаимоотношения супругов. У Екатерины одна за другой следуют две беременности, окончившиеся неудачно, но в третий раз беременность протекает нормально и 20 сентября 1754 года Елизавета получает долгожданного внука. Очень долго общество волновал вопрос о том, кто же истинный отец ребенка - Петр Федорович или Сергей Салтыков, который был в это время любовником Екатерины. Ей не дали возможности стать настоящей матерью для своего сына, его унесли сразу же после рождения и за год показали всего три раза. Даже во время болезни, когда младенец едва не умер от молочницы, ее не допустили к нему.
Не любя ни мужа, ни Елизаветы, Екатерина тем не менее держала себя в отношении их очень хорошо. Она старалась исправлять и покрывать все выходки мужа и не жаловалась на него никому. К Елизавете же онаотносилась почтительно и как бы искала её одобрения. В придворной среде она искала популярности, находя для каждого ласковое слово, стараясь примениться к нравам двора, стараясь казаться чисто русской набожной женщиной. В то время, когда её муж оставался голштинцем и презирал русских, Екатерина желала перестать быть немкой и отказалась после смерти родителей от всяких прав на свой Ангальт-Цербст. Её ум и практическая осмотрительность заставляли окружающих видеть в ней большую силу, предугадывать за ней большое придворное влияние. И действительно, с годами Екатерина заняла при дворе видное положение; её знали с хорошей стороны даже в народной массе. Для всех она стала виднее и симпатичнее своего мужа.
Екатерина была умна и наблюдательна и рано сделала вывод, что если нуждаешься в ком-то, то полезнее замечать не слабые стороны другого человека, чтобы ими воспользоваться, а сильные, чтобы на них опереться. В отличие от «русских барынь» она была трудолюбива, с удовольствием сама себя обслуживала, например, стирала, варила себе кофе, могла растопить камин, любила работать в саду, искусно вышивала, иногда занималась резьбой по слоновой кости. Пока ее муж развлекался дрессированием собачек и разыгрыванием кукольных спектаклей, она изучала историю, географию, экономику, философию, знакомилась с трудами Плутарха, Тацита, Монтескье, Вольтера, Дидро, читала русские летописи и т.д. Читала и писала на немецком, французском и русском, но допускала много ошибок. Екатерина сознавала это и однажды призналась одному из своих секретарей, что «могла учиться русскому только из книг без учителя», так как «тетка Елизавета Петровна сказала моей гофмейстейрше: полно ее учить, она и без того умна».
Императрица просыпалась обычно в шесть часов утра, натирала щеки льдом, пила в кабинете крепкий кофе со сливками и печеньем и садилась до девяти часов за работу. Затем возвращалась в спальню и принимала докладчиков. В будние дни императрица носила простое платье и не надевала драгоценностей. На обед в будни, продолжавшийся около часа, приглашалось человек двенадцать. Любимым блюдом была вареная говядина с солеными огурцами, а в качестве напитка употреблялся смородиновый морс. В последние годы жизни Екатерина выпивала рюмку мадеры или рейнвейна. На десерт предпочтение отдавалось яблокам и вишням. Рабочий день заканчивался в четыре часа и наступало время отдыха. Любимым местом был Эрмитаж, где она любила рассматривать новые коллекции, играть в биллиард. «Приемы в Эрмитаже были большие, средние и малые. На первые приглашалась вся знать и весь дипломатический корпус. Балы сменялись спектаклями. Завсегдатаями малых приемов были только члены императорской фамилии и лица, особенно близкие императрице: не больше двадцати человек. На стенах висели правила: запрещалось вставать перед государыней, даже если бы она подошла к гостю и заговорила бы с ним стоя. Запрещалось быть в мрачном расположении духа, оскорблять друг друга» (граф Хорд). В десять часов Екатерина удалялась во внутренние покои. Ужин подавался только в парадных случаях, но и тогда императрица садилась за стол лишь для виду. Вернувшись к себе, она уходила в спальню, выпивала большой стакан кипяченой воды и ложилась в постель.
Екатерина сознавала, что нравится мужчинам и сама была неравнодушна к их красоте и мужественности. «Я получила от природы великую чувствительность и наружность, если не прекрасную, то во всяком случае привлекательную. Я нравилась с первого раза и не употребляла для этого никакого искусства и прикрас». В первые годы своей женской жизни Екатерина вела себя очень сдержано. Возможно потому, что ее чувственность еще не пробудилась, возможно, ее сковывали моральные принципы, привитые воспитанием. Но так или иначе к тридцати годам женщина в ней начинает властно заявлять о себе. Она уже не может жить без любви, без мужского поклонения и сохранит эту потребность до последнего своего часа. «Человек не властен в своем сердце, он не может по произволу сжимать его в кулак и потом опять давать ему свободу» - оправдывалась она перед собой и перед потомками.
В своей личной жизни Екатерина начинает отстаивать право на свободу после появления на свет своего первенца. Екатерина вовсе не была ветреной или развратной: многие ее связи длились годами. При том, что императрица не была равнодушна к чувственным удовольствиям, духовное общение с близким мужчиной было для нее не менее важным. Первой пробой пера был был Станислав Понятовский. В 1760 она обращает свое внимание на графа Григория Орлова. Позже Екатерина вспоминала: "Орлов всюду следовал за мною ... его страсть ко мне была публична". Эта неординарная личность станет самой долгой и яркой любовью Екатерины. С первых же дней воцарения она открыто признает его своим официальным фаворитом, но, почувствовав вкус высшей власти, он желает для себя большего, он хочет стать ее супругом, встать с ней на одну ступень, чтобы государыня и императрица подчинялась ему как мужу. Она отказывает, но предоставляет Орлову все внешние атрибуты супруга, но только невенчанного.
На счету сорокатрехлетней женщины было лишь два неудачных брака (с Петром III и Григорием Орловым, с которым она была вместе одиннадцать лет, и два увлечения Сергеем Салтыковым и Станиславом Понятовским). Но после сорока трех лет число фаворитов значительно увеличивается.
После смерти Орлова отношение Екатерины к мужчинам меняется. Слишком большое значение придавала она государственным делам, чтобы неурядицы в ее личной жизни мешали этой работе. По своей природе она не могла стать аскетичной и отказаться от радостей жизни, но эту сторону жизни она решила подчинить своим правилам. Она создает институт фаворитизма, в котором молодые красивые мужчины состоят при государыне с одной целью - обеспечить ее комфортное существование, необходимый жизненный тонус, с тем, чтобы императрица могла более плодотворно трудиться на пользу своему государству. За службу молодые люди получали вознаграждение, но должны были подчиняться определенным правилам: они не имели права покидать свои покои во дворце без разрешения императрицы, им запрещалось без ее ведома принимать приглашения, все свое время они должны были посвящать только государыне.
Если фаворит переставал интересовать императрицу, она давала отставку без всяких церемоний. Нового претендента вызывали во дворец и подвергали испытанию на соответствие в выполнении прямых интимных обязанностей фаворита императрицы. Обряд, через который прошли все екатерининские любовники, был передан А. М. Тургеневым: "По осмотре предназначенного в высший сан наложника матушке-государыне лейб-медиком Роджерсоном и по удостоверению представленного годным на службу относительно здоровья препровождали завербованного к Анне Степановне Протасовой на трехнощное испытание. Когда нареченный удовлетворял вполне требованиям Протасовой, она доносила всемилостивейшей государыне о благонадежности испытанного. На другой день после первого свидания с императрицей, новопоставленного наложника вели в приготовленные для него чертоги, где ему докладывали о назначении флигель-адъютантом, подносили мундир с бриллиантовым аграфом и 100 000 рублей карманных денег. Митрополит приезжал к фавориту на другой день для посвящения его и благословлял святой водой.
III. Начало царствования.
Незаконность восшествия на престол Екатерины, как это ни парадоксально, имела свои несомненные плюсы, особенно в первые десятилетия царствования, когда она «должна была тяжким трудом, великими услугами и пожертвованиями…искупать то, что цари законные имеют без труда…эта самая необходимость и была отчасти пружиною великих и блистательных дел ее». Так считал (и не один) Н.И. Греч, выражая мнение образованной части общества. В.О. Ключевский, говоря о программе деятельности Екатерины II, взявшей власть, а не получившей ее по закону, упор также делал на том же моменте: «Власть захваченная всегда имеет характер векселя, по которому ждут уплаты, а по настроению русского общества Екатерине предстояло оправдать разнообразные и несогласные ожидания».1 Вексель, как показало время, был погашен в срок.